Home
Back
In Russian
Contents Scythians
Contents Huns
Contents Scytho-Iranian hypothesis
Sources
Roots
Tamgas
Alphabet
Writing
Language
Genetics
Geography
Archeology
Religion
Coins
Wikipedia
Ogur and Oguz
Scythians
Alans and Ases
Kipchaks
Scythian-Iranian theory
L.Zgusta Zelenchuk Inscription
Alan Dateline
Avar Dateline
Besenyo Dateline
Bulgar Dateline
Huns Dateline
Karluk Dateline
Khazar Dateline
Kimak Dateline
Kipchak Dateline
Kyrgyz Dateline
Sabir Dateline
Seyanto Dateline
Abaev's Table of Contents Abaev's Scythian language Abaev's Scythian Word List Real Scythian Word List Abaev's Zelenchuk Inscription
Георгий Дремин
"Скифо-сарматские" наречия
и "скифский" словарь В.И. Абаева
E-mail: george_d@bk.ru
2006

Links

http://kladina.narod.ru/dremin/dremin.htm,  http://annales.info/skif/small/onomast.htm,
http://leninskoe-zp.io.ua/s123449/skifo-sarmatskie_narechiya_i_skifskiy_slovar

Posting Introduction

Хотя многочисленные ученые критиковали по поводу постулированоле В.И. Абаевым ираноязычие скифов, никто не рессматривал абаевщину так глубоко и методично как Г. Дремин. Г. Дремин рассмотрел методы исследований В.И. Абаева, фундаменталные постулаты, происхождение его лексического материала, временной период его лексического материала, его принцип отбора языкового материала, тип проигнорированного материала, его мотивы в игнорировании основных доказательств. В то же время, Г. Дремин не рассмотрел подробности чисто лингвистических манипуляций, принципиально абсурдную идеею использования ономастикона для "реконструкции" языка, замену и перестановку фонем для притягивания источника к его выводам, использование случайных слов из случайных языков как якобы когнатов выбранных им корней, использование некалиброванных коэфициентов для фиктивной хронологии, и статистическуь вероятность ложных изоглоссов в случайно выбранных языках. V.Abaev решил игнорировать большинство реальных скифских слов, причинявших ему неудобства, они стесняли его фантазию реальными переводами скифского лексикона; они не удовлетворяли его критерий выбора только слов сопоставимых с любыми случайными корнями из его набора множества гипотетических ИЕ родственников. В конце концов, Г. Дремин пришел к тому же выводу, предложеному поколениями критиков: В.И. Абаевская Скифо-Иранская парадигма не что иное, как фальшивка.

Разъяснения и комментарии постинга даны (синим курсивом) и в синих рамках.

Георгий Дремин
"Скифо-сарматские" наречия
и "скифский" словарь В.И. Абаева
Table of Contents
Вступление  
О словаре Абаева  
Природа и принцип отбора лингвистического материала  
Временные рамки привлеченного лингвистического материала  
Имена из городов Боспорского царства  
Имена из Танаиса  
Имена из Ольвии  
Скифский и сарматский – отдельные языки или диалекты?  
Скифская лексика по данным письменных источников  
Сноски  
Приложение А: Словарь “скифских” слов В. И. Абаева  
Приложение Б: Скифская лексика по данным письменных источников  

Вопрос о скифском языке есть вместе с тем и вопрос об этнокультурном составе населения нашей страны в скифскую эпоху.

М.И. Артамонов

Вступление

В первом томе сборника "Основы иранского языкознания", вышедшего в 1979 г., известнейший российский языковед-иранист Василий Иванович Абаев (1899-2001) опубликовал очерк 1, названный им "Скифо-сарматские наречия". Центральное место в очерке занимает "Словарь скифских слов", содержащий более двух сотен лексем, воссозданных Абаевым путем реконструкции на базе сохранившегося "скифо-сарматского" лексического материала. Собственно, очерк написан как своеобразный комментарий к словарю, где автор объяснил, какие методы он использовал при воссоздании лексики исчезнувшего языка и, кроме того, сделал ряд выводов, касающихся фонетики и морфологии скифского языка.

При знакомстве с этой работой В.И. Абаева обращает на себя внимание некоторая непоследовательность в подаче материала. Так, в очерке посвященном "скифо-сарматским наречиям" данное словосочетание встречается только во вводной части сочинения. В основной же части все рассуждения автора касаются скифского языка, и нет ни одного упоминания о скифо-сарматских наречиях. Свой словарь В.И. Абаев назвал скифским, и основные выводы также касаются исключительно скифского языка. Так он пишет: "Наш очерк о некоторых явлениях скифской речи весьма далек от того, чтобы его можно было назвать описанием языка. Он дает не более полное представление о всей системе скифской речи, чем несколько уцелевших обломков могут дать представление о древней статуе. Тем не менее, в каждом разделе нашего очерка – в лексике, фонетике, словообразовании – мы получили некоторую сумму положительных, твердых и бесспорных данных... Эти данные характеризуют скифский язык как иранский язык, обладающий чертами своеобразной и хорошо выраженной индивидуальности". Такое несоответствие названия и содержания подтолкнуло к мысли более основательно разобраться в работе прославленного ираниста и критически осмыслить изложенный в очерке материал.

Всеволод Федорович Миллер (1848-1913), известный российский языковед и этнограф, первым обратил внимание на генетическую связь осетинского языка с теми наречиями, на которых говорили сарматские племена, некогда обитавшие в степях Юга России. Миллер совершил несколько поездок в Осетию, где изучил осетинский язык, записал ряд осетинских сказаний. С помощью приобретенных знаний позже Миллеру удалось объяснить значительную часть негреческих имен из античных эпиграфических надписей Северного Причерноморья. После опубликования в 1887 году серии его работ под названием "Осетинские этюды" многие осознали, что осетинский язык является тем инструментом, с помощью которого могут быть решены многие проблемы исторической лингвистики, связанные с проживанием древних иранских племен на Юге России.

Осетин по национальности, В.И. Абаев, будучи глубоким знатоком родного языка и, кроме того, специалистом в области древних иранских языков, взял эту идею на вооружение и, похоже, что эта идея стала его путеводной звездой на протяжении всей его многотрудной жизни. Одной из центральных тем его работ было тщательное выявление лингвистической связи осетинского языка с языком алан, через них – с сарматскими диалектами, и еще глубже – с языком скифов. Скифо-осетинские параллели стали idee-fixe лингвиста и историка Абаева, его коньком, его страстью. Самым сильным желанием Абаева как ученого было желание обосновать прямую преемственность осетинского и скифского языков. Не случайно, свой очерк Абаев завершает энергичным утверждением: "Из всех известных иранских языков скифский язык ближе всего к осетинскому. Эта близость настолько ярка и отмечена такими чертами преемственности, что скифский и осетинский языки могут рассматриваться как две ступени развития одного и того же языка".

О словаре Абаева

В приложении А воспроизведен перечень "скифских" слов из словаря Абаева. Там же для каждого "скифского" слова приведены слова-основы, которые использовались для реконструкции этого слова. Большую часть слов-основ составляют "иранские" имена, сохранившиеся в эпиграфических надписях, найденных в древних причерноморских городах. В свое время американский лингвист М. Сводеш составил список, состоящий из 207-ми наиболее устойчивых к изменениям слов. В лингвистике этот список используется для определения степени родства различных языков. Число реконструированных Абаевым "скифских" терминов очень близко количеству лексем, включенных Сводешем в свой список. В этой связи любопытно проанализировать, насколько "базовым" оказывается тот круг терминов, которые Абаеву удалось восстановить из исходного "скифо-сарматского" лексического материала. Оказывается, что "Словарь скифских слов" содержит 30% базовых лексем из списка Сводеша. А это значит, что словарь Абаева достаточно полно отражает наиболее устойчивую часть лексики изучаемого этноса и на его основе, в принципе, можно произвести этническую идентификацию носителей реконструированного языка.

The following analysis completely debunks the purported "adequate reflection", statistically "isoglosses" (phonetical resemblances) can be found in any language with 100% or better probability (more than one isogloss in any language). The trick is to start with "basic" candidates of known semantic, and "isoglosses" would turn up in any language. Take Iranian Brata = brother; just the English gives brother, broth, brothel, fart, fort, fert, fret, felt, port, pert, and so on. Any unknown name with unknown etymology containing any of these isoglosses can be interpreted with the same confidence as "brother", "brothel", or "fart".

Этническая принадлежность носителей лексики, восстановленной Абаевым, наиболее однозначно могла бы проявить себя в этнонимах, которыми пользовались для самоидентификации или для обозначения соседних народов. В словаре Абаева обнаруживаются только два подобных этнонима: aryana 'арийский' и as 'асы'. Первый термин свидетельствует о принадлежности носителей абаевской лексики к широкому евроазиатскому кругу арийских племен, а второй термин связывает их с аланами и с племенем роксаланов. Действительно, судя по свидетельству Ибн-Руста, роксаланов по-другому называли рухс-ас, что означало благородные (светлые) асы. Имя асов тесно связано с историей ранних алан, а происхождение асов – со скифо-азиатским или массагетским миром.

The insanity of finding ethnic terms in the epitaph inscriptions is readily apparent: no epitaphs indicate ethnicity  of the deceased in any cemetery of the world, Americans do not state "Here lies an American Joe Doe", French do not do "Frenchman  Joe Doe", and Russians do not do "Slavic or Russian Joe Doe". The  ethnicity may be stated in the name, like Rusnak or Allan, i.e. Joe Rusnak or Joe Allan, which indicates that the unknown ancestors of Joe Rusnak came from Rus or Russia at some past time, bt again they could have been anything like Armenians or Ruses from the lasnd of Rus. The idea of finding names aryana and as in the epitaph inscriptions is as faulty as they come.

Alan in Türkic is "field, steppe", Yantsai in Chinese that they explained as meaning "vast steppe". The Noble or Light is a common pert of the Türkic ethnonyms - Ak , so the name is Ak-Alan, White (Noble, Eastern) Alans, semantically in accordance with  Ibn-Rust; the term describes relative location or social status, not the complexion or blond hair; the Persian naming conventions did not class tribes as White/Black, while in Türkic this naming convention it is a common feature. The anlaut r- may be specific to the Arabic naming with articles: ar-Ak-Alan > Roksalan in foreign transliterations. Ases were a dynastic tribe of the Middle Asia steppe tribes, they were "Alans", but Alans were not "Ases", only a part of them were Ases. A non-idee-fixe "historian" should know these basic facts.

The "Massagetan world" is the world of Masguts, a mighty tribe known from the Armenian sources in the Caucasus, and "Alans are formerly Masguts/Massagets" of the Classical sources.

Ряд терминов в словаре Абаева прямо касается религиозных и идеологических воззрений носителей восстановленной "скифо-сарматской" лексики. К таким терминам можно отнести слова arta 'божество', baga 'бог', od 'душа', spanta 'священный', farna 'небесная благодать', sugda 'чистый, святой'. По поводу слова sugda Абаев заметил, что оно, скорее всего, было принесено из Средней Азии, из области Согдианы. Фасмер производил это слово из др. перс. suxta 'очищенный огнем'. А это свидетельствует о том, что народ, использующий этот термин, входил в круг последователей Зороастра, которые верили в очищение огнем. Как известно, европейские скифы в круг таких последователей не входили.

However, cleansing by fire not noted among the European Scythians was recorded for the Türkic and Mongolian Courts, and that tradition may ascend to the rituals preceding the Zoroaster time. Religious syncretism is known to propagate across religious, ethnic, and linguistic barriers, and be perpetuated for millennia with little understanding of its origins.

Другая важная группа терминов позволяет охарактеризовать социальный строй общества, в котором жили носители абаевской лексики, как переходный от родоплеменного к рабовладельческому. Об этом говорят такие слова как ardar 'господин', pathaka 'вождь', zantu 'племя', cagar 'раб', dar 'владеть', zaranya 'золото', aspaina 'железо'. В словаре Абаева встречается значительное количество терминов, передающих различные степени родства людей. Здесь встречаются такие слова, как pita 'отец', mata 'мать', pu ra 'сын', brata 'брат' nar 'муж', os 'жена'. Это свидетельствует о том, что семья продолжала играть важную роль в изучаемом сообществе.

Following Abaev's method, it is easy to prove that the name Alexander is an innate English word, meaning "smart" (smart alec), "computer geek" (alec program), eloquent (lexis), a Ksanian (Ksan, British Columbia), solar deity (Sun), Australian (from "under" side), and numerous other scholarly assertions.

Обилие в словаре Абаева военных терминов, таких как spada 'войско', bala 'военная дружина', rasma 'отряд', spar 'наступать', xsathra 'доблесть','отвага', skunx 'совершать подвиг', arsti 'копье', karta 'меч', druna 'лук', говорит о том, что употреблявшие эти слова люди очень часто находились в состоянии войны и были поистине народом-войском.

Термины, связанные со скотоводством, в словаре Абаева встречаются гораздо чаще, чем земледельческие термины, что характеризует его "скифо-сарматов" скорее как кочевников-скотоводов, однако им были знакомы и такие понятия как 'пашня', 'просо', 'семя', 'лоза'. "Скифо-сарматы" Абаева занимались разведением таких животных как aspa 'лошадь', gau 'корова', pasu 'овца', kuti 'собака', hara 'осел'. По поводу знакомства "скифо-сарматов" Абаева с ослами уместно вспомнить известный рассказ Геродота о том, какое сильное впечатление производил рев ослов на коней европейских скифов каждый раз, когда скифы пытались атаковать лагерь царя Дария. Этот пример свидетельствует о том, что восстановленная Абаевым лексика имеет большее отношение к миру азиатских, нежели европейских скифов. А вот животные, с которыми "скифо-сарматы" сталкивались во время охоты, встречались как в Европе, так и в Азии: это arsa 'медведь', saka 'олень', varka 'волк', varaza 'кабан'.

Чтобы понять суть метода, который применил Абаев для реконструкции "скифских" слов, рассмотрим несколько примеров. Так, Абаев предположил, что для обозначения божества, олицетворяющего собою свет и правду, скифы употребляли слово arta. В своем предположении исследователь исходил из того, что точно такое же слово использовалось в древнеперсидском языке, где оно имело значение "принадлежащий правде". Кроме того, у осетин слово ard, обозначает клятву или божество, которым клянутся. В качестве доказательства того, что и скифы употребляли слово arta, Абаев приводит несколько имен, известных из эпиграфических и письменных источников. Так, он упоминает имя Αρδαγδακος (КБН №1279) 2, вырезанное на мраморной плите, найденной на развалинах Танаиса. Абаев считает, что это имя включает в себя два слова – ard и agdac. Первое слово является видоизмененным словом arta, а второе слово в согдийском языке означает "завет". Стало быть, ardagdac на "скифо-сарматском" языке может означать: 'тот, кто следует обычаю'. Еще одно имя из Танаиса – Οδιαρδος (КБН №1279), состоящее из двух слов odi и ard, по мнению Абаева, обозначало человека, 'чья душа переполнена светлым божеством'. Кроме того, Абаев, со ссылкой на Феофана Малала, приводит имя византийского полководца аланского происхождения Αρδαβουριος'а, чье имя он с помощью осетинского термина ard-bewræ объясняет как 'наделенный светом и правдой'.

Абаев предположил, что у скифов 'небо' обозначалось словом abra. В своем предположении он исходил из того, что в языке Авесты сохранилось слово awra – 'облако', а в древнеиндийском языке это же слово произносилось как abhra. Кроме того, у осетин есть слово arv со значением 'небо'. В качестве доказательства того, что скифы использовали слово abra, Абаев приводит несколько имен, известных из эпиграфических источников. Так, он приводит имена Αβραγος и Αβροαγος, многократно встречающиеся в надписях Ольвии (IOSPE I 2 №80, 82, 91, 98, 100) 3. Кроме того, на мраморной плите, извлеченной из развалин Танаиса, можно прочесть имя Αβροθεος (КБН №1279).

В качестве третьего примера рассмотрим основания для включения в скифский словарь слова hvar. По предположению Абаева, это слово по-скифски означало "солнце" и он считал, что это слово скифы без изменений позаимствовали из языка, известного по текстам Авесты. Его предположение подкреплялось тем, что у осетин существует похожее слово xor. В доказательство своего предположения Абаев указывает на два имени, неоднократно встречающихся в эпиграфических надписях Танаиса. Первое из этих имен – Χοροαθος или Хороаф (КБН №1245) можно прочесть на мраморной плите, датируемой 220 годом новой эры. Фасмер прочел его как "вестник солнца", опираясь на авестийстийское слово hvar – солнце и осетинское слово vac – вестник. Второе имя – Χοφρασμος или Хофразм (КБН №1245, 1246, 1248, 1250, 1252, 1278, 1279) встречается в надписях Танаиса как минимум семь раз. Абаев прочел его, опираясь на осетинское xor-fazm, как "подобный солнцу".

И, наконец, проанализируем, почему Абаев считал, что в скифском языке слово "отец" произносилось как pita. Он связывал это с тем, что в авестийском языке "отец" – это pitar, а в осетинском – fidœ. Свое предположение об использовании скифами близкой формы он обосновывает ссылкой на имена, которые читаются на эпиграфических памятниках, найденных в разных причерноморских городах. Так он приводит имена Πιδανος (IOSPE I2 №26, 103, НО №85) из надписей города Тирас, Πιδος и Πιδεις (IOSPE I2 №98, 111, 135) из Ольвии, Πιτφαρνακης (КБН №1278), из Танаиса. По поводу происхождения этих имен Фасмер в свое время заключил, что все они являются производными от слов fidœ, fidon, которые в осетинском языке имеют значение "отец", "отцовский".

В приведенных примерах прослеживаются все основные приемы, которые использовал Абаев для воссоздания исчезнувших форм "скифской" лексики. Прежде всего, он исследовал этимологию того или иного исторически засвидетельствованного имени, этнонима или топонима и отбирал для своих реконструкций только такой лингвистический материал, который с достаточной очевидностью выводился из индоиранских основ. Убедившись в "иранском" происхождении слова-основы, Абаев старался найти ему аналог в осетинском языке. Имея перед собой две формы той или иной лексемы – древнюю индоиранскую и современную осетинскую, Абаев фиксировал в своем словаре такую форму, которая, как ему казалось, совпадала с древнейшей скифской формой.

По поводу кавычек в словах "иранский", "ираноязычный" в применении к скифской и сарматской лексике уместно сделать следующее замечание. Согласно устоявшейся традиции, скифов, саков и массагетов, населявших пространство Великой Скифии, считают ираноязычными. Следуя какой-то странной логике, коренных носителей единого праязыка, оставшихся на своей исконной территории, назвали по имени той новой родины, где поселилась отделившаяся часть народа. Можно сослаться на мнение одного из основателей и лидеров евразийского движения П.Н. Савицкого 4: "Необходимо отметить, насколько неудобно, при сложившемся словоупотреблении, называть те или иные степные народы "иранцами", хотя бы эти народы и были этническими родственниками мидян и персов. Или географическому Ирану нужно дать новое имя, или же следует придумать особое обозначение для указанных кочевых народов, например, их можно называть "степными арийцами".

Природа и принцип отбора лингвистического материала

Какова же природа того лингвистического материала, на основе которого была произведена реконструкция "скифской" лексики? Сам Абаев по этому поводу пишет, что "элементы скифо-сарматской лексики обнаруживаются в собственных именах, топонимических и племенных названиях, сохранившихся в многочисленных исторических, географических и эпиграфических источниках".

Действительно, трудами не одного поколения исследователей сохранен колоссальный объем эпиграфических данных, полученных путем прочтения и расшифровки многочисленных надгробных и посвятительных надписей, обнаруженных на городищах греческих причерноморских городов. Значительная часть из этих надписей расшифрована, прочтена и систематизирована. Информацию о них можно найти, например, в /2, 3/ а также в книге "Надписи Ольвии" 5.

В этих надписях упоминается множество имен, которые читаются на надгробьях, в посвятительных надписях, а также в списках граждан, которые древние греки регулярно выбивали на мраморных и известняковых стелах и плитах по самым разным поводам. Благодаря такой их склонности до нас дошло множество имен людей, когда-то живших в этих городах. Конечно, большинство из сохранившихся имен принадлежали эллинам. Но среди них встречаются также и явно негреческие имена. Происхождение негреческих имен может быть самым разным. Известно, что причерноморские города основывались преимущественно греками-ионийцами, жившими на малоазийском побережье. Поэтому вместе с эллинами в понтийские города прибывали также связанные с ними жители малоазиатских стран. Нельзя исключить существование в греческих городах различных инородческих диаспор. Кроме того, развивающиеся колонии активно взаимодействовали с местными причерноморскими племенами, и их представители постепенно инкорпорировались в городское население.

Самой заметной долей из всего объема, отобранного Абаевым материала, оказался список из 284 имен "иранского" происхождения из причерноморских надписей. В общей сложности 87 имен из этого списка происходят из различных городов Боспорского царства, отдельную группу представляют 114 имен, засвидетельствованных в надписях Танаиса, и еще 83 имени принадлежат эпиграфическим памятникам Ольвии. Имена, происходящие из Танаиса, выделены в отдельную группу из-за того, что Танаис, хотя и был основан греками Боспорского царства, но гораздо позже, чем другие боспорские города, да и размещался вдали от Боспора Киммерийского, на противоположном берегу Меотиды. К тому же, варварское окружение Танаиса вследствие его удаленности от Боспора было иным, нежели в окрестностях Пантикапея.

Еще одним источником, из которого Абаев черпал лексический материал для своих реконструкций, были произведения античных историков и писателей. Среди приблизительно сотни слов, позаимствованных из письменных источников, встречаются более полусотни имени царей, вождей и военачальников, около тридцати слов передают наименования племен, населявших скифо-сарматский мир, более двадцати слов сохранили различные географические названия, в том числе наименования рек и водоемов. Среди письменных источников, которыми пользовался Абаев, следует выделить, прежде всего, "Историю" Геродота, из которой было позаимствовано 20 слов, труды Арриана (14 слов), "Географию" Страбона (12 слов).

Naturally, the most important are the words where the ancients provided translation or explanation. V.I. Abayev ignored those words entirely, since they stubbornly contradict his task of creating Scytho-Ossetian paradigm. Abayev was not alone in this dishonest practices, he had a few predecessors and numerous followers. The numbers are, of the 18 words cited in the Assyrian tablets, 17 are still widespread and active in Türkic languages; of the 7 words in Herodotus all 7 are Türkic words; numerous other translated words also belong to the Türkic lexicon. For example, Croucasis = "white with snow" in Pliny 6.XIX is kyraukas in Türkic, with kyrau = "snow"  and kas = "rocky mountain". The records of the Classical sources so directly and unambiguously cite the Türkic lexicon that pundits of the Scytho-Iranian Theory are left no other choice but to ignore the inexplicable evidence.

Любопытно проанализировать, к какому из древних языков "тяготеет" лингвистический материал, взятый Абаевым за основу при реконструкции "скифского" словаря. Всего им было использовано около четырехсот (а именно 397) слов-основ. При этом, около трехсот слов (75% от общего числа) обнаруживают однокоренные слова в авестийском языке. Примерно половина из этих слов находят аналогию только в авестийском языке, и ни в каком другом древнем языке. Для 124 слов-основ (31% от общего числа) указаны древнеперсидские и среднеперсидские корни, причем только 14 слов из этих 124-х слов имеют однокоренные слова исключительно в древне- и среднеперсидских языках, не имея общих корней в древнеиндийском языке или языке Авесты. Число слов, в которых есть древнеиндийские корни, равно 101 или 25% от общего числа слов-основ. Из них 10 слов имеют только древнеиндийские корни и не имеют корней ни в одном из других древних языков. Для подавляющего числа слов-основ (для почти 80%) Абаев смог подобрать однокоренные слова из осетинского языка.

A common overbearing criteria in linguistics is that a word should have cognates at least in in the majority of the subfamilies of a linguistic family to be classed as belonging to the linguistic family. If a word is found only in some subfamilies and not in others, it is classed as a local borrowing from another linguistic family. Thus, for a word to be classed as Indo-European, it has to be in the lexicon of any 5 subfamilies out of the Indo-European 8 extant subfamilies of Hellenic, Indo-Iranian, Italic, Celtic, Germanic, Armenian, Balto-Slavic, and Albanian. Accordingly, none of the hapax words used by  V.I. Abayev in his linguistic explorations can be counted as Indo-European.

The same rule applies to the next hierarchical level, a word should have cognates at least in in the majority of the subfamily subgroup to be classed as belonging to the linguistic subfamily. Again, none of the hapax words used by  V.I. Abayev in his linguistic explorations can be counted as Indo-Iranian. They are local borrowing from another linguistic subfamily. To be classed as Iranian, a word has to be present in both subgroups of the Iranian subfamily, Western Iranian and Eastern Iranian.

As the above analysis shows, even with the unrestrained free-wheeling mode of selection, not too many words of the 397-word Abayev's vocabulary can be classed as Iranian.

Для десятой части всех упомянутых слов-основ Абаев не нашел аналогий ни в одном из древних языков – ни в авестийском, ни в древнеперсидском, ни в древнеиндийском языках. Зато эти слова имеют общие корни со словами современных языков, таких как осетинский, грузинский, армянский, кабардинский, афганский, монгольский, венгерский, немецкий, литовский и русский языки. 26 слов-основ, используемых Абаевым, имеют однокоренные слова только в осетинском языке, не находя опоры ни в одном из древних или современных языков. Еще 19 слов-основ имеют однокоренные слова, как в осетинском, так и в других современных языках.

Видно, что лексический материал, на котором базирует свои построения Абаев, носит достаточно разнородный характер, однако тяготеет, в основном, к языку Авесты. Как известно, Авеста представляет собой собрание священных текстов зороастризма, состоящее из разнородных фрагментов, куда входят литургические гимны, различные эпические сюжеты и религиозные законы. Эти тексты слагались в разное время, наиболее же древняя часть Авесты – "песни", или гаты, по преданию сочинены самим пророком Зороастром. Лингвистический анализ "песен", позволяет отнести время их составления к XII-X вв. до н. э. Авестийский язык принадлежит к иранской подгруппе индоиранской ветви индоевропейских языков. Ученые отмечают близость наиболее древних авестийских текстов древнеиндийскому языку Ригведы. Некоторые специалисты считают, что язык, на котором были сформулированы тексты Авесты, был распространен в Средней Азии и на части территорий современных Ирана и Афганистана.

Принцип отбора лексического материала из доступных Абаеву эпиграфических и литературных источников был крайне прост. Им отбирались только те имена и названия, которые легко поддавались этимологической расшифровке с использованием "иранских" корней. Предшественники Абаева, прилагая усилия к поиску "иранских" следов в Северном Причерноморье, активно изучали негреческие имена, сохранившиеся в эпиграфических надписях из причерноморских городов. Ими было показано, что значительная часть этих негреческих имен достаточно надежно этимологизируются, исходя из "иранских" корней. Именно этот языковой материал и послужил основой для реконструкций Абаева. Производя подобный входной отбор лексического материала, Абаев изначально ограничил себя рамками представлений об исключительно "иранских" корнях скифского языка.

Временные рамки привлеченного лингвистического материала

Как известно, скифская эпоха в Северном Причерноморье длилась всего пять столетий: в VII в. до н. э. скифы впервые заявили о себе на мировой арене, а в III в. до н. э. Великая Скифия уже прекратила свое существование. Абаев, подбирая лексический материал, необходимый ему для реконструкции скифской речи, не ограничился временными рамками собственно скифской истории. Основываясь на том предположении, что язык скифов был близок или даже тождественен тем наречиям, на которых говорили разнообразные племена, получившие обобщающее имя сарматов, начиная со II в. до н. э. последовательными волнами наводнявшими степи Северного Причерноморья, Абаев в круг своего рассмотрения включил также словарный материал, имеющий сарматское и аланское происхождение.

Considering that the total known material on the Sarmats and Alans is next to zero, Abaev did not have to go too far to cover it. Actually, G. Dremin alludes to the time periods that Russian archeologists vaguely call Sarmatian time and Alanian time, not to their non-existent linguistic traces.

Таким образом, в качестве основы для своей лингвистической реконструкции он использовал практически все дошедшие до нашего времени следы тех "иранских" наречий, которые существовали на территории Северного Причерноморья в период с VIII в. до н. э. до V в. н. э. За такой огромный промежуток времени, охвативший почти полторы тысячи лет, скифская эпоха успела смениться сарматской эпохой, сарматская – аланской, готское нашествие сменилось еще более опустошительным гуннским нашествием, и в завершение произошло Великое переселение народов! Ясно, что и скифский язык и пришедшие ему на смену сармато-аланские наречия за такое время должны были претерпеть очень серьезные изменения. Стремление охватить весь доступный материал, имеющий "иранский" характер, привело к тому, что остатки собственно скифского языка были погребены под более значительными следами сарматской и аланской речи.

Имена из городов Боспорского царстваа

Проанализируем, из каких исторических пластов произошли различные группы слов-основ, использованные Абаевым в своей реконструкции. Это можно сделать благодаря тому, что в справочных руководствах /2, 3 и 5/ подавляющее число греческих надписей, содержащих "иранские" имена, снабжены надежной датировкой. Из эпиграфических памятников, найденных на территории городов Боспорского царства, Абаев позаимствовал в общей сложности 87 имен с "иранскими" корнями. Из диаграммы, изображенной на рисунке 1, видно, что основная масса использованных Абаевым "иранских" имен боспорского происхождения, читается на памятниках, датируемых первыми тремя веками новой эры. Полученное нами временнoе распределение варварских имен иллюстрирует известное высказывание В.Ф. Гайдукевича 6, отметившего, что "негреческие имена жителей Боспора гораздо более многочисленны в римское время, чем в предшествующую эпоху". Из истории Боспорского царства известно 7, что рубежом, положившим начало ухудшению отношений боспорцев со скифами был 310 год до н. э. В этом году умер боспорский царь Перисад I и права на престол предъявили сразу два царевича: Евмел и Сатир.

Рис. 1 – "Иранские" имена из городов Боспорского царства

Ожесточенная борьба двух претендентов привела к кризису на Боспоре и началу гражданской войны. Евмел наладил отношения с сираками – сарматским племенем, недавно появившимся в Северном Причерноморье. Сатир же опирался на старых испытанных союзников – скифов. Конечно, сарматы и скифы сражались в этой войне не только за интересы царевичей, но и за свои собственные, ведь вторжение сарматов в области, ранее принадлежащие скифам, сделало их непримиримыми врагами. В итоге в этой войне победил Евмел, который прекрасно осознавал, что престол ему достался только благодаря помощи сарматов, поэтому и в дальнейшей своей политике он опирался на союз с ними. Начиная с царствования Евмела, традиционные союзнические отношения со Скифией прерываются, и боспорская политика переориентируется на связь с сарматами.

The idyllic reading of the events conflicts with the historical realities: neither Scythians, nor Sarmatians could be forced or drafted into a war, they all had families that needed them, herds that needed them, and would not risk wellbeing of their families on anybody's orders. Both sides were mercenaries, risking their necks for a payment. That's how Scythians and Sarmatians were getting gold they are famous for. The corollary ascent of the Siraks (Sary tribe ~ Yellow tribe) was an unintended consequence.

Не исключено, что часть "иранских" имен, читаемых на памятниках Боспора IV-III вв. до н. э. принадлежала скифам. Б.Д. Блаватский 8, изучавший этнический состав населения Пантикапея в эту эпоху, отметил, что пять надгробных надписей IV в. и одна надпись III в. содержат ираноязычные имена. Он справедливо полагал, что владельцами этих имен могли быть выходцы из соседних с Боспором племен, в том числе и скифы. Абаев в своем очерке упоминает только два имени из тех шести, которые Б.Д. Блаватский однозначно считал "ираноязычными" (Allusion that Abaev could not come up with "Iranian" etymology for the other four names).

Как отмечал Б.Д. Блаватский, отдельные курганные захоронения пантикапейского некрополя IV в. до н. э. позволяют предполагать, что в них были погребены знатные скифы. Самым ярким примером в этом ряду является курган Куль-Оба с погребением скифского вождя близ Керчи. Но характер варварских захоронений на территории Боспорского царства меняется, начиная со второй половины III в. до н. э. Как свидетельствуют археологические данные, начиная с этого времени, курганы с погребениями варварской знати сосредоточены только в азиатской части Боспорского царства, ближе к кочевьям сарматских племен. Как отмечал Ю.А. Виноградов 9, в культурных остатках этих захоронений ярко выступают сарматские черты, связанные, прежде всего с манерой украшать боевых коней круглыми серебряными бляхами, называемыми специалистами фаларами (Greek word).

Сарматские фалары

Косвенным признаком, свидетельствующим о вытеснении скифов из политической жизни Боспора в III-II вв. до н. э., является мирный договор 179 года, заключенный боспорским царем Фарнаком I с Пергамом, Вифинией и Каппадокией. Гарантами этого договора наряду с Херсонесом были названы сарматы во главе с царем Гаталом. Судя по археологическим памятникам, проникновение сарматов в Боспорское царство было мирным. С одной стороны, в этот период отсутствуют следы каких-либо разрушений, а с другой стороны, именно в это время в боспорских надписях появляется много сарматских имен, а местное население начинает широко пользоваться сарматской посудой. Как отмечал Д.П. Каллистов 10, "туземные имена, как правило, начинают встречаться только в надписях II-I вв. до н. э. Заметными они становятся лишь в эпиграфических текстах, датируемых уже веками нашей эры".

According to archeological explorations, Sarmat population during Early Sarmat period was predominantly of Uralic morphological type (L.T. Yablonsky et al., 2010), and their genes were predominantly local European variety with some identifiably Türkic presence (J. Burger, 2005), with none of identifiably Iranic presence, and the Indo-Iranians are not of Uralic morphology anyway.

Проделанный нами краткий экскурс в историю скифо-сармато-боспорских отношений явно указывает на неправомерность использования "иранских" имен из боспорской эпиграфики для реконструкции скифского языка. Подавляющее число подобных имен датируется временем, когда скифы были уже практически полностью вытеснены из политической жизни боспорских городов сарматами. "Ираноязычный" элемент начинает активно проникать в боспорские города спустя три века после кризиса в скифо-боспорских отношениях. "Иранские" имена, из Пантикапея, Горгиппии, Фанагории имеют исключительно сарматское происхождение. Их можно использовать для реконструкции сарматских наречий, но не для характеристики скифского языка.

Имена из Танаиса

На следующем рисунке показана диаграмма, отражающая изменение во времени числа лиц с "иранскими" именами в городе Танаисе. Распределение для танаисских "иранцев" получилось узким и интенсивным. Практически вся диаграмма уместилась в 150-летний интервал, начиная с 100-го года по 250 год новой эры, а на первую половину III в. н. э. пришлось 130 надписей – больше, чем общее число надписей с "иранскими" именами, обнаруженных во всех остальных городах Боспорского царства. Полученное для Танаиса распределение лиц с "иранскими" именами отражает относительно короткую, но бурную жизнь этого города. Как известно, Танаис, этот крайний северо-восточный пункт античного мира, был основан в начале III в. до н. э. Затем он был разрушен, вновь отстроен и достиг своего расцвета в первой половине III в. новой эры. Как раз в это время, согласно нашей диаграмме, в городе резко увеличилось число людей с именами, звучащими как "иранские".

Рис. 2 – "Иранские" имена из города Танаиса

Известный археолог и историк Д.Б. Шелов 11, анализируя соотношение греческих и иранских имен в танаисской ономастике II-III вв., отмечает постепенную варваризацию населения Танаиса в указанное время. Д.Б. Шелов заметил, что из 130-ти "иранских" имен, засвидетельствованные в танаисских надписях первой половины III в. н. э., только 13 находят себе соответствие в именах жителей других причерноморских городов. Он писал 12: "Те иранские имена, которые впервые появляются в надписях Танаиса в конце II или первой половине III  в. н. э. и не повторяются ни в каких других эпиграфических памятниках Причерноморья, почти все принадлежат к одной тесной группе. Указанное явление может быть объяснено только тем, что новые имена принесены в город новой этнической группой, влившейся в население Танаиса". Раскопки некрополя Танаиса показали, что во II в. н. э. в погребальном обряде появляются новые черты, ранее здесь не засвидетельствованные, но характерные для сарматской культуры Нижнего Поволжья. Д.Б. Шелов считает, что большинство "иранских" имен из танаиских надписей первой половины III в. н. э. принадлежала к "какой-то сравнительно небольшой и замкнутой, скорее всего аланской, этнической группе". Созвучие одного из принадлежащих этой группе имен – Αμαρδιακος с названием племени Αμαρδοι, известного из сообщений Страбона, позволило Д.Б. Шелову предположить, что указанная этническая группа могла ранее локализоваться где-то между Каспийским и Аральским морями.

На рубеже IV-III вв. до н. э. Великая Скифия распалась, и в степи между Доном и Днепром постепенно начали проникать сначала языги, а потом роксоланы. К моменту основания города у устья Дона, территории по нижнему течению Дона контролировались сарматским племенем роксоланов. Видимо, представители именно этого племени, постепенно включаясь в городскую жизнь, к концу II в. н. э. стали его полноправными жителями и даже занимали руководящие должности в городской управе. Так, например, на известняковой плите, найденной на городище Танаиса, была прочтена следующая надпись, датируемая 188 годом до н. э.: "Дидимоксарф сын Ходена, архонт танаитов, отстроив башню, разрушающуюся от времени, восстановил ее для эмпории (emporium ~ фактория)" (КБН, №1242).

The use of the title Archon ~ Prince indicates that the city was ruled by the Roxolans, assuming that the name Didimoksarth was a Roxolan name. The low-lying coastal valleys and ravines were premium winter areas for nomadic pastoralists, the locations of their winter kishlaks, because horses could pasture on grass covered by light snow cover. Considering that the seaboard areas were traditional winterizing areas of the the pastoral tribes long before the appearance in their territories of the Greek adventurers, Greeks could only set up their factorias and port bases with a permission zand for the benefit of the local tribes.

"Иранские" имена из Танаиса составляют самую многочисленную группу слов-основ в том материале, который Абаев использовал для реконструкции лексики "скифского" языка. Между тем из анализа датировок надписей следует, что к тому времени, когда Танаис населяли люди с подобными именами, прошло, как минимум, три столетия после завершения скифской эпохи в Приазовье. А это значит, что Дидимоксарф сын Ходена, сумевший стать архонтом основанного греками города, скорее всего, не был скифом. Более вероятно, что он представлял один из знатных варварских родов, контролирующих в это время прилегающую к Танаису территорию. Очевидно, что применять танаисские "иранские" имена для реконструкции лексики скифского языка не вполне корректно. В данном случае неважно, был ли Дидимоксарф роксоланом, амардом или аланом, важно, что он представлял иной, отличный от скифского этнос.

Имена из Ольвии

В истории Ольвии был переломный момент, сильно повлиявший на жизнь этого греческого полиса в Северном Причерноморье и сильно изменивший этнический состав его населения. В середине I в. до н. э. Ольвия пала под мощным натиском гетов, возглавляемых царем Буребистой. Город был разрушен практически полностью, жители его покинули, и всякая жизнедеятельность здесь прекратилась на несколько десятилетий. Однако, к концу I в. до н. э. Ольвия постепенно возродилась, и население ее восстановилось, частично за счет вернувшихся прежних жителей, а частично за счет пришлого варварского населения.

Когда пишут об этническом составе населения Ольвии в период, последовавший за гетским опустошением, обычно ссылаются на свидетельства Диона Хрисостома – греческого писателя, философа и историка римского времени, посетившего Ольвию в 83 г. н. э. В своей Борисфенитской речи он говорил о "толпах варваров", нахлынувших в восстановленный после гетского нашествия город. Анализ имен в ольвийских надписях первых веков н. э. указывает на присутствие большого количества негреческих имен, что подтверждает сообщение, сделанное Дионом Хризостомом.

Чтобы как-то охарактеризовать участие варварского элемента в жизни Ольвии в скифскую эпоху, обратимся к двум публикациям, посвященным этой тематике. В работе Т.Н. Книпович 13 этнический анализ населения Ольвии догетского периода (VI-I вв. до н. э.) проводился на базе имеющегося к моменту написания статьи материала (1956). В распоряжении историка были 45 надписей на камне, 7 свинцовых пластинок со списками имен и 16 надписей на керамике. Т.Н. Книпович обнаружила, что ольвийские имена догетского периода в этническом отношении поразительно однородны. Из 255 имен, содержащихся в списке ольвиополитов, она насчитала всего четыре негреческих имени. О происхождении двух из них Т.Н. Книпович ничего определенного не сообщила, одно имя посчитала явно фракийским, и еще одно – явно скифским.

Базой для более позднего исследования 14, выполненного Ю.Г. Виноградовым, послужили все известные к 1981 году надписи Березани, Ольвии и ее хоры (сельская местность), сделанные на камнях, керамике, металле и монетах, датируемые историческим периодом с VI по I вв. до н. э. В указанном эпиграфическом материале Ю.Г. Виноградов насчитал 19 варварских имен, причем более половины из них принадлежат V веку до н. э. Шесть имен из общего числа варварских имен исследователь уверенно определил как скифские имена, и одно – как персидское.

Конечно, 19 варварских имен, накопившихся в ольвийской эпиграфике за шесть долгих столетий, не идут ни в какое сравнение с теми сотнями сарматских имен, которые появились в первые века христианской эры. Новейшие исследования 15,16,17,18 показали, что в первом веке нашей эры военный протекторат над Ольвией осуществляли аорсы, и именно их цари Фарзой и Инисмей в 50-80-е годы чеканили в Ольвии свои монеты. Абаев в своей работе упоминает 83 "иранских" имени ольвийского происхождения. Распределение во времени этих "иранских" ольвийских имен изображено на рисунке 3. По форме оно аналогично тому распределению, которое было получено нами для городов Боспора. К сожалению, датировка многих ольвийских надписей затруднена из-за отсутствия надежных временных реперов, таких, какими в боспорских надписях являются годы правления местных царей. Поэтому не для всех из 83-х имен удалось привести дату их написания. В связи с этим, на диаграмме, изображенной на рис. 3, отражена только часть упоминаемых Абаевым ольвийских имен. Однако, все эти 83 имени – как имена без датировки, так и имена, отраженные на диаграмме, принадлежат первым векам христианской эры. Это выясняется после сравнения списка имен, используемых Абаевым, со списком Ю.Г. Виноградова – эти списки не содержат ни одного общего имени.

Рис. 3 – "Иранские" имена из Ольвии

Могла ли хоть часть из 83-х имен, упомянутых в очерке Абаева, принадлежать скифам? Исключать этого нельзя. Однако, анализ военно-политической ситуации, складывающийся в Северном Причерноморье в первые века христианской эры, не оставляет надежд на то, что число таких имен может быть хоть сколько-нибудь значительным. Как отмечала Т.Н. Книпович, эпиграфические источники, а именно из таких источников происходят все 83 имени из списка Абаева, могут отражать положение только одной социальной группы населения – а именно, положение правящей верхушки ольвийского общества. Как известно, могущество Скифского царства было серьезно подорвано во время войны с Диофантом в 109 – 107 гг. до н. э. После поражения в этой войне скифы перестали играть ведущую роль в истории Северного Причерноморья. Постепенно их место на авансцене истории занимали сарматы. Последними монетами, выпущенными в Ольвии от имени скифских царей, были монеты Скилура. Ольвиополиты, воспользовавшись борьбой скифов с Херсонесом, освободились от скифского протектората. К началу II века до н. э. сарматы окончательно утвердились в регионе, после чего в истории Северного Причерноморья началась сарматская эпоха 19.

Анализ датировки варварских имен на эпиграфических памятниках Северного Причерноморья показал, что по контрасту с более поздней сарматской эпохой такие имена крайне редко встречаются в раннюю скифскую эпоху. Причина этого явления лежит, конечно, не в слабых экономических связях скифов с причерноморскими греками. Одной из причин почти полного отсутствия скифских имен на греческих эпиграфических памятниках мог быть особый религиозный запрет, накладываемый скифским жречеством на саму возможность захоронения скифа по греческому обряду с положением на могилу плиты с именем умершего. А.М. Хазанов 20 писал об особой роли жреческого сословия в жизни скифского общества. Сообщения Геродота об убийстве скифского царевича Анахарсиса и более позднем убийстве царя Скила по религиозным мотивам содержат в себе зашифрованный намек на то, что в религиозное сознание скифов были внедрены очень серьезные запреты и ограничения.

The Scythian kurgan burial rite follows Tengrian theology, where a deceased returns to Tengri for physical reincarnation. A return trip is a necessary condition and a required path to reincarnation (corresponding Buddhist term is sangivars). A deceased is supplied with travel inventory to reach Tengri; kurgan is a pasture, horses and carts are travel utensils, vessels with food are travel provisions; the early travelers carried axes, bows, and whetstones indispensable in a far travel. The first travel inventory deposited in the first kurgans indicates a concept of a travel to Tengri for reincarnation, and that is archeologically dated to the 6th mill. BC. The notion of reincarnation was a direct relationship of an individual with the Almighty Tengri, and did not involve mediation by clergy or following any doctrinal tenets. The duty to equip a deceased for a travel laid on the close relatives and close associates of the deceased; if the deceased were not properly equipped for travel, they lingered around and harassed the living folks that were responsible for their proper departure. The absence of inscriptions on the memorial stelas, which in some Tengrian cultures were traditional signs of respect to the Almighty, with a raised drinking cup, survived the establishment of hierarchical religious institutions and the rise of religious intolerance well into the Late Middle Ages, providing an uninterrupted chain of monuments from the Early Scythians to the Late Kipchaks and into the Modern Age. The epitaphic inscriptions stating the name of the deceased were not needed, the omniscient Almighty knew who is coming, and the whole people carried the memory of who is buried where for dozens of generations on.  The first known nomadic epitaphs appeared in the 2nd c. BC with the arrival of the Saka tribes to India, and in the 6th c. AD with the rise to power of the Saka offspring tribe of Türks (Ashina and Ashide), apparently following the Central Asian Greek tradition.

The notion of reincarnation survived in Europe to the Late Middle Ages with the theology of Pythagoreans, Bulgarian Hudayars/Bogomils, and Burgundian Cathars, until their physical extermination by the Christian Catholic and Orthodox church establishments. In Asia, away from the Russian Orthodox church and Russian civilization, Tengriism and kurgan burial rites survived into the Modern Age. No Classical sources ever recorded a role of clergy or a presence of clergy among the Scythians; the notion on clergy among Scythians is a novel invention to recast them into Avesta's social mold.

Скифский и сарматский – отдельные языки или диалекты?

Выше было показано, что подавляющее число эпиграфических памятников, которые служили для Абаева источником "ираноязычных" имен, появились в первые три века новой эры. Военно-политическая ситуация в Северном Причерноморье в ту эпоху складывалась таким образом, что носителями этих "ираноязычных" имен с гораздо большей вероятностью могли быть представители различных сарматских племен, нежели скифы, к этому времени окончательно оттесненные с исторической авансцены на второй план. Именно поэтому, использование такого рода лингвистического материала для реконструкции скифской лексики представляется в высшей степени некорректным. Даже если скифский язык и сарматские наречия были родственными, нельзя проводить реконструкцию более архаичной формы языка, опираясь только на гораздо более поздние родственные языки.

According to the above historical reviews, there were plenty of Goths and Gets and Anatolians and other visitors who much more likely could provide non-Greek gravestones than the Tengrian Scythians and Sarmatians, for whom a proper burial was a matter of life after death that was surmounting any fateful earthly influences. Allowing non-Greek suspects to be attributed only to the Sarmats (with Alans) is as flawed as Abaev's attribution of all non-Greek suspects to the Scythians.

Во вводной части своего очерка Абаев использует термин "скифо-сарматские наречия" и объясняет его как общее название для всех иранских наречий и говоров, которые существовали на территории Северного Причерноморья в период от VIII-VII вв. до н. э. до IV-V вв. н.э. Тем самым он объединяет скифский, сарматский и аланский языки, засвидетельствованные в Причерноморье в это время, в некое искусственное лингвистическое объединение: "Говоря об иранской речи Северного Причерноморья, мы считаем само собой разумеющимся, что эта речь дробилась на множество разновидностей. Но мы убеждены, что у них был целый ряд общих черт, которые позволяют рассматривать все скифо-сарматские говоры как одно лингвистическое целое".

Сознавая слабость доказательной базы, которой можно было бы подкрепить подобное утверждение, Абаев пытался усилить свою позицию, ссылаясь на мнения видных лингвистов, в разное время изучавших указанную проблему. Однако, авторитетные лингвисты не дают однозначного ответа на вопрос, является ли скифский язык отдельным языком по отношению к сарматским наречиям или аланскому языку. Дело в том, что все их построения базируются на довольно ограниченном материале – все на тех же варварских именах, обнаруживаемых в греческих надписях из городов Северного Причерноморья. Кроме того, все они обращались к этому материалу для обоснования каждый своей лингвистической концепции.

Так В.Ф. Миллер 21 в свое время отстаивал идею о том, что осетинский язык принадлежит к иранской группе индоевропейской языковой семьи. Он изучал античные надписи Северного Причерноморья, чтобы доказать, что предки осетин принадлежали к той группе иранских племен, которые некогда обитали в степях между Понтом и Меотидой. Он открыл, что большинство имен с "иранскими" корнями из северочерноморских и, прежде всего, танаисских надписей имеют сармато-аланскую принадлежность. Хотя Миллер и различал скифский и сарматский ономастический материал, он все же рассматривал эти языки в качестве равноправных языковых предков осетинского языка.

Vs.F. Miller (1848–1913), was an initiator and promoter of the Zelenchuk inscription hoax, intended to prove that Ossetian is an Iranian language; his hoax shows that nothing could stop Vs.F. Miller from promoting his patriotic views. The reality is that the Scythians were migrants from the Altai area, that is confirmed by tracing the march of the Scythian kurgans from S. Siberia to the N. Pontic and N. Mesopotamia (Alekseev, A. Yu. et al., 2001, diagram at right), and the Sarmatians were a motley group with much various origins from the vicinity of the Ural mountain range, temporally separated from the Scythian place of origin by millennia, geographically by vast Siberian space, and linguistically by uncounted linguistic admixtures and influences. Conceptually, in spite of their common N. Pontic origin in the 6th - 3rd mill. BC, their languages could be as far separated as are Spanish and Hindi nowadays. Conceptually again, no modern sane scientist would try to reconstruct a common Spanish-Hindi lexicon by studying names on tombstones from Mumbai and Toledo.

That the Ossetians did not march from the S. Siberia is corroborated by their predominant Y-DNA haplogroup G2a, ubiquitous at the local Caucasian people of various linguistic families. The  G2a allele in the Caucasus is dated by 5000 ybp, or 3000 BC, its parent alleles came from Europe, and the timing indicates that they came as refugees from the carnage inflicted by the R1b Kurganians in Europe at that time (period of "killing fields"). Accordingly, the predominance of the agglutinative languages in the Caucasus is a strong indicator that 5000 ybp the G2a refugees from Europe spoke non-Indo-European agglutinative languages, and the predominance of the G2a haplogroups among the Adyg-speaking population points that the "Old Europe" spoke Adyg (aka Adyge): G2a at Shapsug Adygs stands at 87%, Irons (aka Ossetes) 74%, Digors (aka Ossetes) 60%, Cherkesses 52%, Abkhazes 51%. Naturally, in the Caucasus gorges could hide from the world only a small portion of the refugees, enabling them to preserve their original language. Likely, on their male parental side they are remote descendents of the Middle Eastern farmers that started colonizing Europe in 8000 BC or 10,000 ybp (Krantz G., 1988, Klyosov A., 2012, No 9). And the G2a Ossetes had nothing to do with the origin or language of the Scythians.

М. Фасмер 22 обратился к скифским и сарматским именам, изучая проблему иранских заимствований в старославянском и русском языках. По словам Яноша Харматты, Фасмер продемонстрировал осторожный и взвешенный подход, тщательно дифференцируя скифские и сарматские элементы в исследуемом ономастическом материале. Он однозначно отделял скифский язык от сарматского, посвятив скифскому и сарматскому языкам отдельные главы своего исследования. Однако попытки Фасмера рассматривать скифский язык отдельно от сарматского языка научной общественностью на момент публикации его работы были восприняты неблагосклонно.

M. Vasmer is known for his preferential treatment of the material, his widely known fundamental work systematically stopped before reaching Türkic languages in search for the source of linguistic borrowings, thus obscuring a major source component of the Balto-Slavic and Slavic languages, and giving reasons for later researchers to reprove him for shoddy work and unscholarly bias. M. Vasmer's work is popular with linguists that follow the M. Vasmer's bias.

Л. Згуста в своей работе 23 проанализировал все известные ему личные имена негреческого происхождения, читаемые на причерноморских эпиграфических памятниках. Эти имена он распределил по следующим группам: авестийские, древнеперсидские, среднеперсидские, осетинские, новоперсидские, фракийские, малоазиатские и имена с неустановленным происхождением. Как нетрудно отметить, классификацию "иранских" имен Згуста выполнил в соответствии с классификацией засвидетельствованных письменных языков – эти имена он распределил не по этническому признаку, а по признаку фонетического соответствия тому или иному древнему иранскому языку. Применив такой подход, Згуста сумел выделить из общего массива северопонтийских "иранских" имен две группы. В первую группу он включил имена, фонетический характер которых более близок древнеперсидскому и авестийскому языкам, а во вторую группу – имена с характерной среднеперсидской фонетикой. Изучив географию распространения этих имен, Згуста обнаружил, что более древние, авестийские имена были равномерно распространены на всей территории Северного Причерноморья, в то время как более поздние среднеперсидские имена, в основном, сосредоточены в ее восточной части.

По мнению Згуста, все изученные им имена принадлежали к двум диалектам одного языка, а не к отдельным языкам. Такой его вывод не кажется особенно убедительным по той причине, что само деление северопонтийских имен на две группы Згуста сделал исходя из близости фонетики исследуемых имен фонетическим особенностям двух отдельных языков – никто ведь не называл пока авестийский и среднеперсидский языки диалектами одного языка.

Имена с более архаичным, авестийским звучанием Згуста связывал со скифами, в то время как имена второй группы, более распространенные в области Танаиса и на Боспоре Киммерийском, – с сарматами. Такая этническая идентификация двух выделенных Згустой групп "иранских" имен противоречит очевидным историческим фактам. Во-первых, как хорошо известно, распространение сарматских племен отнюдь не ограничилось восточными частями Северного Причерноморья; различные письменные источники свидетельствуют о повторяющихся попытках сарматов проникнуть за Дунай уже в первые века нашей эры. Во-вторых, как показывает анализ датировки эпиграфических памятников, подавляющее число имен, приписываемые Згустой скифам, появилось в сарматскую эпоху, то есть в то время, когда в правящую верхушку общества легче могли проникнуть представители сарматских племен, нежели скифы. Более правильным будет рассматривать две группы "иранских" имен, выделенных Згустой, как принадлежащие двум группам сарматских племен, независимо осваивавших северопонтийские территории.

L. Zgusta is known for his half-baked condonation of the Zelenchuk inscription hoax, where he endorsed the Osseto-Iranian interpretation of the fake inscription without attempting to verify that the inscription ever existed, or bothering to read four other readings in 3 different languages belonging to 3 different linguistic families, or even bothering to obtain 2 of the 4 competing readings, a unique event in the history of linguistics.

Янош Харматта 24 в своей работе подверг критике концепцию построения классификации языков в индоевропейской языковой семье по принципу генеалогического дерева. Он отметил, что подавляющее большинство исследователей, занимающихся изучением древних иранских языков, находились в плену представлений о том, что эта языковая общность развивалась по принципу древовидной структуры. Это проявлялось, главным образом, в том, что чем более раннюю стадию языка они изучали, тем неохотнее признавали даже небольшую степень лингвистического различия. В частности, одним из результатов подобного подхода было то, что скифский и сарматский языки этими исследователями рассматривались как единый язык.

Notably, all the above linguists completely ignored volumes of testimony of the generations of the Classical and later sources that directly linked Scythian and Sarmatian people with a plethora of the Türkic people. Just between 400es and 1500es, Byzantine sources call Σκΰθαι twelve different known Türkic peoples; G. Moravcsik counted 1600 specific references in the Byzantine literature that identified different Türkic peoples with the Scythians (G. Moravcsik, Byzantinoturkica, 1958). No objective scholar, linguist or not, can advocate a paradigm completely ignoring history and overwhelming historical evidence.

Анализируя негреческие имена из городов Северного Причерноморья, отличающиеся "иранским" звучанием, Я. Харматта показал, что, сарматский язык не был единым языком, а делился на отдельные диалекты. Он писал: "Изучение надписей понтийских греков и иранских имен, сохранившихся в Северном Причерноморье, ясно показало, что язык иранских племен, населявших в первых веках новой эры степную зону Восточной Европы, не был нерасчлененным и гомогенным языком. Фонетические различия, проявившиеся в именах, свидетельствуют, что эти племена говорили на нескольких отличающихся диалектах, очевидно в соответствии с природой межплеменного разделения". Янош Харматта уверенно различал как минимум четыре языка или диалекта. Он показал, что из того факта, что "иранские племена на Юге России в первые века новой эры говорили на нескольких языках или диалектах, ясно отличимых один от другого, следуют важные последствия для разъяснения взаимоотношений между сарматским, аланским и осетинским языками". По мнению Харматта, представление о прямой исторической преемственности скифского, сарматского, аланского и современного осетинского языков является некорректным. В связи с тем, что имена, приписываемые аланам и другим сарматским племенам, указывают на существование нескольких диалектов, очевидно, что язык сармат или алан в целом не может рассматриваться в качестве предка осетинского языка. "Иранские" имена Северного Причерноморья ясно указывают на то, что осетинский язык появился в результате развития какой-то одной диалектной группы. В равной степени это утверждение касается и степени родства скифского и сарматского языков. Разделенный на диалекты уже к началу межэтнического контакта сарматов со скифами, сарматский язык в целом не может рассматриваться как непосредственный наследник скифского языка.

А как современная российская лингвистика отвечает на вопрос о самостоятельности скифского и сарматского языков? Чтобы выяснить это, обратимся к статьям А.Ю. Мусорина 25 и Д.И. Эдельмана 26, которые можно найти в Интернете по адресу http://www.philology.ru. А.Ю. Мусорин в своей работе отметил, что наречия или диалекты всегда являются разновидностями какого-то общего единого языка. Применительно к термину "скифо-сарматские наречия", введенному В.И. Абаевым, вышеприведенное утверждение предполагает наличие для скифского и сарматского языков общего языкового предка. И действительно, такой общий языковый предок у этих языков был. Методами лингвистической глоттохронологии установлено, что примерно за тысячу лет до скифо-сарматских контактов, имевших место в III в. до н. э., роль общего праязыка для скифского и сарматского языков мог выполнять язык, на котором зафиксированы ранние тексты Авесты. Но если более близких по времени родственников у скифского и сарматского языков не обнаруживается, это попросту означает, что за такой длительный срок "скифо-сарматские наречия" неминуемо должны были развиться в отдельные языки.

Сильным критерием самостоятельности языка, согласно А.Ю. Мусорину, является "наличие лингвонима – названия данного языка, употребляемого его носителями и отличного от всех наименований, применяемых данным языковым коллективом по отношению к языкам соседей". В истории не было такого случая, чтобы этнос, осознающий свой язык как нечто самостоятельное и отдельное, пользовался бы для его обозначения тем же названием, что и для языка соседнего народа. Очевидно что, независимо от теоретических построений нашего времени, скифский язык как особый лингвоним засвидетельствован в письменной традиции многими античными авторами.

The postulate suggested by A.Yu. Musorin is skewed in favor of modern conventions. The linguanyms, to use A.Yu. Musorin's terminology, follow ethnonyms, and like ethnonyms, transition from generic "our language" to "X language", where X is exonym. Thus, the linguanyms are given, and then accepted and adopted. A good example is the Russian language, where Rus, from whatever etymological version it came, started as an exonym, was adopted as a collective name, and then gained a derivative "Rus language", i.e. "the language of the Ruses". Today, numerous languages go as "our language", numerous ethnicities go as "our people", and obtain ethnonyms only as adopted designation coming from the alien powers: Tatars, Chechens, Ossets, Tats, etc. In n1222, Subedey did not name the Kuman language Kuman, Mongol, Tatar, or any other linguanym, he called his language "same language" with Kumans. What we call now "Türkic languages" used to be generically called "Tele", or   generic "talk". In the reverse projection, the named ethnicity, ethnic self-consciousness, and ethnic appellatives are prime, and they develop into linguanyms, which in metality of some reconstructors becomes a main parameter.

Как отмечает А.Ю. Мусорин, языковая близость у родственных этносов проявляется как следствие длительного близкого проживания и тесного экономического взаимодействия. До недавнего времени бытовало представление о том, что прародина скифов и сарматов располагалась где-то в Средней Азии, а появление скифов на юге России связывалось с известным рассказом Геродота об их вторжении из Азии в VIII в. до н.э. Даже в рамках этой концепции оказывается, что столкновения сарматов со скифами в Северном Причерноморье в III в. до н. э. произошли спустя 5-6 столетий после утраты языкового контакта между их предками. Очевидно, что такая историческая ситуация мало подходит под определение "длительного близкого проживания и тесного экономического взаимодействия родственных этносов".

It is pure nonsense to apply sedentary criteria to the mobile nomadic people, whose pasturing routes intersperse and cross numerous possessions, and who have to cooperate with all various populations along the route. The modern notions of nation-state and ethnic territories do not apply to the realities of the past. The Scythian and Sarmatian linguistic meshes could have overlapped for extended periods without affecting much each other. The mobility helped to even out differences, and great distances helped to develop and retain dialectal differences between far-flung communities of the same linguistic type.

В наше время, концепция об азиатском происхождении скифов подвергается серьезной критике и пересматривается. Так в работе Ю.А. Виноградова и К.К. Марченко 27 образование Скифии связывается с двумя перемещениями кочевников с востока. Первая волна перемещений произошла во второй половине VIII в. до н. э. Причем вся совокупность археологических материалов Северного Причерноморья свидетельствует о том, что автохтонное население в ходе этого перемещения было мирно инкорпорировано в политическую и социально-экономическую структуру пришельцев. В первой половине V в. до н. э. власть в Северном Причерноморье захватили племена, выдвинувшиеся из района Северного Кавказа. Б.Б. Пиотровский 28 считал, что во все времена "термином "скифы" объединялись многие разнородные племена, различные по своему этническому происхождению". М.И. Артамонов отмечал, что важнейшей предпосылкой для возникновения скифской цивилизации явилось образование двух глубоко различных между собой типов хозяйства: скотоводческого и земледельческого 29. Скотоводческое кочевое хозяйство не могло обходиться без постоянных экономических связей с земледельческими хозяйствами. Так возникло и скифское объединение, которое не следует себе представлять в виде моноэтнического государства. Скорее, это был изменчивый в своем составе союз племен со множеством династов и вождей. Л.А. Ельницкий 30 отмечал, что для скифской культуры характерны широкие межплеменные объединения под верховенством царского племени. Он полагал, что "вряд ли серьезно можно говорить о какой-либо этнической однородности скифов, даже если не идти в определении этноса дальше языковой общности".

By the nature of their economy, all predominantly nomadic states are voluntary associations under benevolent elected ruling tribe. The traditions of free association are traceable from the first written records to the modernity; as the economies in the 2nd mill. AD lost their trait of nomadic independence, the ingrained traditions lived on, with democratic nature of the Mongolian kurultais, England's Charter of Rights, American Bill of Rights, Kazakhstan Juses, and many Türkic-style confederations in between.

Учитывая этническую пестроту скифского мира, логично предположить, что и язык скифов вырабатывался в ходе последовательных относительно разнородных лексических напластований. Скорее всего, скифский язык явился результатом ассимиляции местным скотоводческим и земледельческим населением элементов культуры пришлых кочевых племен при воздействии со стороны периферийных оседлых цивилизаций. Здесь уместно вспомнить работы 31,32,33 акад. О.Н. Трубачева, в которых он убедительно показал, что язык ближайших соседей скифов: синдов, меотов, тавров был близок индоарийскому или пра-древнеиндийскому языку.

Тот же В.И. Абаев в одной из своих работ 34 показал, что некоторые скифо-европейские, в частности скифо-латинские, изоглоссы могли возникнуть не позднее 15 в. до н. э. В этой связи он писал, что "не скифы пришли из Азии, отколовшись от остальных иранцев, а, напротив, остальные иранские племена продвинулись на территорию Индии, Персии и Средней Азии из Южной России. Скифы же были тем народом, который удержался на своей родине на юге России и продолжал много веков сохранять контакты с другими народами Средней и Восточной Европы". Очевидно, что обнаруженные Абаевым факты устойчивого, поддерживаемого на протяжении почти двух тысячелетий, взаимодействия языка европейских скифов с рядом других европейских языков плохо увязываются с выдвинутой им концепцией о тождественности скифских и сарматских наречий. Эта концепция выглядит все менее убедительно с открытием все новых и новых фактов, свидетельствующих о том, что сарматские племена ведут свое происхождение из глубин Азии.

That the Sarmatian tribes were predominantly of the local Uralic stock, and not from some "depths of Asia" is well established. That the Aral Sarmatians were a blend of Timber Grave people from the N. Pontic and Altai who re-populated the Aral basin starting from the beginning of the 1st mill. BC is also well established. That the Scythians, with their kurgans, were the Timber Grave people originated from the Altai area is also well established. The faulty onomastic material studied with faulty methods could not provide V.I. Abaev with any "facts" that would justify his dating of isoglosses or linguistic conclusions on the Scythians. V.I. Abaev just meekly repeated conclusions suggested by the results of the archeologists.

Д.И. Эдельман в работе /25/ приводит ряд критериев, которые в современной лингвистике применяются для решения вопроса о том, являются ли две языковых разновидности самостоятельными близкородственными языками или же диалектами единого языка. Он пишет, что две языковых разновидности, вероятнее всего, будут признаны диалектами, если ответы на следующие вопросы будут положительными:

а) входили ли этносы, использующие для общения рассматриваемые языковые разновидности, в одно государственное объединение?

б) принадлежали ли носители данных языковых разновидностей к единому этносу?

в) использовали ли носители указанных языковых разновидностей какой-то единый язык общения между собой и за пределами своих ареалов?

г) ориентировались ли носители этих языковых разновидностей на какой-то один общий культурный центр?

Notably, none of these "criteria" are related to the property of the examined languages. Rather, they describe guidelines for political classification of people under a guise of linguistic pretense, reminding the pseudo-Marxist science of the Soviet times.

Базируясь на наших представлениях о военно-политической и культурной жизни скифов и сарматов, трудно ответить утвердительно хотя бы на один из приведенных выше вопросов.

Actually some answers are well-known, but they are irrelevant.

Отсутствие взаимопонимания на бытовом уровне между носителями разных форм речи является ключевым пунктом для признания двух языковых разновидностей отдельными языками. При отсутствии взаимопонимания непосредственное общение с применением данных форм речи уже невозможно, и их носители вынуждены прибегать к какой-то третьей форме. Зададимся вопросом, насколько хорошо могли понимать скифы речь своих сарматских "братьев" во время уже упоминаемой нами битвы при Фате, которая состоялась в 310 г. до н. э.? Тогда сарматы во главе с Ариафарном воевали на стороне боспорского царевича Евмела, а скифы поддерживали Сатира – законного наследника престола. В силу неполноты наших знаний о предыстории скифов и сарматов, наиболее ранним сроком потери языкового контакта между этими этносами можно считать XIII-XV вв. до н. э., а наиболее поздним сроком – рубеж IX-VIII веков.

With zero (0) knowledge of the history in the prehistorical pre-literate period, with minuscule knowledge of Scythian and nearly total absence of knowledge of Scythian, without even some idea of the type of language, any temporal speculations are futile. As G. Dremin so thoroughly debunked the V.I. Abaev's methods and sample material, the Abaev's "Dictionary of Scythian words" is a complete hoax, and no conclusions can be made based on a fraudulent study.

Американский лингвист М. Сводеш считал 500-летний рубеж той естественной границей, которая определяет, когда два разных диалекта общего праязыка становятся разными языками. Русский ученый С.Я. Яхонтов допускает существование некоторого взаимопонимания между носителями прежде общего языка даже через 500 лет после их разделения, как это наблюдается в современном русском и украинском. А после 1000 лет раздельной жизни знакомыми в чужом языке остаются лишь отдельные слова и фразы, как в современном польском и русском.

M. Swadesh could not apply his assumption to every language and language type, he must have referred to the European Indo-European languages (that is, excluding non-Indo-European Fennic, Bask, Hungarian, and others). Likely, different language types have their own temporal constants, and application of uncalibrated constants across linguistic families is improper. The Hunnic phrase, for example, in the agglutinative Türkic language, remains near-perfectly accurate after a 1700-years time span (V.S. Taskin, 1990); the conservatism of the agglutinative languages is routinely contrasted with the changeability of the flexive languages. According to the Classical and later sources (G. Moravcsik, Byzantinoturkica, 1958), Scythians spoke some type of the Türkic language, and the conservatism of the agglutinative Türkic language would preserve Scythian language to the present. In fact, of the 10 Scythian words persevered in the Assyrian tablets, 9 are still active Türkic words; of the 14 Scythian words persevered in Herodotus, all 14 match the modern Türkic form; of the 2 Scythian words persevered in Pliny, both match the modern Türkic form; likely, the list is utterly incomplete.

Выходит, что в пылу битвы на Таманском полуострове скифские воины вряд ли могли лучше понимать воинственные выкрики сарматов, чем мы сейчас понимаем "украiнську державну мову". Скорее же всего, скифы понимали речь сарматов не лучше, чем мы сейчас способны "rozumiec po polsku". Критерии Сводеша и Яхонтова однозначно свидетельствуют в пользу того, что сарматы принесли в Северное Причерноморье свой собственный язык. По-видимому, он был родственен языку европейских скифов, но все же это был самостоятельный язык.

Most likely, on their way from South Siberia the Scythians joined the Aral basin Sarmatians (generically called Masguts/Massagets ~ Alans) for some substantial time, probably for a few generations, amalgamated with the local tribes, and led an invasion of the local tribes against the Cimmerians. Language-wise, the Scythian forces were a collection of different local dialects that leveled off in a course of the following centuries, but because constituent tribes tended to maintain their tribal integrity, the tribal linguistic differences could linger for many generations. However, these differences do not impede communications, they become routine and familiar. A fairly good example of linguistic differences is given in the M. Kashgari "Compendium of the languages of the Türks", 1074. The language of the Sarmatian Bulgars, according to M. Kashgari, was distinguished by truncated affixes, like -la instead of -lar, -tïla instead of -tïlar etc.

During military operations, Huns and Bulgars used trumpets, drums, gongs and flags to signal commands; that signaling practice was  borrowed by forces of many nations that did not have established military traditions. Voice commands are useless in controlling cavalry.

Скифский язык в различных античных письменных источниках засвидетельствован как отдельный и самостоятельный язык, который развивался независимо от сарматских или аланских наречий. Создание особого термина "скифо-сарматские наречия" понадобилось Абаеву лишь для того, чтобы оправдать подмену скифских языковых остатков более многочисленными сарматскими и аланскими языковыми следами, в которых "иранская" природа проявляется более отчетливо.

Would V.I. Abaev have taken Karachai, Balkar, Tatar, or Kumyk languages as the object of his "Scytho-Iranian" studies, and using his methods of selection and isoglossing, he would come to the same absolute and positive conclusion that these languages are of of "northeastern Iranian" variety and are ancestral to the Ossetian language. Which would not be too far away from the truth, considering the volume of Turkisms in the Ossetian Shwadesh list.

Скифская лексика по данным письменных источников

Хотя В.И. Абаев неоднократно высказывал сожаление о скудности используемого им лексического материала и о том, что о языке скифов приходится судить только по собственным именам, но и тот материал, который может быть найден в письменных источниках – исторических произведениях Геродота, Страбона, Плиния и других древних авторов, им в значительной мере игнорировался. Ниже, в приложении "Скифская лексика по данным письменных источников" приведен перечень, содержащий около двух сотен слов, происхождение которых античными авторами однозначно приписывалось скифам. Основу этого перечня составляет лексика припонтийской Скифии, почерпнутая из скифского рассказа Геродота. В этот перечень, однако, не включались слова, сарматского или аланского происхождения. Перечень этот нисколько не претендует на полноту и, несомненно, легко может быть расширен при более углубленном изучении произведений античных авторов.

Абаев использовал немногим более 30% от общего числа слов, содержащихся в этом перечне (эти слова подчеркнуты). Как уже упоминалось выше, Абаев для своей реконструкции отбирал только такой словарный материал, который имел очевидное "иранское" происхождение. Мы видим, что такой подход оставляет за бортом около 70% лексики, не имеющей "иранских" корней, но которая, несомненно, является скифской. Так из семи имен скифского пантеона богов, Абаев ссылается только на имена бога Папая и богини Табити. Из 60 имен скифских царей и знатных скифов, приведенных в перечне, он упоминает только 18 имен. Таким образом, пытаясь воссоздать скифскую лексику исключительно на "иранской" основе, Абаев, с одной стороны, проигнорировал значительную часть действительно скифских слов, а с другой стороны, интенсивно использовал иноязычный ономастический материал сарматского и аланского происхождения.

On the Alanian language, we have a definition of Biruni that the  Alanian language is an amalgamation of the Bajanak and Horezmian languages. In today nomenclature, that would be equivalent of a mixture of the Türkic Kipchak/Kuman language and a dialect of Pashto, based on the W.B. Henning definition that of all languages, Horezmian best of all resembles Pashto (“...Khwarezmian strikingly resembles Pashto...”, W.B. Henning, 1955, Khwarezmian Language,  p. 431 [495]).

Какие же выводы можно сделать в результате критического осмысления материала, изложенного в очерке В.И. Абаева? Очевидно, что скифская лексика, даже в том виде, в каком она сохранилась до наших дней, не укладывается целиком в прокрустово ложе представлений об ее исключительно "иранском" происхождении. Ситуация со скифским языком оказывается более сложной, чем это представляется сторонникам "ираноязычия" скифов. Оперируя "иранскими" именами из эпиграфических памятников Северного Причерноморья, Абаеву удалось воссоздать часть сарматской или аланской лексики. Однако, нет никаких оснований называть словарь, составленный из полученных подобным образом лексем, "Словарем скифских слов".

The Semitic name for the Scythians gives an idea that in the Aral basin, Scythians ~ the tribes with S'k stem in their name ~ subordinated to the dynastic Ases, and became known as As-kiji ~ As-guza, hence the Biblical Ashkenazi and the Semitic term Ashkenazim for the Khazar Türks and modern European Jews. A similar process happened in the Eastern Europe, where the Türkic tribes led by the Chingizids in the 13th c. became known under their own ethnonym Tatars and under Chingizid ethnonym Mongols, interchangeable at the time, and eventually they conflated into Mongolo-Tatars. The Türkic ethnonymy has a rich collection of the S'k ethnonyms besides Scythians and Saka: Esegels, Esegs, Ezgil, Seklers, Szeklers, Sakha, Izgils, Yskyly, and more. Chinese annals state that the tribe Izgil (Ezgil, Ezgel) was the most powerful and maternal dynastic tribe of the Eastern Huns (Yu. A. Zuev, 2004)
 
Иллюстрации: Реконструкции Птолемеевских карт
  
Footnotes

1 Abaev V.I. Scythian-Sarmatian vernaculars//Basics of Iranian linguistics. Moscow, 1979. T. 1. Pp. 272-366.
2 CBI - Corpus of Bosporan inscriptions. Moscow, Leningrad, 1965.
3 IOSPE I2-Latyshev V.V Inscriptiones antiquae orae septentrionales Ponti Euxini Graecae at Latinae. Petropoli, 1916. Vol. I, ed. 2.
4 P.N. Savitsky Problems of nomadic science. Prague, 1928.
5 IO - Inscriptions of Olbia (1917-1965) / T.N. Knipovich, E.I. Levy. L., 1968.
6 Gaidukevich V.F. Bosporus. Moscow, Leningrad, 1949, pp. 346.
7 Vinogradov Y.A. There stabbed Mithridates. Military history of Cimmerian Bosporus in pre-Roman era (6th-I centuries BC.). Moscow, 2004, pp. 85.
8 B.D. Blavatsky Ethnic composition of the population Panticapaeum in 4th-3rd cc. BC//SA, XXVIII, 1958. Pp. 97-106.
9 Yu.A. Vinogradov There stabbed Mithridates. Military history of Cimmerian Bosporus in pre-Roman era (6th-I centuries BC.). Moscow, 2004, pp. 127.
10 Kallistov D.P. Essays on the history of the northern Pontic region of ancient times. L., 1949. P.74.
11 Shelov D.B. Tanais and Lower Don in the first century AD. Moscow, 1972.
12 Shelov D.B. Some of the issues of ethnic history Azov 2nd-3rd cc. of our era//VDI. 1974. No 1. S. 89.
13 Knipovich T.N. Population of Olbia in 6th-1st cc. BC according to epigraphic sources//Materials on archeology. 1956. No 50. S. 125.
14 Vinogradov, Yu.G. Barbarians in Olbia prosopography 6th-5th cc. BC//Proceedings of the 2nd All-Union Symposium on the ancient history of the Pontic Region "Demographic situation in Pontic during Great Greek colonization". Tbilisi. 1981. Pp. 131-148.
15 Vinogradov, Yu.G. Essay on military and political history of the Sarmatians in 1st c. BC//VDI. 1994. No 2.
16 A. Simonenko Fard and Inismey - Aorses or Alans?//VDI. 1992. No 3. S. 160.
17 M.B. Shchukin Pharzoy Kingdom. Episode in the history of the Northern Pontic//EGM. 1982. 47. Pp. 35-38.
18 Karyshkovsky P.O. Coins of King Pharzoy//Archaeological Site of Northwest Pontic. Kiev, 1982. S. 78.
19 Andreev History of Crimea, Moscow, 2002.
20 A.M. Khazanov Social history of Scythians: Main problems of ancient nomads in Eurasian steppes. Moscow, 1975, Pp.168-179. See also http://www.slavya.ru/trad/history/genezis/skif.htm
21 Miller Vs.F. Epigraphic Iranian traces in the south of Russia//ZhMNP, 1886. Pp. 264-269.
22 M. Vasmer. Untersuchungen uber die altesten Wohnsitze der Slaven, I. Die Iranier in Sudrussland, Leipzig, 1923. Chap. 2, 3.
23 L. Zgusta. Die Personennamen griechischer Stadte der nordlischer Swarzmeerkunste. Praha, 1955. S. 245.
24 J. Harmatta. Studies in the history and language of the Sarmatians. Szeged, Hungary, 1970. Pp. 95-97.
25 A.Yu. Musorin What is a different language?//Siberian linguistic seminar, Novosibirsk, 2001. No 1. Pp. 12-16.
26 D. Edelman Problem of "language or dialect" in the absence of written evidence//Theoretical base in language classification, 1980. Pp. 127-147.
27 Vinogradov, Y., K.K. Marchenko Northern Pontic in the Scythian period. Attempt in historical periodization//Soviet archeology. 1991. No 1. Pp.145-155.
28 Piotrowski B.B. Scythian world//Courier. 1977. January.
29 Artamonov M.I. Questions of Scythian History in Soviet science//Questions of ancient history. 1947. No 3. Pp. 68-82.
30 Elnitskiy L.A. Scythia of the Eurasian steppes. Novosibirsk, 1977.
31 Trubachev O.N. About Sinds and their language//Problems of Linguistics. 1976. No 4. Pp. 39-63.
32 Trubachev O.N. Linguistic periphery of the ancient Slavs. Indo in the Northern Pontic//Problems of Linguistics. 1977. No 6. Pp. 13-29.
33 Trubachev O.N. "Old Scythia" Herodotus and Slavs. Linguistic aspect//Problems of Linguistics. 1979. No 4. Pp. 29-45.
34 Abaev V.I. Scythian-European isoglosses. At the junction of East and West. M., 1965.

Home
Back
In Russian
Contents Scythians
Contents Huns
Contents Scytho-Iranian hypothesis
Sources
Roots
Tamgas
Alphabet
Writing
Language
Genetics
Geography
Archeology
Religion
Coins
Wikipedia
Ogur and Oguz
Scythians
Alans and Ases
Kipchaks
Scythian-Iranian theory
L.Zgusta Zelenchuk Inscription
Alan Dateline
Avar Dateline
Besenyo Dateline
Bulgar Dateline
Huns Dateline
Karluk Dateline
Khazar Dateline
Kimak Dateline
Kipchak Dateline
Kyrgyz Dateline
Sabir Dateline
Seyanto Dateline
Рейтинг@Mail.ru “” –