Home
Back
In English
Contents Tele
Contents Huns
Sources
Roots
Tamgas
Alphabet
Writing
Language
Genetics
Geography
Archeology
Religion
Coins
Wikipedia
Yu.Zuev Ethnic History of Usuns
Yu.Zuev Early Türks: Essays of history
Yu.Zuev The Strongest Tribe - Ezgil
Yu.Zuev Tamgas of vassal Princedoms
Yu.Zuev Ancient Türkic social terms
N.Bichurin Hunnu, Oihors, etc
Ogur and Oguz
Datelines
Alan Dateline
Avar Dateline
Besenyo Dateline
Bulgar Dateline
Huns Dateline
Karluk Dateline
Khazar Dateline
Kimak Dateline
Kipchak Dateline
Kyrgyz Dateline
Sabir Dateline
Seyanto Dateline
Хунны в Китайских анналах
Синопсис истории Восточных Хуннов
  В. С. Таскин (1917-1995)
Институт востоковедения АН СССР
МАТЕРИАЛЫ ПО ИСТОРИИ KОЧЕВЫХ HAPОДOВ B КИТАЕ
3 - 5 вв
В четырех выпусках
Выпуск 2
ЦЗЕ (Хунны Цзе 羯 匈奴)

Москва, Наука, 1990, 1000 экз., ISBN 5-02-016543-3

Линки

http://www.i-u.ru/biblio/archive/sima_2/12.aspx (Биография, искать Таскин на странице)

Введение постинга

Прежде всего, для последовательности и цивильности, этот постинг использует китайское арго Цзе для тюркского племенного имени Киян, означающего "заяц" в тюркском языке, и которое по Английски пишется Coney (как Кони Аиланд). Племя Киан отлично известно, они оставили документальные следы по всей Евразии на протяжении тысяч лет. По-видимому, Кияны в китайской Центральной Равнине были местным остатком, остальная часть племени разошлась далеко и широко, сея свое семя. Они также испытали на себе все пертурбации жизни, от династического племени до сельскохозяйственных пеонов. Каким-то образом, судьба имела тенденцию щедро вознаградить их после каждого бедствия. В этой публикации, Кияны проходят под кодовым Цзе, и прячутся под транскрипцией Кян.

В публикациях китайских летописей наиболее интересные и полезные материалы не отрывочный летописный перечень событий и названий, а комментарии переводчиков, которые приносят летописи к нашим дням. Предлагаемые выдержки из пятой публикации В.С. Таскина дает раздел Введение с научным изложением истории племени Киян Восточных Хуннов с 3-го до 5-го вв. нашей эры. Это приятный отдых от китае-зацентрованных повествований, с фокусом на Хуннах. Во время своей продолжительной работы над переводами китайских летописей, В. С. Таскин, который жил и учился в Китае, заметил многочисленные тюркские слова и выражения в лексиконе Хуннов, и самостоятельно пришел к убеждению, что Хунны были собранием тюркских племен, которые в течение относительно длительного периода правили огромным числом этнически разных народов, включая и китайский народ.

Цзе (кит. 羯; пиньин: Jie, Wade-Giles: Tsze/Цзе; Yale: Kit3; ср. китайский: Kiat, японск. Он: Katsu, Ketsu, русский: Tsze ~ Цзе) были отдельным кочевьем в конфедерации Восточных Хуннов. Кочевье - это племя или подплемя кочевников кочуюших вместе по своему маршруту. Буквальное значение китайского иероглифа -  "чувак" или "кастрированный баран", вовсе не удивительно для китайских насмешливым изобретательности; в тюркском "кастрированный баран" называется "чув(ак)", близость "Jie" и "чув (ак)"  может быть неслучайной. Кочевье - это принцип организации в животноводческом обществе, эквивалентный сельскохозяйственным районам в аграрных обществах. Расширенная семья может удержать пастбища короткое время, но для их охраны от посягательств, нападений и вторжений необходимо сообщество ряда расширенных семей. Кочевье - это была самообеспечаемая и самообороняемая община. По словам Цзинь-шу, Южные Хунны насчитывали 340 тысяч населения, и состояли из 19 кочевьев, в среднем по 7,000 человек или 1000 юрт в кочевье. С более 35 лошадей, 100 овец и 2-3 вагонов в семье, кочевье насчитывало более 35 тысяч лошадей, более 100 тысяч овец, и 2,000-3,000 повозок. По масштабам китайского населения, 7,000 человек было незначительным подразделением, но его 1,000  кавалеристов была грозной силой в открытом поле. Было ли 600 лет назад кочевье Цзе Хуннским, Уйгурским, Кетским, Кангарским, Усуньским или иного племени можно только гадать, в 300 г. н.э. оно было всего еще одним  автономным подразделением южных Хуннов. Они перехватили на время лидерство у династических кланов Хуннов и Уйгуров, и сыграли большую роль в истории Китая. Мы можем скулить сколько мы хотим о неоднозначности вызванных разнобоем древних китайских названий в пространстве и времени, но современная ситуация не лучше, или даже еще хуже, потому что на древние неоднозначности наложилась гора различных схем фонетизации , на которые в свою очередь наложился слой различных традиционных и нетрадиционных конвенций правописания. В этом смысле ученые, которые работают непосредственно с текстом находятся в более выгодном положении по сравнению с учеными, которые должны сначала пробраться через слои последующих искажений даже чтобы просто добраться до древней китайской неоднозначности, как это случилось с достаточно прозрачным термином Жун/Жунг = Хун, преобразованном в пиньинь в полностью несоответствующий Ронг, или Киян в Цзе. Как можно видеть в работе В.С.Таскина, существует очень мало сходства между русским, пиньинь, Wade-Giles, Yale, а также разных других передач одного и того же термина изображенного древними китайскими иероглифами. Местами, лучшие фонетические соответствия выжили не в китайских, а в японской архаичной передаче традиции Он. Транскрипции пиньинь, которая возникла в последние десятилетия, и реконструкции B. Kalgren выглядят как пришедшие от совершенно разных семейств животного мира.

Мы можем только гадать, что случилось с другими 18-ю подразделениями Южных Хуннов, какие драмы выпали на их династические кланы, на их народ, как они справлялись с переходом уйгурского женского династического племени Киян к верховодству. Целом иерархическая система рухнула В смутные годы, которые принесли этот переход, обрушились вся иерархическая система не только у Хуннов, но также и у Китайцев. Августы, даровавшие титулы, пали, и получатели титулов были свергнуты. Китайский титул Шануй, запятнаный подчинением, был дискредитирован среди родного народа, и уже длительное время марионеточные Шануи были Шануями только в стенах Китайского двора. В народе поднималась альтернативная власть, которая использовала прикрышку династической линии только когда это было необходимо. Летописи описывают ее словами "Старейшины возмутились".

История Хуннов, которая начались с записей в Циньский и Ханьский периоды в третьем веке до н.э. перехватила Хуннскую историю на ходу, минуя основные события достижения Андроновскими кочевниками Дальнего Востока в 12 в. до н.э., их смешение с местными Меланоидной, Австро-Азиатской, Дравидийской и Китайской сельскохозяйственными культурами на юге страны, и одновременно с пешими таежными охотниками Тунгусский культуры на севере страны, их развитие в стратифицированную многокомпонентную цивилизацию Инь и Чжоу 12-го - 3-го вв. до н.э., которая позже стала называться Китайской, и одновременную цивилизацию кочевой степи, которая позже стала называться Хуннской и Скифской. Популярное мнение, что Хунны исчезли, мигрировали, или растворились в Китайском или Монгольском этносах полностью развеено современными событиями, записанными в Китайских анналах, которые ярко рисуют панораму Хуннского общества не только бесспорно Хуннского, но и бесспорно Тюркского, и бесспорно живую и здоровую. Поскольку от анналов нельзя ожидать, чтобы они проникнули за их временной горизонт, понять фон событий во всем его археологическом, этнологическом, антропологическом и лингвистическом великолепии должно лечь на плечи тех кто пользуются плодами просвещения предоставляемыми современной наукой . Совершенное смятение лингвистики, не умеющей различать причины и следствия, могут быть превращены в производительную силу построенную на фундаменте дисциплин обеспечивающих реалистическую канву.

Выпуск 2 работы В.С.Таскина предлагает заново переведеные и пересмотреные записи Цзинь-ши, основного исторического источника, как указано Содержании работы.

Последовательность "Шестнадцати государств" в Китайской историографии. Некоторые детали могут быть получены по ссылкам Википедии, содержание которой следует рассматривать с достаточной дозой осмотрительности.

Летописное название Алт. Дата Этничность Лидер Династия, линк Люди, линк Карты
304-328 Раннее Чжао   Южные Хунны   Former_Zhao Jie_people
313-376 Раннее Лян   Китайцы   Former Liang  
319-352 Позднее Чжао   Хунны Цзе Shi Le Later_Zhao Shi_Le, Shi_Hu
303-347 Ченг Хан 成, 漢, 成漢   Ба/Теле
(Тибето-Бирм./Тюрк.)
  Cheng_Han  
350-352 Ран Вэй (冉魏)   Китайцы   Ran_Min    
351-394 Раннее Цинь   Ди (Теле)   Former Qin  
307-370 Раннее Янь 337 - 370 Мужун   Former_Yan Murong_Jun
384-409 Позднее Янь   Мужун   Later Yan  
Западное Янь 386-394 Мужун   Western Yan  
384-417 Позднее Цинь   Кяны (Тибетцы)      
398-410 Южное Янь   Мужун      
407-431 Ся   Тоба
(Хунны/Монголы)
  Xia (Sixteen Kingdoms) Liu Bobo
409-436 Северное Вэй 386-556 Тоба
(Хунны/Монголы)
     
386-403 Позднее Лян 385-403 Ди (Теле)   Later Liang  
397-414 Южное Лян   Тоба   Southern Liang  
397-439 Северное Лян   Хунны   Northern Liang  
400-421 Западное Лян   Китайцы   Western Liang  
385-431 Западное Цинь   Сянби   Western Qin  

Читатель припомнит наивной анализ O.J. Maenchen-Helfen этиологии Западных Хуннов, они были близкими современниками Восточных Хуннов и их ветви Цзе рассмотрений В.С.Таскиным. Вместо вольных спекуляций и не применимых ассоциаций O.J. Maenchen-Helfen, на примере Цзе Китайские анналы дают пример панорамного видения мира, наполненного живыми духами и хозяевами, отраженного в событиях династической жизни Цзе в Китае.

* * *.

Замечания и объяснения постинга, добавленные к тексту автора, и не отмеченные специально, приведены (синим курсивом в скобках) и в синих рамках. Номера страниц указаны в начале страницы голубым. Было отмечено что летописи, даже составленные одним автором, как Сыма Цянь, использовали различные выражения для одного и того же явления, в случае Хуннов они попеременно названы Ху и Хунну (Ху 胡 и пиньинь Хунну 匈奴), и в отношении Цзе они попеременно названы Ху и Хунну, и Цзе (Ху 胡 и пиньинь Хунну 匈奴 и пиньинь Цзе 羯); личные имена и географические названия также имеют различные варианты написания; где это уместно, китайская форма дается для облегчения поиска и проверки, и, возможно, для поимки неточностей. Идентификация китайских 匈奴 с историческими Хуннами не подлежит сомнениям уже болеее полувека, и постинг на Английском заменил все версии Китайских наименований современным термином Хун. В русский версии сохранена транскрипция автора.

СОДЕРЖАНИЕ
В. С. Таскин. Введение.
  Об этногенезе Цзе 5
  Нравы, обычаи и верования 21
Фан Сюаньлин. История династии Цзинь, гл. 104
  Ши Лэ, Часть 1 28
Фан Сюаньлин. История династии Цзинь, гл. 105
  Ши Лэ. Часть 2. Сын Ши Лэ - Ши Хун и Чжан Бинь 64
Фан Сюаньлин. История династии Цзинь, гл. 106
  Ши Цзилун. Часть 1 95
Фан Сюаньлин. История династии Цзинь, гл. 107
  Ши Цзилун. Часть 2. Сыновья Ши Цзилуна - Ши Ши 122
  Ши Цзунь и Ши Цзянь, Жань Минь  
Примечания 149
Библиография 208
Указатель имен и титулов 210
Указатель географических названий, названий храмов,дворцов, ворот, кладбищ 229
Терминологический словарь 241
В. С. Таскин
МАТЕРИАЛЫ ПО ИСТОРИИ KОЧЕВЫХ HAPОДOВ B КИТАЕ
3 - 5 вв
Выпуск 2

ЦЗЕ (Хунны Цзе 羯 匈奴)

5

ВВЕДЕНИЕ

Об этногенезе Цзе

Собранные в настоящем выпуске материалы касаются кочевого племени Цзе. Они выбраны из “Истории династии Цзинь” (Цзинь-шу], авторство которой приписывается танскому императору Тай-цзуну (626—649); на самом деле она была написана коллективом авторов во главе с сановником Фан Сюаньлином (578—648).

Что же за народ были Цзесцы, каково их этническое происхождение? Вопрос отнюдь не праздный, поскольку в советской исторической литературе на него нет четкого ответа. М.В. Крюков, не касаясь этногенеза Цзе, лишь коротко отмечает: “Большинство современных исследователей считают Цзе выходцами с территории Средней Азии; на Средне-Китайской равнине они оказались вместе с Сюнну” [2, с. 72]; он же подчеркивает: “В процессе „переселения народов" на территории Северного Китая помимо 'Сюнну, Сяньбийцев, Цянов и Ди оказались и Цзе, выходцы из Западного края” [2, с. 256].

Более подробно, в основном, правда, ссылаясь на Э. Шаванна, рассказывает о Цзесцах Л. Н. Гумилев: “Другим большим племенем были Цзелу, обитавшие на берегах реки Хэй-шуй. Это племя образовалось из Хуннских ,,рабов", освободившихся при распаде Хуннского общества (25—85 гг.). Основными-занятиями их были скотоводство и охота. Они не тождественны племенам Запада, которые принадлежали к Вэйби (Сянь-би). Они не одной расы; среди них имеются Танху, и Динлины, и Цяны (Тибетцы), которые живут вместе с ними. И это потому, что первоначально они были рабами Хунну” [1, с. 28].

Опираясь на это свидетельство, Л. Н. Гумилев принимает Цзелу за этноним и утверждает, что слово, якобы произносившееся как qul и означающее в современных тюркских языках “раб”, в 6 - 8 вв. имело совсем другое значение: “иноплеменный”, или “подчиняющийся чужому государству” без какого-либо оттенка личной неволи.

Отождествление Цзелу, или кулов, с Цзесцами явно ошибочно и, по-видимому, связано с неправильным прочтением французской транскрипции в работах западных авторов. Такие случаи в работах Л. Н. Гумилева не редкость. Так, он читает Сыма Чжэ [1, с. 51] вместо Сыма Чи, Ли Кунь [1, с. 57] вместо Лю Кунь, Ван Дун [1, с. 73] вместо Ван Дунь и т. д. Точно так же и в нашем случае Э, Шаванн говорит не о Цзе, а о цзы, или цзылу, о 'которых имеются сведения в источниках.
6

В “Истории династии Южная Ци” (Нань Ци-шy) находим: “Хэнаньцы относятся к группе Сюнну. При династии Хань в эpy правления Цзянь-у (26—56) несколько тысяч Сюннуских рабов и рабынь, относившихся к различным [этническим] группам, бежали и укрылись в области Лянчжоу. На языке варваров раба называют цзы или, по-другому, цзылу” (19, гл. 59, л. 4-а]. Далее рассказывается, что Хэнаньцы жили к северо-западу от области Ичжоу, на территории области Лянчжоу, занимались кочевым скотоводством и подчинялись Туюйхуням, правители которых начиная с династии Сун (420—479} получают назначения на должности и титулы от Китайского двора.

Если сравнить данные Нань Ци-ш.у с утверждениями Л. Н. Гумилева, оказывается, что цзы, или цзылу, — это не этноним, а слова, означающие на языке варваров “раб”. Этнонимом же является слово Хэнань (букв, “живущие к югу от реки [Хуанхэ]”), возникшее в связи с тем, что бежавшие Сюннуские рабы осели на землях к югу от Хуанхэ. Никаких данных, свидетельствующих об участии Хэнаньцев в событиях, происходивших в Северном Китае при династиях Ранняя и Поздняя Чжао, в источниках не приводится.

Необходимо отметить, что этническое происхождение Хэнаньцев освещается в исторических источниках по-разному. Согласно Нань Ци шу, в состав Хэнаньцев входили представители различных этнических групп, среди которых, по-видимому, наиболее многочисленной была группа Сюнну, что и послужило основанием относить их всех к Сюнну. В то же время “История Южных династий” (Нань ши) относит правителей Хэнаньцев к Сяньбийцам: “Предки правителей Хэнаньцев происходят от Сяньбийского рода Мужун. В прошлом у вождя Мужунов Йлоганя было два сына, из которых старшего, родившегося от наложницы, звали Туюйхунь, а младшего, родившегося от законной жены, звали [Мужун] Гуй. После смерти Йлоганя престол наследовал Мужун Гуй. Желая отделиться от Мужун Гуя, Туюйхунь переехал на запад в Шанлун, перешел через Фухань, проник в юго-западную часть области Лянчжоу и подошел к реке Чишуй, где и стал жить. Эти земли находились к югу от реки [Хуанхэ], поэтому название местности он принял в качестве титула [Хэнань-ван]” [12, гл. 79, л. 9-а]. По-видимому, сами Хэнаньцы, относившиеся к различным этническим группам, были слишком слабы, поэтому автор Нань-ши и называет их правителей Сяньбийцами, имея в виду Туюйхуня и его потомков.

По многочисленным прямым и косвенным свидетельствам, Цзесцы составляли одно из Сюннуских кочевий и выделились из кочевья Цянцзюй, упоминаемого в Цзинь-шу среди 19 других кочевий, живших на территории Китая [20, гл. 97, л. 11-б].
7

Можно высказать предположение, что этноним Цянцзюй связан с именем Цянцзюя, шаньюя южных Сюнну, занимавшего этот пост с 179 по 188 г. [21, гл. 89, л. 32-а — 32-б]. В Вэй-шу указывается: “Предки Ши Лэ относились к отдельному Сюннускому кочевью, рассеянно жившему в округе Шэндан, в уезде Усян, в местности Цзеши, по названию которой их стали называть Цзескими Хусцами” [7, гл. 95, л. 9-а]. Следовательно, этноним Цзе связан с названием местности Цзеши (современный уезд Юйшэ в пров. Шаньси) (Jinzhong Shi, Yuci 榆次区 district), и, таким образом, Цзе — это лишь географическое определение, а не самоназвание кочевья.

V.S. Taskin supplied the following notes on the origin of Jie and etymology of their name:
149

FAN XUANLING, History of Jin Dynasty, ch. 104

Shi Le. Part 1

1. Wei-shu states that Shi Le had a child name Pule [7, Ch. 95, p. 9-a]. The last name Shi and name Le were given to Shi Le by Shi Ji Sang (汲桑), and quite possibly the name Le was derived from the last syllable of the child name Pule.

2. Jie, or Kaishi (orig.: Цзе, or Цзеши) is the name of a location inhabited by one of Hun nomads. After the location the Chinese started calling the nomads of that pastoral rout community Tsze's Hus (Huns), and thus Tsze is not a self-name of the nomadic pastoral rout community [7, Chap. 95, pp. 9-a]. The main town Usyan of the county was 30 li north-west of the modern county town Yuyshe in Shanxi province [15, p. 516].

3. Apparently, the subject is the pastoral rout of the southern Hun Shanuy Tsyantszyuy (Qiangqu 羌渠, Kyankyui, Kyangaoi, Qiang Qu; orig.: Цянцзюй), about whom is known the following: “In the second year [of Kuang-ho rule era, 179 AD] the head of bodyguard guards Zhang Xu quarrelled with Shanuy Huchjen, killed him, and on his own, without Emperor's sanction, raised to the Shanuy throne a right Sian-Wang Tsyantszyuy. Since Zhang Xu executed Shanuy without permission of the Emperor, he was taken to the capital in a cage and handed over to the chief of the judicial department, who sentenced him to death.

Shanuy Tsyantszyuy ascended the throne in the second year of Kuen-ho reign era (179 AD). In the fourth year of the Zhong-ping reign era (187 AD) a former governor of the Zhongshan district Zhang Shun raised a revolt, headed Syanbis, and began raiding the border districts. The Emperor Ling Di ordered the Southern Huns to send troops, to jointly punish the rebels with Liu Yu, a governor of Yuchzhou province. Shanuy sent to Yuchzhou cavalry led by left Sian-Wang. But his people were afraid that the Shanuy would be sending troops without an end, and so in the fifth year [of Chjun-pin rule era, 188 AD] the right pastoral rout community Ilo, various Huns' pastoral rout communities in the Syuchu county, pastoral rout community Baymatun, and others, more than 100 thousand people, rebelled and killed the Shanuy.

Shanuy Tsyantszyuy remained on the throne for ten years, after him the throne ascended his son Yuyfulo, who had a post of right Sian-Wang” [21, Chap. 89, pp. 32-a-32-b].

The translation of the same segment by N.Bichurin is here, page 146 (200 PDF). V.S. Taskin was apparently using a Russian rendition of the pinyin vocalization of the princely title as Sian-Wang (pin. Xian-Wang, orig.: Сянь-Ван, Ch. Wise Prince), which N.Bichurin vocalized Chjuki-Prince (pin. Tuqi Prince 贤王, Hunnic Wise Prince with Chinese character for Prince), in the Chinese form of ca 1825. It is clear that the Ming phonetic form Chjuki is vocalized in contemporary Mandarin as Tuqi. The vocalization Chjuki matches the Chinese translation of the title, “wise”, which is Ükü in the Oguz Türkic, and should have sounded Jükü in the Ogur Türkic (“jo” dialect).

N.Bichurin vocalized the name of the Shanuy as Kyankyui (Qiangqu 羌渠), which consists of two parts, Kyank + Yui, Kian being an old maternal dynastic tribe of the Eastern Huns, with Chinese prosthetic -ng, or with applied Türkic possessive affix -k, which produce as nominal adjective Kian's, and Yui stands for the tribal name of Uigurs. That is confirmed by the fact that Kyankyui was a Right Chjuki-Prince, not eligible for succession as being descended from the maternal side of the dynastic union, which was variously given in Chinese rendition as Hui/Sui/Yui. In the Türkic succession tradition, Kyankyui is an usurper. Apparently, that tradition was well known to the Chinese, who repeatedly violated it to seed discords among the Southern Huns and other nomads. Once at the helm, Kyankyui appointed his son a Left Chjuki-Prince, making him a lawful successor in an outward accordance with the succession tradition, but in fact creating an usurper dynasty.

Pule, rechristened Shi Le, was an extract from the Hunnic maternal dynastic tribe of Kian Uigurs, which gave the name to the home base of their pastoral rout, Kian, possibly with an archaic Türkic and now Mongolian plural affix -ty, by the Chinese it was rendered  羯  ~ Kiat, pinyin Jie, Russian Tsze. The chances that Kiat has any relation with the Kets or with the Kangars are nil, both conjectures clearly contradict the story given in the Chinese annals, and may only refer to the remote pre-historic period for which no records exist.

Связь между Кянами (Qiangs) и Хуннами

В первом тысячелетии до нашей эры, коневоды степей Такла-Макана и Турфана по соседству со Тибетским нагорьем набежали на разрозненные скопления тибетско-бирманских племен, образовали союзы с ними, и установили брачные объединения. Вполне возможно, что Киян Xунны внедрились в Тибетское плато в ходе своей экспансии из степей Средней Азии. Позже, конгломерат получил название Кян в соседних китайских княжествах, и в следующем тысячелетии это имя был канонизировано в китайских анналах, также как и другие китайские обозначения не-китайских народов. В контексте Хуннов, это имя было записано в форме Киан, Киян, Хуян (и Jiang 姜/) как былое материнское династическое племя восточных Хуннов, позже вытесненное племенем Хуэй/Суй/Юй. Термин Кян остался для тибетцев иностранным обозначением, а у Хуннов это было собственное название одного из их племен. Ситуация вполне аналогична названиям Русов, Булгар, Боснийцев, Хорватов, Венгров, и Французов.

Часть тибетской истории, связанная с пограничными кочевыми союзами, избежала тибетского фольклора, и известна лишь из китайских источников. Тибетская история до-7-го в. н.э. ограничивается центральной частью тибетского народа, и роль конных кочевых племен обнаружена только в определенном генетическом следе среднеазиатских скотоводов, и в наборе различных инноваций принесенных кочевниками в жизнь оседлых фермеров долин рек. Вполне вероятно, что два общества в союзе сосуществовали без особого смешивания, сохраняя свои языки и этнологические различия, за исключением того, что правящие кочевники привнесли большую часть их этиологии и религиозных понятий в тибето-язычное агрикультурное общество. Взаимные параллели между ранней тибетской и ранней тюркской этнологиями заметны и многочисленны.

В 4-м в. н.э., когда Хунны по-прежнему сохраняли свое лидирующее положение, Кяны (Qiangs) еще были разрозненным собранием зависимых племен, играя фоновую вспомогательную роль в событиях в степи. В революционных событиях с 4-го по 6-й вв. н.э., их статус преобразился в автономный, а порой и независимый. В 7-м в. н.э. они уже были крупным игроком на сцене Дальнего Востока, объединенные в определенно тибето-язычное государство с остаточной долей коренных Хуннов.

События 4 в. н.э. все еще видят Кянов (Qiangs) как Хуннские племена под началом Киянов, с Тибетским налетом.

Китайскaя историография четко различает Кянов (Qiangs) и Тибетцев. Историческое происхождение Кянов (Qiangs) и Тибетцев, пожалуй, лучше всего определено профессором Фей Сяотонгом (Fei Xiaotong):

"Даже если народ Кян (Qiangs) не может рассматриваться как основной источник Тибетского народа, несомненно, что народ Кян (Qiangs) играл определенную роль в формировании Тибетского народа". (Fei Xiaotong, "Плюралистическая и объединенная структура Китайских этнических групп", стр. 28, Издательство Центрального Этнического Университета, 1999)

Китайские историки также отметили изменения в Тибетско-Бирманской конституции в начале нашей эры, вероятно меньше обусловленной примесью и прямой инъекцией отличающихся генов чем диетическими изменениями, которые привнесли мясомолочные продукты в зерновую диету земледельцев ( Цингыинь Чэнь, "Тибетская история", 2003, Китайская Интернациональная Пресса, ISBN 7-5085-0234-5, стр. 6).

Под Хусцами в источниках обычно имеются в виду Сюнну. Еще Цзя И (201 —169 гг. до н. э.) в трактате “Об ошибках дома Цинь” писал о Циньском императоре Ши-хуане: “Он послал Мэн Тяня на север строить Великую стену и прочно удерживать рубежи по ней. [Мэн Тянь] отбросил Сюнну на семьсот с лишним ли, после чего Хусцы уже не осмеливались спускаться к югу, чтобы пасти там своих коней, а их воины не смели натягивать луки, чтобы мстить за обиды” [18, гл. 6, л. 44-а]. Очевидно, что для Цзя И Хусцы и Сюнну выступают как один и тот же народ. В 89 г. до н. э. шаньюй Хулугу, одержав крупную победу над Ханьскими войсками, направил к императору У-ди посла с письмом, в котором говорилось: “На юге есть великое государство Хань, а на севере — могущественные Хусцы” [4, гл. 94-а, л. 29-б], т. е. сам называет Сюнну Хусцами. Поскольку Цзесцы относились к Сюнну, в Цзинь шу их, как правило, называют Хусцами, и только в редких случаях они выступают под именем Цзесцев.

В частности, когда в отрочестве, занимаясь торговлей вразнос в Лояне, Ши Лэ стоял и свистел у городской стены, увидевший его Цзиньский сановник Ван Янь, изумленный его внешностью, сказал: “По-моему, голос и взгляд этого Хусца-молокососа... свидетельствуют о его необыкновенных устремлениях”. Чжан Бинь, ближайший соратник Ши Лэ, говорил про него: “Мне приходилось видеть много военачальников, но только с этим Хусцем можно успешно завершить великое дело”.

Вряд ли есть необходимость приводить другие многочисленные примеры, подтверждающие, что Китайцы относили Цзесцев к Сюнну, но нельзя пройти мимо одного чрезвычайно важного лингвистического свидетельства, которое помогает определить этническую принадлежность как самих Цзесцев, так и Сюнну к которым они относились. Речь идет о фразе, сказанной на языке Цзесцев уроженцем Индии, Буддийским монахом Фоту Дэном, служившим Ши Лэ и занимавшимся распространением Буддизма в Китае. К этой единственной дошедшей до нашего времени фразе из языка Сюнну даются значения входящих в нее слов и предлагается общий перевод.

В 328 г. вспыхнула война между Ши Лэ и Лю Яо, императором династии Ранняя Чжао. Разбив войска Ши Лэ при Гао-хоу, Лю Яо подошел к Лояну и осадил лежавший близ него уездный город Цзиныон. Ши Лэ хотел выступить на помощь Лояну, но сановники убеждали его не делать этого.
8

Тогда Ши Лэ обратился за советом к Фоту Дэну (Buttocho 佛図澄, pinyin: Fu Tucheng; Wade–Giles: Fu T'u-ch'eng,  ca. 235-348), который, ссылаясь на звуки, издаваемые колокольчиками на пагоде, сказал на языке Цзесцев (presumably correctly adjusted to the phonetics of the 4th c. AD):

  Латиница
Сючжи тилиган
Пугу цзюйтудан
.

Süčy tiligan
Pugu qüitudan
.

Согласно имеющимся объяснениям, сючжи означает “войска”, тилиган — “высылать”, “двинуть”, пугу — Хуское звание, которое носил Лю Яо, а цзюйтудан — “схватить”, “поймать”. Дается и перевод всей фразы: “Двините войска, поймаете Лю Яо” [20, гл. 95, л. 12-б—13-а].

Как указывает И. Н. Шервашидзе [3, с. 3—9], известны три главные попытки интерпретации этого текста, основанные на предположении о его тюркоязычной принадлежности

 ( Pulleyblank's (1963) copy of the phrase and translation is shown in parentheses):

Hunnic in Chinese script
 秀支 替戾剛, ( ,)
僕谷 禿劬當 ( )
Translations
()
Süčy
войска
Army
( )
tiligan
высылать
go out
劉曜胡位 ()
Pugu (Liu Yao's rank)
Лю Яо звание
Liu Yao's rank
( )
qüitudan
схватить
capture
Ramstedt, 1922 Bazin, 1948 Von Gabain, 1949 I.N.Shervashidze, 1986
Sükâ tal'iğan
bügüg tutan!
Süg tâgti idqan
boquγı tutqan!
Särig tilitgan
buγuγ kötüzkan
Sükâ tol'iqtin
buγuγ qodigo(d)tin
"Go with a war
[and] captured bügü!”
"Send an army to attack
[and] capture the commander!"
"You'd put forth the army,
 you'd take the deer"
"You came to the army
Deposed buγuγ"
“Иди войной
 [И] плени бюгю!”
“Пошлите армию в атаку
[И] плените полководца!”
“Пошлите армию в атаку
 [И] плените полководца!”
“К войску ты вышел
 Букуга низложил”

In modern Turkish, the second line is practically the same:
English Modern Turkish Translation fr Turkish
Süčy tiligan
Pugu qüitudan
Süčy tiligan
Pugu'yu tutar
Army Commander would go
(He) would capture Pugu

From the comparison, it is clear that Ramstedt and Bazin were closest in their reconstructions, they correctly parsed the phrase, but Ramstedt erred in not replacing the Chinese symbol (n) with (r) for the verb tutar = “seize, capture”, and both failed to use the standard Türkic future conditional transitive affix 'yu ('gyu in the Hunnic Ogur dialect). It can't be excluded that 1,700 years ago the modern form of the verb tutar = “seize, capture” had in fact the root tutan. This is supported by the rhyme tiligan - tudan in the poem, that definitely made it memorable and remembered. Since the word tutan in Chinese records is a hapax, that can't be proved or disproved, but a systematic comparison of all 35+ Türkic languages, plus the Türkic relicts in the modern and oldest known forms of this word in the Eurasian languages with known layer of the Türkic ancient words may point to a most likely original form.

Any linguist would observe the amazing continuity of the vocabulary and grammatical affixes:
Su = army
-či = noun-derivational affix to form profession or occupation
tilek = to wish (ref. Old Türkic Dictionary, 1969, Leningrad, Science, p. 560)
-gan = past participle, 3rd person singular, perfect tense verbal affix
Pugu = 1. Türkic title/rank, with few interpretations, one is historically attested Bull; 2. a homophonic pug/buk is also excrement, poop, shit
-'yu /-'gyu = future conditional verbal transitive affix
tutar = 1. capture in 3rd person future tense; 2. quyut  = to scare, to spook, quitudan - scare out of. Mahmud Kashgary cites an example  "Ol atig quiutti" = "He scared a horse" (Mahmud Kashgari, 1960. Turky suzlar devoni (Devon lugotit turk), Tashkent, vol. 2, p. 326).
-dan / -tan = locative directional verbal affix "from, out of" (Russ. "указывает на исходность действия") (ref. Old Türkic Dictionary, 1969, Leningrad, Science, p. 664)

The Modern Turkish replaced the verb tiligan (tiligar) with a different root, çık, the only substantial modification in the 2,000-year old phrase

Most interesting is the homophonic message of the poem, completely missed by the non-Türkic-speaking investigators, the ancient Chinese as well as the modern scholars. Pugu is not only a title/rank of Liu Yao, pug/buk is also poop. In Türkic tilekk (Turkish dilek, ref. Old Türkic Dictionary, 1969, Leningrad, Science, p. 560) is "to wish", with affix -gan it becomes tiligan = having wished (past participle, 3rd person singular, perfect tense, ref. Mahmud Kashgari, 1960. Turky suzlar devoni (Devon lugotit turk). vol. 1, p.412. Tashkent.), Süčy tiligan = Army commander has wished (Russ. "пожелавший").

Pugu qüitudan has 2 homophonic forms:
1. Literally: Pugu'yu tutar = (He) would capture Pugu
2. Figuratively: Pug quitudan = scared his poop (akin to English idioms "scared his ass", or closer "scared shit out of him"). This form originates in a Türkic proverb "[Do not try to scare me], scare your own poop"

Thus, the poem relays three messages:
First and foremost, it translates the sacred toll of the bells into the human language, reflecting the bells' rhythm and rime;
Secondly, it says that the bells are urging on:
Army commander would go
(He) would capture Pugu;
Thirdly, it says that the bells are reassuring:
Army commander has wished
(And he) scared his poop

And finally, melodically the verse follows a five-sillable metrical pattern, or pentameter, typical for the Türkic ancient poetry (Khatipov Gosman, "Shigyr tozeleshe", Tatar Publishing, Kazan 1975,. pp. 108-135)

Analysis ©2010 A. Mukhamadiev

Как видим, каждый интерпретатор имеет достаточно веские основания связывать две фразы, сказанные Фоту Дэном, с древнетюркским языком.

Как уже говорилось, Цзесцы появляются на исторической арене Китая в период Шестнадцати государств пяти северных племен, продолжавшийся 135 лет — с 304 по 439 г. В это время вся северная часть Китая оказалась во власти пяти кочевых племен: Сюнну, Цзе, Сяньби, Ди и Цян, которые поочередно захватывали Китайские земли, создавая на них собственные государственные образования, число .которых, по традиционным подсчетам, составляло шестнадцать.
9

Непосредственной причиной, положившей начало этому периоду, явилась “смута, поднятая восемью князьями” (“War of the Eight Princes”), тесно связанная c борьбой за власть, происходившей при дворе династии Цзинь. Смута продолжалась всего 15 лет, но она вызвала страшные потрясения, поколебавшие самые глубинные основы Китайской государственности, и привела в конечном результате к значительным сдвигам в Китайском этносе и культуре.

В 290 г., после смерти императора У-ди, престол перешел к его наследнику, недалекому императору Хуэй-ди. В делах управления Хуэй-ди помогал Ян Цзюнь (Yang Jun楊駿), относившийся к роду Ян, к которому принадлежала и жена покойного императора У-ди. Это вызвало недовольство ловкой и коварной интриганки, жены Хуэй-ди, принадлежавшей к роду Цзя. Она приказала Сыма Вэю, носившему титул Чу-ван, убить Ян Цзюня, а дела управления передала в руки представителя императорского рода Сыма Ляна, носившего титул Жунань-ван. В результате между тремя родами — Ян, Цзя и Сыма — разгорелась ожесточенная борьба за власть. Вскоре по приказу императрицы Сыма Вэй убил Сыма Ляна, но и его самого ждала смерть. Коварная императрица казнила верного слугу, обвинив его в злодейском убийстве Сыма Ляна; вместе c ним погиб и сын императора Хуэй-ди, наследник престола. Тогда, стремясь якобы наказать преступницу, выступили восемь князей из фамилии Сыма, которые на самом деле вели между собой непримиримую борьбу за власть. Вот эта междоусобица и получила в истории название “смута, поднятая восемью князьями”; она-то и подорвала в значительной степени могущество династии Цзинь.

Упадок -Китайского государства, естественно, не мог не сказаться на его отношениях с соседними народами. Вооруженная борьба с соседями проходит красной нитью через всю историю Китая, и о ней рассказывается во всех наиболее древних из дошедших до нашего времени литературных памятниках. Историк Чэнь Шоу (233—297), автор “Записей о трех царствах” (Саньго чжи), начинает “Повествование об Ухуанях и Сяньбийцах” словами: “В Шу-цзине написано, что [племена] Мань и И вызывают беспорядки в Ся (Китай. — В. Т.), а в Ши-цзине говорится, что Сяньюни (Syan-yüns, Сюнну) свирепствуют. Давно они уже причиняли бедствия Срединному государству!” [29, Вэй-шу, гл. 30, л. 1-а]. Еще в 177 г., во время обсуждения целесообразности похода против Сяньбийцев, Цай Юн, сановник Ханьского императора Лин-ди (156-189 AD), говорил: “Шу-цзин предостерегает о беспорядках в Ся, [вызываемых племенами Мань и И], в И-цзинг (Yi-Jing, Book of Changes) говорится о нападениях на [племя] Гуйфан, при династии Чжоу совершались походы против Сяньюней и южных варваров в области Цзин, при династии Хань имели место события, связанные с горой Тяньянь и [местностью] Ханьхай (имеются в виду походы Ханьского военачальника Хо Цюйбина против Сюнну. — (В. Т.). Таким образом, уже давно совершались карательные походы против иноплеменников” [21, гл. .90, л. 13-б—16-а].
10

Правда, с древнейших времен Китай вел борьбу не со всеми многочисленными кочевыми народами сразу, а с каждым в отдельности в различные исторические эпохи. Фань Е пишет: “Рассуждая о происходивших событиях, скажу: „[Если говорить] о варварах четырех сторон света, чинивших разбой, то они усиливались одни за другими. Сюнну свирепствовали во времена расцвета династии Хань, западные Цяны буйствовали в период ее возрождения, в правление императоров Лин-ди и Сянь-ди одно за другим процветали два варварских племени (Ухуани и Сяньбийцы.— (В. Т.)"” [21, гл. 90, л. 20-а—20-б]. Теперь же, при династии Цзинь, против Китая одновременно выступало пять различных .племен, относящихся к четырем разным этническим группам.

Другая особенность состоит в том, что прежде враждовавшие с Китаем племена жили за пределами собственно Китайских земель; время от времени они совершали грабительские набеги, а затем снова уходили в родные степи. Чтобы обезопасить себя от вторжений чужеземцев, Китайцы использовали естественные преграды — реки, горные хребты, создавали грандиозные оборонительные сооружения: “Небо создало горы и реки, династия Цинь воздвигла Великую стену, династия Хань построила укрепленную линию, для того чтобы отгородить внутренние земли от внешних, отдалить тех, у кого разные с нами обычаи” [21, гл. 90, л. 17-б].

К периоду Шестнадцати государств пяти северных племен положение в корне изменилось: кочевые племена обитали уже не за пределами Китая, а жили на Китайских землях. Это позволяло им “следить за состоянием управления, осуществляемого императорами, использовать благоприятные случаи, если возникали беспорядки, видеть происходящие раздоры, создающие опасность гибели государства; разве [при таком положении] могли они не собирать вооруженных свистящими стрелами воинов и не нарушать постоянный, установленный Небом порядок!” [20, гл. 107, л. 11-б—12-а]. Другими словами, кочевники, живя на Китайских землях, получили возможность поднимать мятежи и выступать против Китая в наиболее благоприятное для них время. Кроме того, как говорил Цзиньский сановник Цзян Тун, “живут же они в пределах государства, не отделенные от него естественными препятствиями, так что нападать станут врасплох на неподготовленное население, захватывать разбросанные в открытых местах богатства, а поэтому смогут причинить огромные беды, а вред от их насильственных действий даже невозможно предвидеть” [20, гл. 56, л. 2-б]; он же образно сравнивал нахождение кочевников на Китайских землях с болезнью внутренних органов или воспалением подмышки.
11

Основная причина переселения больших масс кочевников на север Китая состояла, по мнению Л. Н. Гумилева, в том, что “в III в. н. э. усыхание степной зоны Евразии достигло кульминации. Поэтому полоса пустынь и сухих степей переместилась на юг, в северные окраины Шэньси и Шаньси. На месте былых пашен стали появляться барханы, а вслед за ними — кочевники со стадами, потому что с севера их теснила пустыня” [1, с. 10]. Он же пишет: “Путешественниками отмечено, что Монгольская степь заселена предельно густо. Это надо понимать в том смысле, что наличие пресной воды лимитирует развитие скотоводства, т. е. скота там столько, сколько можно напоить из имеющихся родников. Где только есть лужа воды —там стоит юрта и пасутся овцы. Если источник иссяк — скотовод должен либо умереть, либо кинуть родную страну, ибо в те времена переход на искусственное орошение был технически неосуществим. Следовательно, эпохе усыхания должно соответствовать выселение кочевников из середины степи к ее окраинам” [1, с.12].

Возможность воздействия естественно-природных факторов на переселение кочевых народов из середины степи к ее окраинам нельзя было бы оспаривать, если бы происходивший процесс усыхания был доказан, но таких доказательств нет. Более того, выдвинутая Л. Н. Гумилевым гипотеза опровергается данными письменных памятников, которые определенно связывают переселение кочевников не с процессом усыхания степей, а с политикой, проводившейся Китайским двором (Climatic aridization would have a global character, impacting steppes from Amur to Danube, and leaving records across Asia and Europe, not exclusively locally in China).

Первоначально Китай всячески стремился отдалить от границ своих беспокойных соседей, набеги которых причиняли ему неисчислимые бедствия. Для того чтобы отгородиться от них, при династии Цинь была построена Великая стена, а при династии Хань создана укрепленная линия. Однако, как показала практика, создание этих грандиозных сооружений не принесло ожидаемых результатов. Оборона воздвигнутых укреплений, протяженность которых составляла несколько тысяч ли, потребовала огромного количества воинов и продовольствия, которое приходилось везти из отдаленных внутренних районов, а это оказалось не под силу государству.

Создалось положение, о котором Ханьский сановник Чжуфу Янь (? — 127 гг. до н. э.) говорил: “Император Цинь, не послушав [совета Ли Сы], послал против Хусцев войска во главе с Мэн Тянем, который расширил территорию [государства] на тысячу ли и провел границу по Хуанхэ. [Приобретенные] земли состояли из озер и солончаков, не производили пяти видов злаков, но тем не менее из Поднебесной в дальнейшем посылали рекрутов для обороны Бэйхэ (букв. “Северная река”; подразумевается отрезок Хуанхэ на северной границе Ордоса. — В. Т.). Более десяти лет солнце палило воинов, а роса увлажняла войска, погибло неисчислимое множество воинов, которым так и не удалось достичь северного берега Хуанхэ. Разве для этого не хватало людей или не было достаточного количества оружия и доспехов? [Нет], не позволяли условия местности.
12

Кроме того, Поднебесной было приказано срочно посылать солому и тянуть [телеги и лодки с] зерном, которые перевозились в район Бэйхэ, начиная от уездов Хуан и Чуй и округа Ланъе, прилегающих к морю, причем, как правило, из каждых 30 чжунов зерна до места доходил лишь один дань. Хотя мужчины старательно обрабатывали поля, провианта для войск не хватало, и, хотя женщины пряли, полотна для палаток недоставало. Народ утомился, сироты и одинокие, старики и дети были не в состоянии содержать друг друга, на дорогах повсюду валялись трупы, и, видимо, поэтому Поднебесная восстала против династии Цинь” [18, гл. 112, л. 6-а—6-б].

Поскольку защита границ с использованием оборонительных сооружений требовала колоссальных материальных затрат и не приносила желаемых результатов, в правление Ханьского императора У-ди была использована новая тактика борьбы с кочевниками. В 119 г. до н. э. военачальник Хо Цюйбин нанес поражение Сюнну в их левых землях и переселил к укрепленной линии в пяти округах — Шангу, Юйян, Юбэйпин, Ляодун и Ляоси — часть Ухуаней, которым было поручено следить за передвижениями Сюнну [21, гл. 90, л. 3-б]: Цель переселения Ухуаней ясна. Они издавна находились во враждебных отношениях с Сюнну, и Ханьский император У-ди, который более 30 лет вел с последними непрерывные войны, хотел иметь в лице кочевников-Ухуаней разведчиков, которые своевременно предупреждали бы его о передвижениях врага. Переселение Ухуаней было произведено не на Китайские земли, а к укрепленной линии, и это переселение еще нельзя рассматривать как появление кочевников на территории Китая.

Проникновение кочевников в Китай связано с Сюнну и началось в период правления Ханьского императора Сюань-ди {74—49 гг. до н. э.), когда в 51 г. до н. э. шаньюй Хуханье явился к Китайскому двору и признал себя слугой Китайского императора. В ответ династия Хань выделила для Сюнну северную часть области Бинчжоу (северные части современных провинций Шаньси и Шэньси), вслед за чем свыше 5 тыс. Сюннуских юрт явились во входившие в эту область округа, в том числе округ Шофан (на территории современного Автономного района Внутренняя Монголия), и стали смешанно жить с Ханьцами [20, гл. 97, л. 10-б].

Более крупное переселение произошло в начале Поздней Хань. В 48 г. среди сюнну произошел раскол, и они разделились на северных и южных. На пост шаньюя южных Сюнну был возведен Би, внук шаньюя Хуханье. Не обладая достаточной силой, Би явился к укрепленной линии с выражением покорности и заявил о желании защищать границы Хань от набегов северных Сюнну [21, гл. 89, л. 5-а].

В 50 г. борьба с северными Сюнну сложилась для Би неудачно, и император указал ему переехать и поселиться в уезде Мэйцзи (к юго-востоку от современного Джунгарского аймака в Автономном районе Внутренняя Монголия), в округе Сихэ [21, гл. 89, л. 8-а].
13

Численность Сюнну, оказавшихся на Китайских землях, быстро росла. В основном рост происходил за счет пленных, захватываемых в войнах с северными Сюнну, а также за счет перебежчиков; к 90 г. южных Сюнну уже насчитывалось 34 тыс. семейств общей численностью 237,300 человек, способных выставить 50,170 отборных воинов [21, гл. 89, л. 19-б]. Приведенные цифры вызывают значительный интерес. Они показывают, во-первых,, что в среднем каждая семья состояла из семи человек, а во-вторых, что количество боеспособных мужчин составляло приблизительно 20% населения. Эти показатели и используются нами в дальнейших расчетах.

В эру правления Цзянь-ань (196—200) Цао Цао, будущий Вэйский император У-ди, разделил Сюнну на пять частей, поставив во главе каждой части наиболее знатного из них в качестве вождя, назначил Ханьцев на посты командующих войсками и поставил их надзирать за вождями. Всего в это время на Китайских землях находилось 29 тыс. юрт. Считая, что в каждой юрте жила малая семья, состоящая из семи человек, общая численность Сюнну превышала 200 тыс. человек.

В начале правления Цзиньского императора У-ди (265— 290) в связи с сильным наводнением более 20 тыс. юрт явилось в Китай, и им было указано жить под уездным городом Иян, лежавшим в 70 ли к юго-западу от современного Лояна в пров. Хэнань. С учетом новых переселенцев численность Сюнну возросла как минимум до 49 тыс. юрт, или до 340 тыс. человек. Правильность приведенной цифры подтверждается косвенными свидетельствами. В частности, сановник Цзян Тун говорил: “Ныне численность пяти частей Сюнну дошла до нескольких десятков тысяч дворов” :[20, гл. 56, л. 3-б].

Помимо Сюнну и относившихся к ним Цзесцев на территории Северного Китая, находившейся под властью созданной Ши Лэ династии Поздняя Чжао, проживали и другие кочевые племена, именовавшиеся вместе с Цзесцами и Сюнну шестью инородческими племенами. К ним помимо Сюнну и Цзесцев относились Ухуани, Сяньбийцы, Дисцы и Цяны. Появление их на Китайских землях, так же как и появление Сюнну, было связано, во-первых, с политикой переселения, проводимой Китайским двором с целью использования изъявивших покорность кочевников в борьбе с внешними врагами, а во-вторых, с вооруженными вторжениями, которые совершали кочевые соседи Китая в периоды его ослабления.

Сяньбийцы, относившиеся к Монголоязычной группе народов, делились на племена, из которых наиболее сильным было племя муксун, создавшее четыре династии: Ранняя Янь (337— 370), Поздняя Янь (384—409), Западная Янь (386—394) и Южная Янь (398—410), и племя Тоба, которое за обычай заплетать волосы в косы Китайцы называли “косоплетами” (aka Tufa, Tofalar, Tubalar-Kergeshes, Turgeshes, Tabgach, Ch.Tuoba; Boodberg 1936, Bazin 1948, and Gabain 1950 identified Toba as Türkic-lingual tribe within the body of the Syanbi, the Chinese saw them as Syanbi. Toba likely were among the Hunnic tribes that recognized Syanbi supremacy in 160 AD. The Toba tradition of braid-weavering survived to modernity among the remnants of the Tele Teleuts).
14

Племя Тоба создало династию Северная Вэй {386—556), которая в дальнейшем сумела объединить под своей властью весь Северный Китай. Дисцы явились создателями династий Ранняя Цинь (351—394) и Поздняя Лян (385—403), а Цяны — династии Поздняя Цинь (384—417).

Имеется счастливая возможность определить общую приблизительную численность кочевого населения, представленного различными этническими группами. В 304 г. вождь Сюнну Лю Юаньхай объявил о создании династии Хань, а в 314 г. его преемник Лю Цун ввел систему административного управления государством. Согласно этой системе для кочевого населения были установлены должности левого и правого помощников шанюя, каждый из которых управлял 100 тыс. юрт шести инородческих племен. Во главе каждой из 10 тыс. юрт был поставлен главный воевода [20, гл. 102, л. 6-б].

Таким образом, общая численность кочевников составляла 200 тыс. юрт, или 1,400,000 человек. Это выше численности кочевого населения, т. е. значительно больше цифры 900 тыс., приведенной Л. Н. Гумилевым со ссылкой на Шан Юэ [1,с. 25— 26]. (Скорее всего разница объясняется расхождениями в определении состава семьи. Если мы, основываясь на Хоу Хань-шу, считаем, что в семье было семь человек, то Л. Н. Гумилев, по-видимому, полагает, что пять.) Из этого количества, как уже говорилось, около 340 тыс. приходилось на Сюнну, следовательно, остальные кочевые этнические группы были представлены примерно миллионом человек. Приведенные подсчеты относятся к 314 г., периоду наивысшего расцвета Сюннуской династии Хань (Ранняя Чжао), но уже в 319 г. появляется династия Поздняя Чжао, и вряд ли за прошедшие пять лет могли произойти резкие изменения в численности кочевого населения.

Между кочевыми племенами, относившимися к различным этническим группам, не было, да и не могло быть согласия и мира. Оказавшись под властью могущественной династии Поздняя Чжао, связанные между собой лишь общим укладом хозяйства, они отличались по языку, психологическому складу -и обычаям. Каждое племя стремилось сбросить с себя власть более удачливого соперника и самому добиться господства. По словам Фан Сюаньлина, в Северном Китае, составлявшем восемь десятых всей Поднебесной и покинутом династией Цзинъ, “всюду развевались знамена с изображениями драконов, использовались императорские одежды, воздвигались алтари для жертвоприношения духам Земли и злаков, приносились жертвы в храмах предков. Хуасцы (Китайцы.— В. Т.) и Исцы (иноплеменники.— В. Т.) приходили к [иноземным] правителям, под властью которых существовали люди. Одни [из правителей] захватывали районы, примыкающие к столице, другие владели землями нескольких областей. Широкие замыслы позволяли им скрутить, как циновку, всех внутри своего государства, а посылаемые в походы войска давали возможность присоединять к себе соседей.
15

В борьбе за победу они истощали злую силу своих воинов, люди гибли от мечей и стрел. Сто тридцать шесть лет продолжалась борьба между воюющими государствами, но первым виновником, вызвавшим беды, был Лю Юаньхай” [20, Предисловие к “Заметкам о владениях”, л. 1-б, 2-а].

Помимо кочевников под властью династии Поздняя Чжао находилось и оседлое население, представленное Китайцами. Определить численность Китайского населения довольно трудно. В 319 г. сановники Ши Лэ предложили ему вступить на императорский престол и создать на территории 24 округов с населением 290 тыс. дворов государство Чжао. Если считать, что в рассматриваемое время средняя Китайская семья состояла приблизительно из пяти человек, то общее количество населения, оказавшегося под властью Поздней Чжао, должно было составлять 1,450,000 человек, т. е. по численности оно примерно равнялось кочевому населению.

Однако в дальнейшем численность Китайского населения колебалась в широких пределах. Население, бесспорно, уменьшилось после того, как Сюнну в 311 г. захватили штурмом Цзиньскую столицу Лоян и взяли в плен императора Хуэй-ди, вслед за чем значительное количество населения, спасаясь от воцарившейся смуты, устремилось на юг. Как говорил сановник Ван Дао, “после того как Лоян пал, 6—7 из каждых 10 мужчин и женщин в Центральной области бежали, спасаясь от беспорядков, на южный берег Янцзы” [20, гл. 65, л. 1-б]. Начавшееся бегство вполне могло продолжаться и при династии Поздняя Чжао. Кроме того, численность населения должна была сокращаться из-за непрерывных военных действий, в ходе которых воины сначала Ши Лэ, а затем Ши Цзилуна (石 季龍) вырезали целые города, не щадя ни женщин, ни детей. С другой стороны, численность населения могла расти за счет захвата новых областей и округов, а также пленных, которых Цзесцы угоняли в принадлежавшие им земли.

В такой непрерывно меняющейся обстановке определить численность оседлого населения чрезвычайно трудно, но, как говорил Цзян Тун, “В землях между заставами (современная провинция Шэньси.— В. Т.) проживает более миллиона человек, и, если приблизительно подсчитать, кого больше и кого меньше, окажется, что Жуны (Huns) и Дисцы (Tele) составляют половину населения” [20, гл. 56, л. 3-а]. Если руководствоваться этим указанием и считать, что численность кочевников и оседлого населения была приблизительно равной, то выведенные нами цифры — 1,400,000 человек для кочевников и 1,450,000 человек для оседлого населения, — по-видимому, соответствуют истине.

Отношения между завоевателями-Цзесцами и покоренным оседлым населением характеризовались еще большей враждебностью, чем отношения Цзесцев с другими кочевыми племенами, с которыми, несмотря на все различия, они все же были связаны общим укладом хозяйства. Китайцы отчетливо сознавали качественные различия в образе жизни между оседлым населением и кочевниками.
16

Непрерывные набеги, ставившие под угрозу существование самого государства, трудная оборона границ, требовавшая огромных усилий и средств, непонятный для оседлых земледельцев кочевой образ жизни, наконец, собственный, более высокий уровень культуры не могли не вызывать у Китайцев враждебность и предубеждение против кочевников. Об этом часто упоминают историки. Например, Бань Гу (32—92), автор “Истории династии Ранняя Хань”, в “Послесловии к „Повествованию о Сюнну"” пишет: “Варвары корыстны и стремятся к выгоде, ходят с неуложенными волосами и запахивают полу одежды на левую сторону, имеют лицо человека и сердце дикого зверя. По сравнению с [жителями] Срединного государства у них другая одежда, другие обычаи, они употребляют другую пищу и другие напитки, говорят на непонятном языке, уединенно живут в степях на северной окраине, где выпадают холодные росы, переходят [с места на место] в поисках травы для скота и занимаются охотой, чем поддерживают свое существование. Они отрезаны горными долинами и укрыты песчаной пустыней, которыми Небо и Земля отделили внутренние земли от внешних. Поэтому мудрые правители относились к ним как к диким птицам и зверям, не заключали с ними договоров и не ходили против них в походы. Заключение договоров заставило бы только тратиться на подарки и завершилось бы обманом, а нападения утомили бы войска и вызвали набеги.

Их земли непригодны для обработки, а народ нельзя превратить в слуг. Поэтому варваров держали за границей, не принимая в пределы [Срединного государства], отстраняли подальше, не приближая к себе, на них не распространяли распоряжения и доброе влияние, в их государствах не вводилась [принятая у нас] система летосчисления. Если они появлялись, их наказывали и управляли ими, если они уходили, принимали меры предосторожности против них и оборонялись, если они, ценя справедливость, приходили с данью, их принимали с почестями, проявляя учтивость. Таким образом, варваров непрерывно держали на привязи, стремясь возложить на них вину за несправедливые действия, и это был обычный путь, по которому шли мудрые правители, управляя варварами” [4, гл. 94-б, л. 32-а~32-б).

Наконец, Цзесцы отличались от Китайцев и чертами лица. Характерными внешними признаками Цзесцев были глубоко посаженные глаза, густые бороды и высокие носы. Такая необычная и странная для Китайцев внешность служила предметом насмешек не только у простого народа, но и у высших сановников. Рассказывают, например, что Цзесец Сунь Чжэнь, занимавший высокую должность надзирателя за делами двора наследника престола, страдая глазной болезнью, обратился к окольничему Цуй Яо, Китайцу по происхождению, за советом как вылечить глаза. “Дуй Яо, всегда пренебрегавший Сунь Чжэнем, решил подшутить над ним и сказал: „поправитесь, если поместите глаз в мочу". Сунь Чжэнь воскликнул: „Разве можно поместить глаз в мочу!" Цуй Яо ответил: „У вас глубоко запавшие глаза, их очень легко залить мочой". Когда об этом услышал Ши Сюань, у которого из всех сыновей Ши Цзилуна была наиболее ярко выраженная внешность Хусца и глубоко запавшие глаза, он пришел в ярость и казнил Цуй Яо вместе с его сыновьями”.
17

Китаец Жань Минь (瞻闵, aka Shi Min 石閔, pin. Ran Min 冉闵), узурпировав престол и зная, что он не может полагаться на Хусцев, приказал убивать их, “в результате половина людей с высокими носами и густыми бородами .была перебита”.

В период Шестнадцати государств пяти северных племен положение Цзесцев, которых, согласно традиционным представлениям, следовало держать за пределами Китая, резко изменилось. Они переселились в Китай, а их вождь Ши Лэ вступил на императорский престол и стал управлять Китайцами. Естественно, такое положение вызывало негодование жителей Поднебесной. Не случайно Цзиньский сановник Лю Кунь, предлагая Ши Лэ перейти на сторону династии Цзинь и отказаться от борьбы за императорский престол, отправил ему письмо, в котором писал: “Начиная с древности никто из Жунов (Huns) не становился императором, но были известные сановники, совершившие великие подвиги”. Действительно, если обратиться к истории, то представитель Жунов (Huns) Ююй (pin. Yeyiyu (耶奕于) служил Циньскому правителю Му-гуну (660—621 гг. до н. э.), а Сюннусец Цзинь Миди (134— 86 гг. до н. э.) — Ханьскому -императору У-ди, причем оба они занимали самые высокие посты.

Жань (瞻) Минь (aka Shi Min 石閔, pin. Ran Min 冉闵), Китаец по происхождению, усыновленный и воспитанный Ши Цзилуном (石 季龍, aka Shi Hu 石虎), но не забывший своего Китайского происхождения, попав в плен к Мужун Цзюню (aka Murong Jun; Murong is a pinyin version of the Syanbi clan Mujun/Muyun), на вопрос “Как ты, раб с крохотными способностями, дерзко посмел назвать себя Сыном Неба?” ответил: “Ныне, когда в Поднебесной происходят большие смуты, даже вы, Исцы и Дисцы с лицами людей, но с сердцами диких зверей, стремитесь поднять мятеж и захватить престол, так почему я, выдающийся человек нашего времени, не мог стать императором!”

Не только Цзесец на Китайском троне вызывал яростную вражду Китайцев к его соплеменникам. Были и иные давние причины. Так, Цзесцы пасли свой скот на Китайских землях, а это раздражало Китайцев-земледельцев: потребные кочевникам обширные пространства, поросшие травой, были нужны Китайцам для выращивания зерна. Не случайно, сознавая это противоречие, сановник Цзян Тун заявил: “Земли между заставами плодородны и обильны, пахотные поля относятся к первому разряду высшей категории, к тому же солончаковые почвы орошаются реками Цзиншуй и Взйшуй, изрезаны каналами Чжэнгоцюй и Байцюй, на них в изобилии произрастают различные виды проса, каждый му земли дает один чжун зерна, народ воспевает существующее изобилие, здесь находились столицы всех императоров и ванов, они жили здесь, и никогда не было слышно, что этот район подходит для Жунов и Дисцев” [20, гл. 56, л. 2-а, 2-б].
18

В периоды усиления императорской власти Китайцы всячески обижали и притесняли чуждых им Цзесцев. Доходило, например, до того, что Сыма Тэн, правитель области Бинчжоу и член Императорской фамилии, носивший титул Дунъин-гун, приказал ловить Хусцев, т. е. Сюнну и Цзесцев, и продавать их в рабство с целью покрытия огромных военных расходов. Среди проданных оказался, между прочим, и Ши Лэ, основатель династии Поздняя Чжао. Лю Оюань говорил Лю Юаньхаю, будущему основателю династии Ранняя Чжао, современнику Ши Лэ: “Династия Цзинь творит беззакония и управляет нами, как рабами” [20, гл. 101, л. 3-б].

 Даже в само слово “Ху” (胡) Китайцы вкладывали оскорбительный смысл. Не случайно в 319 г. Ши Лэ установил должность письмоводителя при дворцовых советниках, одной из обязанностей которого было наблюдение за тем, чтобы Хусцев называли только “Го-жэнь” (букв, “люди нашего государства”, т. е. “соотечественники”); употребление слова “Ху” было строго запрещено.

Именно в связи с враждебным отношением Китайцев к Цзесцам сановник Цзян Тун и говорил: “Стремления и поведение Жунов и Дисцев неодинаковы со [стремлением и поведением] Хуасцев (Китайцев.— В. Т.), но, пользуясь их упадком, их переселили на земли, несущие императорские повинности, там чиновники и народ проявляют [по отношению к ним] жадность, обижают их, пользуясь их слабостью, так что чувство обиды и ненависти дошло у Дисцев и Жунов до мозга костей” [20, гл. 56, л. 2-б].

Следует сказать, что сами Цзесцы нередко обостряли традиционно враждебное отношение к себе Китайцев. Установив свою власть над оседлым населением, они, охваченные желанием отомстить за прошлые обиды, вырезали целые города, занимались массовыми грабежами, которым подвергали даже тех Китайцев, кто состоял у них на службе и занимал высокие посты. Характерен случай, происшедший с военным советником Фань Танем, который вел бедный, но честный образ жизни, за что Ши Лэ хотел назначить его на должность правителя округа Чжанъу. Когда Фань Тань явился ко двору, “Ши Лэ, увидев на нем ветхую одежду и рваную шляпу, в изумлении воскликнул: „Почему вы, военный советник Фань Тань, так бедны?” Фань Тань, отличавшийся правдивостью, поспешил ответить: „Недавно я столкнулся с несправедливостью разбойников-Цзесцев и полностью лишился имущества". Ши Лэ со смехом сказал: „Неужели вас ограбили разбойники-Цзесцы?! Значит, я должен соответственно вознаградить вас"”. Преступления, творимые Цзесцами, были настолько вопиющими, что в 319г. появились даже специальные указы, запрещавшие обижать Китайцев.
19

Помимо стихийного насилия и грабежей со стороны отдельных Цзесцев сама династия Поздняя Чжао нещадно эксплуатировала оказавшихся под ее властью Китайцев, устанавливая для них трудовые и военные повинности. Иногда эти повинности налагались одновременно: требовалось выставить воинов для армии и снабдить их продовольствием. О тяжести этих повинностей свидетельствуют следующие данные. В 340 г. Ши Цзилун, собираясь выступить в карательный поход против Мужун Хуана (pin. Murong Juan), “приказал областям Сычжоу, Цзичжоу, Циичжоу, Сюйчжоу, Ючжоу и Юнчжоу собрать трех тягловых из пяти и двух тягловых из четырех с каждого двора, включая и дворы, освобожденные от повинностей, с тем чтобы вместе с войсками, имевшимися в Е (鄂), общая численность войск составила 500 тыс. воинов, а также построить 10 тыс. судов для перевозки по Хуанхэ к морю в город Аньлэчэн 11 миллионов ху зерна и бобов для снабжения войск, которые должны были выступить в карательный поход”.

В 342 г. Ши Цзилун приказал четырем областям к югу от Хуанхэ готовить необходимое для похода на юг, областям Бинчжоу, Шочжоу, Циньчжоу и Юнчжоу подготовить необходимое для карательных действий на западе, областям Цинчжоу, Цзичжоу и Ючжоу обеспечить выполнение планов, связанных с походом на восток. Во всех областях каждый двор выставлял из трех тягловых два, а из пяти — трех человек. В изготовлении оружия во всех областях принимало участие более 500 тыс. человек. Вдобавок носящие титул ванов и гунов, пастыри и правители областей соревновались между собой в получении выгоды, в результате чего каждые семь дворов из десяти лишились возможности заниматься своими делами. Таким образом, к отбыванию военной и трудовой повинностей привлекалось сразу более половины трудоспособного населения.

По существовавшему у всех кочевников правилу каждый взрослый мужчина считался воином и был обязан незамедлительно являться по вызову на сборный пункт, имея при себе все необходимое для похода. По-видимому, руководствуясь этим правилом, в 342 г., задумав поход в земли к югу от Янцзы, Ши Цзилун издал указ, по которому каждые пять воинов, набранных для участия в походе, должны были выставить одну повозку и двух быков, а каждый воин — 15 ху риса и 10 кусков шелка, причем не выполнившие этих поставок подлежали отсечению головы. Чтобы выполнить поставки, население продавало детей, но и этого оказалось недостаточно, а поэтому многие кончали жизнь самоубийством, причем самоубийц было настолько много, что, по словам историка, “на деревьях вдоль дорог рядами висели тела висельников-самоубийц”.
20

Не менее тяжелыми были и трудовые повинности. В 342 г. Ши Цзилун приступил к широкому строительству дворцовых помещений, только в Е строилось более 40 башен, а в Чанъане и Лояне — два дворца, на строительстве которых было занято более 400 тыс. человек. В 344 г. на строительство моста через Хуанхэ был затрачен труд, равный труду более 5 млн. человек. Сын Ши Цзилуна, Ши Сюань (石宣), начал строить для -себя дворец, и тогда сановник Ван Лан, Китаец по происхождению, сказал: “Ныне, в разгар зимы, когда валит снег и стоят морозы, наследник престола заставляет людей рубить лес для строительства дворца и волочить его к берегам реки Чжаншуй. На работах трудятся десятки тысяч человек, народ тяжело вздыхает”. На строительство стены вокруг дворца Вэйянгун в Чанъане из областей Юнчжоу, Лочжоу, Циньчжоу и Бинчжоу было отправлено 160 тыс. человек. 260 тыс. человек из различных областей было послано на строительство дворца в Лояне.

Многочисленные трудовые и военные повинности в любое время года отвлекали оседлое население от дома, подрывали его материальное благополучие и нарушали твердо установившийся в Китае порядок, по которому общественные работы выполнялись в свободное от сельскохозяйственных работ время. Как говорил окольничий Вэй Сяо, “начиная с древности все совершенномудрые правители приступали к строительству дворцовых помещений только в перерывах между тремя сезонами года, во время которых ведутся сельскохозяйственные работы, поэтому они не мешали народу заниматься своим трудом. Ныне же либо большие работы проводятся в дни, когда необходимо производить прополку посевов или высаживать рассаду, либо трудовые повинности отбывают в месяцы, когда нужно собирать урожай, в результате чего трупы погибших насильственной смертью [из-за неявки на сборный пункт] валяются один рядом с другим, по дорогам не пройти из-за звуков ропота, что поистине не может выносить совершенномудрый государь или человеколюбивый правитель”.

Кроме того, население было обязано платить налоги и подати. В 314 г. Ши Лэ приказал областям и округам проверить фактическое количество дворов и обложить каждый двор податью в размере двух кусков полотна и земельной податью в размере двух ху зерна. Однако помимо официально установленных податей практиковались еще и всякого рода поборы. Ши Цзилун, например, запретил держать лошадей, которых будто бы не хватало для войск; нарушивших запрет разрубали по пояснице надвое; так было отобрано свыше 40 тыс. лошадей. Он же отобрал у населения более 20 тыс. быков и отправил их в область Шочжоу.

Трудовые и военные повинности, подати и налоги, насилие и произвол полностью нарушили нормальную хозяйственную деятельность в государстве, сделали жизнь оседлого населения невыносимой.
21

Не мог не -вызывать раздражение Китайцев и массовый набор наложниц для императора и его окружения. Ши Цзилун, увеличивший количество рангов императорских наложниц до 24, для наложниц наследника престола до 12 и для наложниц правителей владений, которых насчитывалось более 70 человек, до 9, разослал чиновников во все уголки государства для выбора самых красивых женщин в возрасте от 13 до 20 лет. Посланные набрали свыше 30 тыс. женщин, из которых более 9 тыс. были оторваны от мужей. Кроме того, Ши Сюань, сын Ши Цзилуна, сам набрал для себя не менее 10 тыс. женщин. С начала набора до доставки женщин во дворцы число убитых и покончивших жизнь самоубийством мужей, у которых отобрали жен, превысило 3 тыс. человек.

Нравы, обычаи и верования

В пестром по этническому составу государстве, которое сложилось под властью династии Поздняя Чжао, естественно, существовали разные нравы, обычаи и верования. Описать их в более или менее систематическом виде, основываясь лишь на истории династии Поздняя Чжао, невозможно. Отметим, пожалуй, только широкое распространение многочисленных суеверий как одну из характернейших черт духовной жизни эпохи. Читая источник, нетрудно заметить, что все наиболее важные действия правители династии Поздняя Чжао предпринимали только в соответствии с гаданиями, различными природными явлениями, необыкновенными происшествиями и т. д.

Ши Лэ уже при рождении было предсказано великое будущее: красный цвет наполнил комнату, а белые пары опустились с неба. Под горой, где он жил, трава и деревья имели вид одетых в железные латы всадников, а это означало, что ему придется много воевать, тем более что, будучи батраком и работая в поле, Ши Лэ часто слышал звуки военных барабанов и сигнальных металлических гонгов. В саду его дома рос покрытый обильными цветами и листвой женьшень, корни которого имели форму человека, а это сулило долголетие, ибо корни женьшеня считались чудесным лекарственным средством, дарующим долгую жизнь.

Глядя на необыкновенные черты лица Ши Лэ, все почтенные старцы и гадатели говорили, что у него удивительная внешность, и предсказывали удивительную жизнь. Когда Ши Лэ был продан в рабство, к нему неожиданно явился почтенный старец, который, взглянув на него, сказал: “В ваших спутанных волосах уже обозначились четыре линии, вы должны стать знатным и будете правителем людей. В год под циклическими знаками цзя-сюй (甲戌, 314 г.) можете принимать меры против Ван Пэнцзу”, т. е. предсказал Ши Лэ власть над Поднебесной (четыре линии символизируют четыре ее угла) и успех в борьбе с Ван Пэнцзу.
22

Внешность Ши Цзилуна тоже предвещала блестящую судьбу. Когда ему было шесть-семь лет, некто, умевший хорошо определять будущее человека по его лицу, сказал: “Вид этого мальчика необыкновенен, у него кости, говорящие о возвышении, он станет настолько знатным, что об этом невозможно даже рассказать”.

Широко были распространены и рассказы о различных необыкновенных явлениях, которые рассматривались как предсказания судьбы. Как-то, когда Ши Лэ работал по найму в уезде Уань, он был схвачен дозорным отрядом, но в это время пробежало стадо коз, воины бросились за ними в погоню, и Ши Лэ спасся. Неожиданно перед ним снова появился почтенный старец, тот самый, который в прошлом уже предсказывал ему императорский престол, и сказал: “Стадом только что пробегавших коз был я. Вы должны стать правителем Центральной области, поэтому я спас вас”.

Когда Ши Цзилун собирался выступить в поход против династии Цзинь, из области Цинчжоу доложили, что стоявшее к северу от города Пинлин в округе Цзинань каменное изваяние дикого зверя ночью неожиданно переместилось в овраг Шаньшигоу, к юго-востоку от города. За зверем, судя по оставленным следам, следовало более тысячи волков и лисиц, протоптавших дорожку. Ознакомившись с донесением Ши Цзилун нашел, что оно предвещает успех. Его фамилия была Ши — “камень”, а табуированное имя Ху — “тигр”, значит, каменный зверь — это он сам; овраг называется Шаньшигоу (букв, “овраг похвалы камню”), а стало быть, Небо хвалит род Ши, Каменный зверь переместился с севера на юго-восток, значит, и он должен выступить в том же направлении вместе со своими воинами — так воспринимались волки и лисицы. Наконец, протоптанная ими дорожка означала грядущий успех похода. Таков был весьма типичный механизм интерпретации явно вымышленных явлений.

Не всегда, впрочем, рассказы о камне служили счастливыми предзнаменованиями. При том же Ши Цзилуне на горе Тайшань загорелся камень, потухший через восемь дней. В округе Дунхай большой камень, около которого текла кровь, сам собою приподнялся с земли. Меж камней в горах к западу от Е вытек ручей крови длиной более 10 бу, а шириной 2 чи. Дальнейшие события дали случившемуся следующие объяснения. Камень — это сын Ши Цзилуна, Ши Сюань, который убил своего брата Ши Тао, за что и был казнен Ши Цзилуном. Убийство Ши Тао и казнь Ши Сюаня представляли собой лишь кратковременный эпизод в истории рода Ши, не вызвавший никаких серьезных последствий, ведь камень вскоре потух, а ручей крови был невелик.

Некто Хань Цян, уроженец города Чанчэн в уезде Усян, нашел императорскую печать из черной яшмы размером в 4 цуня и 7 фэней в квадрате с ручкой в виде черепахи и позолоченными письменами.
23

В связи с находкой сановники Ши Цзилуна стали убеждать его вступить на престол, подкрепляя свою просьбу следующими соображениями. Владение, принадлежащее роду Ши, находится под покровительством стихии воды. Следует напомнить, что еще в эпоху Чжоу в Китае сложились представления о взаимосвязи явлений, о борьбе различных сил в природе, которые нашли отражение в теории о пяти первоэлементах, или пяти стихиях (五行, усин): воде, огне, дереве, металле, земле. Одно из наиболее ранних наложений идей, связанных с первоэлементами, мы находим в главе Хун-фань книги Шан-шу. Явления природы рассматривались как результат непрекращающейся борьбы пяти стихий, в ходе которой последние бесконечно взаимоуничтожают и взаимопорождают друг друга. Философ Цзоу Янь (336—280 гг. до н. э.) распространил эту теорию на жизнь человека и общественные явления. Он считал, что судьба благоприятствует тому или иному правителю до тех пор, пока господствует покровительствующая ему стихия. Когда же эта стихия оказывается побежденной, то правление клонится к упадку, и с приходом к господству новой стихии появляется новый правящий дом.

Найдена черная яшмовая печать, черный цвет — это цвет воды, значит, на смену стихии металла, покровительствующей династии Цзинь, идет стихия воды, покровительствующая Ши Цзилуну; в соответствии с волей Неба он должен стать императором. Далее. Черепаха, которую по форме напоминала ручка печати,—-это всесильный дух воды, а яшма — самый драгоценный камень. Стало быть, как черепаха держит величайшую драгоценность, так и Ши Цзилун должен взять Поднебесную. Длина стороны квадрата равнялась 4 цуням и 7 фэням. Количество фэней символизирует семь главных светил: Солнце, Луну, Венеру, Меркурий, Марс, Юпитер и Сатурн. Их благоприятное расположение, по существовавшим воззрениям, доказывает, что Небо не возражает против принятия новым императором власти. Количество цуней указывает на четыре стороны света, землями между которыми будет управлять новый император.

В тексте перевода читатели неоднократно встретят упоминания о разного рода гаданиях, благих и устрашающих знамениях: необыкновенных животных, (как правило, белых), редких явлениях природы и пр. Некоторые из этих дивностей уже описывались в древних книгах (например, еще Лао-цзы упоминал о своевременных дождях, именуемых “сладкой росой”: “Когда Небо и Земля взаимно соединены, выпадают сладкие росы” [10, § 22, с. 19]); иные не упоминались раньше. Как всегда, в Китае уделяли внимание небесным светилам, солнечным затмениям, полагаясь во всем на мнение астрологов.

Не рискуя ошибиться, можно утверждать, что никогда еще в истории Китая разного рода суеверия не играли столь значительной роли, как в государстве Цзесцев, нигде они не описаны так подробно, как в истории династии Поздняя Чжао.
24

Возможно, это связано с тем, что после поражения, которое Сюнну, руководимые Лю Цуном (Liu Cong? Liu Can?), правителем династии Ранняя Чжао, нанесли войскам династии Цзинь, к Новому Цзиньскому императору Юань-ди хлынул поток беженцев, в первую очередь образованных людей, поскольку невежественным крестьянам значительно труднее оторваться от родной земли. Воцарившаяся затем в Северном Китае смута способствовала дальнейшему оттоку грамотеев, приведшему к упадку культуры в районах, оказавшихся под властью династии Поздняя Чжао.

Кроме того, в течение 30 лет государством, просуществовавшим всего 32 года, управляли Ши Лэ и Ши Цзилун, сами не получившие никакого образования. Ши Лэ работал сельскохозяйственным батраком, занимался торговлей вразнос, был рабом, главарем шайки разбойников, возглавлял войска, принимал участие в бесконечных военных походах и, не имея ни средств, ни времени для учения, остался неграмотным. Ему читали вслух исторические сочинения.

Сановник Лю Кунь, желая привлечь Ши Лэ на сторону династии Цзинь, отправил ему письмо, в котором подчеркивал ум Ши Лэ, но отмечал и его безграмотность. Он писал: “Находясь вдалеке, я слышал, что вы, военачальник, нападаете на города, сражаетесь в открытом поле, везде проявляя находчивость и мудрость. Хотя вы не знакомы с военными трактатами, тем не менее являетесь лучшим другом Сунь У и У Ци (известные военные теоретики древности. — В. Т.], и о вас можно сказать; „Обладающий знаниями от рождения выше всех, преобретший знания благодаря учению следует за ним".

Не в лучшем положении был и Ши Цзилун. Можно сказать, что невежественное население и невежественные правители создали питательную почву для возникновения и широкого распространения различных суеверий.

Наиболее общим для столь пестрого по этническому составу государства занятием являлась охота — любимое занятие Цзесцев. В обычаях были облавные охоты, служившие не только развлечением, на них не только добывали пищу, но и обучали воинов ведению военных действий. Оседлому населению, т. е. Китайцам, эти охоты приносили одни бедствия. Они лишали его плодородных земель, занятых под посевы, и наносили ущерб сельскохозяйственному производству. Для облавных охот отводилась огромная территория.

Широко был распространен левират, хорошо известный многим кочевым народам. О Сюнну, а значит, и о Цзесцах Сыма Цянь писал: “После смерти отца берут в жены мачех, после смерти старшего или младшего брата женятся на их женах” [18, гл. 110, л. 2-а]. Он же описывает спор между Ханьским послом и перебежавшим к Сюнну евнухом Чжунхан Юэ о преимуществах в образе жизни двух народов. Посол сказал: “У Сюнну отцы и сыновья спят в одной юрте. Если умирает отец, женятся на мачехах; если умирают братья, берут за себя всех их жен”.
25

Чжунхан Юэ ответил: “Сюнну берут за себя жен отцов и братьев после смерти последних, опасаясь, что иначе прекратится их род. Поэтому, хотя среди Сюнну происходили смуты, на престол всегда ставились люди из одного и того же рода. А в Срединном государстве, хотя открыто не берут за себя жен отцов и братьев, родственники, все более отдаляясь, убивают друг друга, и дело доходило до смены [правящих] фамилий, что во всех случаях объясняется именно этим” [18, гл. 110, л. 16-б, 17-а].

О существовании левирата у Сяньбийцев и Цянов сообщает Фань Е (398—445). О первых он пишет: “По существующим среди них обычаям, женятся на мачехах и сходятся с овдовевшими женами старших братьев, а когда [новый муж] умирает, женщина возвращается в семью прежнего мужа” [21, гл. 90, л. 2-а], а о вторых: “После смерти отца женятся на мачехах, а после смерти старшего брата берут за себя овдовевшую жену, поэтому в их владении нет вдовцов и вдов” [21, гл. 87, л. l-б]. По непонятным причинам, скорее всего по настоянию сановников-Китайцев, Ши Лэ запретил обычай жениться на женах умерших братьев.

Своих покойников Цзесцы хоронили так, чтобы место погребения оставалось неизвестным. Мать Ши Лэ тайно похоронили в горной долине, через некоторое время совершили жертвоприношение и похоронили пустой гроб к югу от Сянго. Сам Ши Лэ был также похоронен в горной долине ночью, причем место погребения было скрыто. Более подробно похоронный обряд у Сюнну описан Сыма Цянем: “Для похорон употребляются внешний и внутренний гробы, золото, серебро, одежды и шубы, но не насыпают могильных холмов, не сажают деревьев и не носят траурных одежд. Любимые слуги и наложницы следуют за умершим в могилу, и количество их достигает, самое большее, нескольких тысяч или сотен человек” [18, гл. 110, л. 11-а].

Трудно, конечно, сказать, придерживались ли этого обряда Цзесцы, но обычай не обозначать место захоронения прослеживается у них, как и у Сюнну, достаточно четко. Он был, по-видимому, связан как с желанием предохранить могилу от разграбления, так и со страхом перед душой умершего, с которым живые стремились порвать все связи. Интересен предсмертный указ Ши Лэ: “Похороните меня на третий день после смерти, пусть чиновники как при дворе, так и вне его снимут траурные одежды по окончании похорон; не запрещайте свадеб, жертвоприношений, вкушение вина и мяса; военачальники с карательными функциями, пастыри областей и правители округов не должны покидать места службы, чтобы принять участие в похоронах; меня положите в гроб в обычной одежде, тело поставьте на обычную колесницу, в могилу не кладите золота и драгоценностей, различные изделия и безделушки”.
26

Указ этот можно рассматривать как направленный против похоронных обрядов и Сюнну и Китайцев. Если Сюнну, по свидетельству Сыма Цяня, клали .в могилу различные драгоценности и одежды, то Китайцы, как пишет М. В. Крюков, “соблюдали траур по усопшему, на время которого запрещалось пить вино и есть мясо, прикасаться к женщинам и даже спать на мягкой постели; чиновники оставляли службу. Пока длился траур, в новолуние и полнолуние каждого месяца полагалось устраивать поминки с жертвоприношениями” [2, с. 207].

Есть свидетельства, что трупы умерших сжигали, и такой способ захоронения был официально разрешен Ши Лэ. Обычай сжигать трупы пришел в Китай из Индии вместе с Буддизмом..

О распространении Буддизма в землях, находившихся под управлением династии Поздняя Чжао, известно по ряду свидетельств. Так, рассказывается, что Ши Сюань сближался с бикшуни, т. е. нищенствующими Буддийскими монахинями, отличавшимися красотой, вступал с ними в плотскую связь, затем убивал, варил их мясо, смешав его с бараниной и говядиной, и ел, а также жаловал мясо приближенным, требуя, чтобы они попробовали его на вкус. Накануне смерти Ши Тао ночевал в Буддийском храме. Буддийские монахи, шраманы, например У Цзин и Фоту Дэн, служили как Ши Лэ, так и Ши Цзилуну.

В обстановке общего упадка культуры и господства суеверий Буддизм оказался тесно связан с магией, близкой шаманистским (Tengrian) верованиям кочевников. В посвященном ему жизнеописании Фоту Дэн предстает не как проповедник Буддизма, а как маг и фокусник, творящий различные чудеса. Фоту Дэн прибыл в Лоян из Индии в четвертом году эры правления Юн-цзя (310 г.) в возрасте, как утверждал он сам, более ста лет. Он питался воздухом, мог по нескольку дней подряд не принимать пищи, читал заклинания, заставляя духов выполнять его распоряжения. Сбоку на животе у него имелось отверстие, которое он затыкал ватой. По ночам, читая книги, Фоту Дэн вынимал вату, и из отверстия лился свет, ярко освещавший комнату. Во время поста Фоту Дэн выходил ранним утром на берег реки, вынимал через отверстие внутренности, прополаскивал их, а затем укладывал на место. По звуку колокольчиков на карнизах пагоды безошибочно предсказывал будущее. Узнав о необыкновенных способностях Фоту Дэна, Ши Лэ вызвал его к себе, и Фоту Дэн полностью подтвердил свою высокую репутацию. Он взял патру, наполнил ее водой, возжег благовония и прочитал заклинание, после чего в патре вырос лотос, покрытый прекрасными цветами. Подобных чудес не счесть.

Остается сказать, что период Шестнадцати государств пяти северных племен является важной вехой не только в истории Китайского этноса. В это время существенно обострились отношения между кочевыми народами и оседлым населением, оказавшимся под их властью. Тридцать два года правления династии Поздняя Чжао — срок недолгий, и определить роль племени Цзе в историческом процессе весьма затруднительно.
27

Их история лишь небольшой фрагмент рассматриваемого периода. Тем не менее можно уверенно говорить, что предлагаемые переводы материалов по истории Цзесцев, дополненные сведениями о других кочевых народах, оказавшихся на территории Северного Китая, существенно углубляют наши знания по истории Китая и сопредельных народов, дают представление об обычаях, нравах, быте северных кочевников.

БИБЛИОГРАФИЯ

208

На русском языке

1. Гумилев Л. Н. Хунну в Китае. М, 1974,
2. Крюков М. В., Малявин. В. В., Софронов М. В. Китайский этнос на пороге средних веков. М., 1979.
3. Шервашидзе И. Н. Формы глагола в языке тюркских рунических надписей. Тб., 1986.

На китайском языке

4. Бань Гу. Хань-шу (История династии Хань). Пекин, Бо-на, 1958.
5. Ван Говэй. Гуаньтан цзнлинь (Собрание сочинений Ван Говэя). Т. I—4. Шанхай, 1930,
6. Ван Миншэн. Шяцн ши шанцюэ (Суждения о семнадцати династийных историях). Шанхай, 1959.
7. Вэй Шоу. Вэй-шу (История династии Северная Вэй). Пекин, Бо-на, 1958.
8. Го юй (Речи царств).— Госюэ цзибэнь цуньшу. Шанхай, 1958.
9. Гуань-цзы.— Чжуцзы цзичэн (Собрание сочинений различных философов). Пекин, 1957.
10. Лао-цзы.— Чжуцзы цзичэн (Собрание сочинений различных философов). Пекин, 1957.
11. Ли-цзи чжэн-и (Записи о церемониях).— Шисань цзин чжушу (Примечания и толкования к тринадцати классическим книгам). Пекин, 1957.
12. Ли Яньшоу. Нань-ши (История Южных династий). Пекин, Бо-на, 1958.
13. Лунь-юй чжэн-и.— Чжуцзы- цзичэн (Собрание сочинений различных философов). Пекин, 1957.
14. Лю Сюй. Цзю Тан-шу (Старая история династии Тан). Пекин, Бо-на, 1958.
15. Лю Цзюньжэнь. Чжунго димин да цыдянь (Большой словарь китайских географических названий). Пекин, 1930.
16. Люй-ши чунь-цю.— Чжуцзы цзичэн (Собрание сочинений различных фило.софов). Пекин, 1957.
17. Сыма Гуан.. Цзычжи тунцзянь (Всеотражающее зерцало, управлению помогающее). Пекин —Шанхай, 1956.
18. Сыма Цянь. Ши-цзи (Исторические записки). Пекин, Бо-на, 1958.
19. Сяо Цзысянь. Нань Ци-шу (История династии Южная Ци). Пекин, Бо-на. 1958.
20. Фан. Сюакьлип. Цзинь-шу (История династии Цзинь). Пекин, Бо-на, 1958.
21. Фань Е. Хоу Хань-шу (История династии Поздняя Хань). Пекин, Бо-на, 1958.
22. Хуан Бэньцзи. Лидай чжигуань бяо (Чиновники Китая в различные исторические эпохи). Пекин, 1965.
23. Цзянь Боцзань и др. Лидай гэцзу чжуаньцзи хуэйбянь (Собрание сведений о различных народах в различные эпохи). Шанхай, 1958.
24. Чжао И. Гайюй цунькао (Собрание досужих заметок). Шанхай, 1957.
25. Чжоу-ли чжушу (Правила поведения, установленные династией Чжоу).— Шисань цзин чжушу (Примечания и толкования к тринадцати классическим книгам). Пекин, 1957.
209

26. Чунь-цю Гунъянчжуань чжэн-и (Летопись Чунь-цю в редакций Гунъяна).— Шисань цзин чжушу (Примечания и толкования к тринадцати классическим книгам). Пекин, 1957.
27. Чунь-цю Гунъянчжуань чжэн-и (Летопись Чунь-цю в редакции Цзо Цюмина).— Шисань цзнн чжушу (Примечания и толкования к тринадцати классическим книгам). Пекин, 1957.
28. Чэнь Мэнцзя. Иньсюй буцы цзуншу {Сводное исследование по гадательным надписям из иньского городища}. Пекин, 1956.
29. Чэнь Шоу. Саньго чжи (Записи о трех царствах). Пекин, Бо-нз, 1958.
30. Шан-шу чжэн-и.— Шисань цзнн чжушу (Примечания и толкования к тринадцати классическим книгам). Пеккн, 1957.
31. Шань Юз. Сун-шу (История династии Сун). Пекин, Бо-на, 1958.

Издательские данные

Ответственный редактор Р. В. ВЯТКИН
Рецензенты В. В. МАЛЯВИН, И. Н. МАШКИНА
Утверждено к печати Институтом востоковедения АН СССР
Материалы по история кочевых народов в Китае
3 —5 вв. Вып. 2, Цзе.
Пер. с кит.—М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1990. 255 с
ISBN 5-02-016543-3
Настоящим выпуском мы продолжаем публикацию материалов по истории кочевых народов в Китае. В книгу включены разнообразные исторические свидетельства о кочевом племени Цзе. Переводам предпослано введение, тексты подробно прокомментированы и снабжены указателями. Рассматриваются проблемы этногенеза Цзе, взаимоотношения кочевого и осгдлого населения, исследуются обычаи, верования, нравы племени Цзе.
©Институт востоковедения АН СССР, 1990
©В. С. Таскин, введение, примечания, перевод, 1990
ISBN 5-02-016543-3
Редактор И.С.Смирнов. Младший редактор М.И.Новицкая
Художник Н.П.Ларский. Художественный редактор Э.Л.Эрман
Технический редактор Л. Е. Синенко. Корректор Г.П. Каткова
Сдано в набор 29.09.89
Подписано к печати 25.07.90
Формат 60X90 Бумага типографская № 2
Гарнитура литературная. Печать высокая
Усл. п.л. 16,0. Усл. кр„-отт. 16,0. Уч.-изд.л, 19,24
Тираж 1000 экз. Изд. № 6874. Зак. № 634. Цена 3 р. 80 к,
Издательство "Наука"
Главная редакция восточной литературы 103051, Москва К-51, Цветной бульвар, 21
3-я типография издательства "Наука" 107143, Москва Б-143, Открытое шоссе, 28

Home
Back
In English
Contents Tele
Contents Huns
Sources
Roots
Tamgas
Alphabet
Writing
Language
Genetics
Geography
Archeology
Religion
Coins
Wikipedia
Yu.Zuev Ethnic History of Usuns
Yu.Zuev Early Türks: Essays of history
Yu.Zuev The Strongest Tribe - Ezgil
Yu.Zuev Tamgas of vassal Princedoms
Yu.Zuev Ancient Türkic social terms
N.Bichurin Hunnu, Oihors, etc
Ogur and Oguz
Datelines
Alan Dateline
Avar Dateline
Besenyo Dateline
Bulgar Dateline
Huns Dateline
Karluk Dateline
Khazar Dateline
Kimak Dateline
Kipchak Dateline
Kyrgyz Dateline
Sabir Dateline
Seyanto Dateline
9/5/2010 ©2010 TürkicWorld
Рейтинг@Mail.ru “” ~ Türkic äāəöüčγš'byδŋηθΛž “” ~ Türkic Türkic, Türk