Бахши Иман
ДЖАГФАР ТАРИХЫ
(ЛЕТОПИСИ ДЖАГФАРА)

70

Глава 11. О Хорыс-юлы и о разбоях, случавшихся на этом пути (1110 - 1117 AD)

А после Борын-Инеша остановки на Хорыс-юлы были в Сарык-Куне, где устраивались ярмарки и продавались прекрасные овцы и овечьи шкуры, Сыгыр на переправе через Шир, Чыршы и Балын на реке Саз-Лдель. За Балыном встречались уже анчийские разъезды из бывшего кара-булгарского города Хурса. Станция Балын была выстроена джурой Караджаром и названа им так в память о месте его рождения... А Хорыс-юлы считался третьей по значению дорогой Булгарии после Нукратской и Бухарской, поэтому на нарушения ее безопасности булгарские каны реагировали быстро и всеми силами,.. Караван-сараи в Болгаре, Нур-Суваре и Кермеке были государственными, в Арбуге, Соям-Аке и Рабате - арбугинскими, в Шарыке, Буртасе, Рази-Субе, Хорысдане или Кубаре, Буртас-Симбире, Йозеке, Ышне, Леубате и Яучы - мардан-буртасскими и обслуживались нашими булгарами. А вот станции Сарык-Кун, Сыгыр, Чыршы и Балын содержались буртасами, платившими за это десятую часть своих доходов беллакской казне. При этом ширские буртасы отлично знали свою родственность с марданскими булгарами буртасского происхождения и вполне ладили также с балынскими и русскими своими родственниками - мурдасскими ульчийцами и анчийцами...

Эта часть Хорыс-юлы считалась наиболее опасной и уязвимой для нападений тюрков и балынцев, однако на открытый разбой решались немногие из них. Наиболее крупный разбой был во время Борын сугышы, происходившего в 111О - 1111 годах...

В 1107 году Шарыхан, сын Кур-Батыра, опоздал с набегом на Балын и был объявлен каком виновником неудачи балынского похода и мятежником... Кур-Батыр возглавлял при Балуке наемное куманское войско, Ашрафа в Саксине, а затем был катавылом (главой гарнизона) марданского города Шарыка. Здесь у него в 1041 году родился сын Шарыхан, который, по одним сведениям, получил имя города, а по другим - имя капа Шарафа. Он унаследовал высокий рост, бесстрашие и необычайную силу отца... В 1040 году, когда к кану явилась новая толпа тюркмен, он велел ей вместе с братом Гали Курмыша Рахманом и Кур-Батыром подчинить Бурджан. В течение года они без особых трудностей подчинили Джураш, Саклан, Кашэк и Тамья-Тархан, выбив из Тамья-Тархана румских наместников. Урусский бек Ар-Аслап признал эти области булгарскими, но после его смерти в 1054 году его сын Бат-Аслап вместе с румцами атаковал Тамья-Тархан и выбил не ожидавшего нападения Рахмана вон из города. Разгневанный кан перевел Рахмана из Хин-Калы начальником заставы в Яучы, и его потомки получили это прозвище. Ободренные поражением бурджанского тархана тюркмены внезапно подняли мятеж и напали на Хин-Калу. Несколько месяцев наши сидели в ней в осаде, потеряли Кур-Батыра, и только сыну Гиласа Балусу удалось разбить их. Тюркмены бежали и укрылись в урусском городе Бури-Аслап, населенном ба~ лынцами. Балус хотел смести эту крепость с лица земли, но брат Бат-Аслапа Сып-Булат смягчил его сердце выплатой огромной дани, сообщением о бегстве тюркмен в Джалду и обещанием покончить с ними в случае их возвращения. В 1060 году тюркмены возвратились, но были разбиты Сып-Булатом и в большинстве своем вернулись на булгарскую службу в Саксин. Однако вскоре вскрылось, что Сып-Булат тайком нанял часть тюркмен на службу, и за это Балус и молодой Шарыхан разорили его область. Но в том же году сами куманы решили занять бывшую тюркменскую область и, поставив над собой ханом бывшего раба Шарыхана Асана, ушли из Саксина. Шарыхан поневоле ушел с ними, ибо в противном случае куманы угрожали ему истреблением его родичей. Но вскоре Шарыхан попал в плен к анчийцам, был выкуплен из него Ахадом и вновь стал служить Державе. Опала Адама вновь заставила его стать тюрком, но ненадолго. В 1107 году анчийцы, балынцы во главе с Бат-Балыком и сын Асана Айюбай разбили Бунека, к которому примкнул было Шарыхан, и хан бежал к Ширу. Урусы преследовали его и в 1109 году - у Сыгыра - отняли последних верблюдов, арбы и юрты с семьями. С одной дружиной Шарыхан едва успел укрыться на станции Сыгыр. Балынцы предлагали взять мензель приступом, но бережно относившиеся к Хорыс-юлы анчийцы отказались и тем самым спасли хана.

После ухода Урусов Шарыхан прибыл со своим отрядом и с сообщением о готовности балынцев к разбою к сыну Рахмана Авару, бывшему тогда в Яучы. Возмущенный поведением балынцев Авар Яучы на свой страх и риск принял Шарыхана на службу. Бек не прогадал. В 1110 году сын Сып-Булата Булымер со своими балынцами и тюркменами и Айюбай нагло напали на Яучы после отказа Авара выдать им Шарыхана. Наши были предупреждены о нападении Сарычином - одним из сыновей Шарыхана, вынужденно подчинившихся Айюбаю,. и заранее укрепили станцию и разместили в ней стрелков. Когда же тюркмены и куманы пошли на приступ, устилая трупами людей и лошадей свой путь, марданская конница атаковала врага с двух сторон “Носа” и осыпала его дождем стрел. Балынцы оказались в центре этого ада и не знали как из него вырваться. Наконец, куманы и тюркмены, преодолев свой ужас ради спасения жизни, бросились на конных стрелков. Едва враг приблизился, стрелки уступили место стоявшим позади них буртасским и арбугинским джурам, и те остановили его мощным встречным копейным ударом. А когда наши рыцари выхватили палаши и топоры, неверные обратились в беспорядочное паническое бегство. Балынцы же бежали еще раньше, и с той поры Булымер всю жизнь боялся биться с булгарами...
70
71

Шарыхан со своими устремился в погоню и устлал вражескими телами пространство от Борын-Инеша до Шира. В Яучийской битве б тысяч наших уложили 10 тысяч врагов, потеряв 50 пехотинцев и 450 всадников. За служебное рвение Адам простил хана и дал ему в пожизненное владение налог с одного аула в Тиганакском уезде Байтюбинской губернии. Так как старик Шарыхан называл себя “сыном Кура”, то и аул этот стали еще при его жизни называть Курнали. Его сын Сарычин со своими людьми отстал от Айюбая в надежде на спокойную жизнь на Шире. Но униженный Булымер на следующий год заставил сына Мышдаулы атаковать Учель и уложить на скользких склонах Богылтау почти все 7-тысячное галиджийское войско, а сам вместе с Айюбаем сжег Сыгыр и разбил Сарычина. Хан отступил на Ял-Инеш, правый приток Шира впадающий в него выше, но Булымер и Айюбай со своими балынцами, тюркменами и куманами направились и туда. Когда они обрушились на Сарычина, его брат Атрак отделился от Айюбая и бросился на неверных. В конце концов они были разбиты, но нанялись на службу Державе и благодаря этому сохранили четверть своих людей. Остальные - в большинстве старики и дети - погибли на поле за Ял-Инешем, которое после этого стали называть Хэлэк кыры (“Гибельным”). Однако война эта не затихла, ибо Булымер отказался возместить Державе ущерб от его нападений на Хорыс-юлы.

В 1113 году оба сына Шарыхана отомстили Айюбаю нападением на его стойбища на Кичи-Шире, но неверный хан бежал к Булымеру и уцелел под его защитой. В том же году Булымер занял у русский престол в Башту и за это, по договору с анчийскими купцами, возместил Державе ущерб. Но в 1116 году молодые балынские беки сожгли станции Балын, Чыршы и Сыгыр, а Айюбай вместе с Бунеком взяли Хин и пригнали на Русь множество пленных булгарских тюркмен и баджанаков. Их поселили рядом с барынами, которые выразили Булымеру свое недовольство его разбоями на дорогах. Балынский бек оправдывался тем, что будто бы молодые беки совершили злодеяние без его ведома, а тюркские ханы ему вообще не подчиняются. На самом деле он сам не отправился в поход только из страха перед булгарами. Но исподтишка зловредный Балынец, прозванный нашими Караком, поддерживал разбои. Сразу после взятия Айюбаем Хина он соорудил на Кичи-Шире, на полпути из Хурсы в Харьку, крепость Чаллы-Кала для сообщения посредством ее с Хином и исламскими странами в обход Булгара. Это вызвало большую тревогу у кана, и ответ был дан немедленно.

В 1117 году беллакекий отряд во главе с Аваром разгромил Чалды-Калу до основания. Анчийцы, бывшие здесь, сдались без боя и были отпущены. А взятых в крепости балынцев заставили строить крепость в Кашанской губернии, и ее также назвали Чаллы. В память об этом Авар взял себе прозвище Чаллы-бей. В том же году было покончено и с ордой Айюбая, а бывшие в Хине анчийские тюркмены, баджанаки и куманы в панике бежали на Русь. Адам объявил себя капом Дешт-и Кыпчака и переселил сыновей Шары-хана в Хин, но в 1120 году Атрак с частью своих людей внезапно ушел в Гурджу. Тогда же к власти пришел эмир Колын, немедленно потребовавший от Булымера возвращения саксинских тюркмен и баджанаков, но Балынец ответил нашим послам отказом. Когда хинцы узнали об этом, то восстали и укрепились вместе с частью барынов в их городе Барындиу. А стоявший наготове в мензеле Балын отряд Авара занял при помощи анчийцев Хурсу и пригрозил Булымеру походом на Башту вместе с анчийским беком и Сып-Булатом. Посланник Авара передал Булымер-Караку насмешливые слова бека: “Если ты повинишься перед капом Булгара, то я похлопочу, чтобы он подарил тебе твой золотой шлем, который ты обронил во время бегства от Борын-Инеша, и весло, которое твой сын Джурги потерял во время поспешного отплытия от Болгара”. Зная, что все анчийцы Руси сочувствуют булгарам и готовы при удобном случае вместе с ними покончить с балынцами, Булымер выдал Чаллы-бею всех саксинцев и примкнувших к ним барынов, а также заплатил тройную цену за ущерб Хорыс-юлы и возобновил прерванную им выплату джирской дани. Половина его собственных тюркмен, баджанаков и куманов также бежала после этого .из Руси в Джалду. Так закончился этот самый большой разбой на Хорыс-юлы, и так был наказан за него Булымер...

Глава 12. О кончине кана Алмыша Джафара и о правлении его сыновей (925-943)

Воровство, однако, случалось и на других дорогах, но особенно часто - на Артан-юлы или Гэрэбе юл, шедшем из Булгара в Артан через Джир и Галидж... В 925 году на разбой вышел сам Угыр Лачыни и взял Джир внезапным приступом. Разбой этот был таким вопиющим, что Алмыш самолично, несмотря на зимнюю стужу, отправился в Джир для наведения там порядка. При приближении кана Угыр бежал, оставив в городе сильный отряд. Губернатор Джира, сын Караджара Салман, искупая вину за свою беспечность, а вернее, доверчивость, не стал обременять джур Джафара и сам отбил Джир.
72
73

Остатки гарнизона убежали из крепости на гору, расположенную рядом с городом, и решили отбиваться. Однако наши не стали утруждать себя бессмысленным штурмом и только обложили гору. На следующий день они спокойно поднялись на вершину и обнаружили на ней тела замерзших балынцев и галиджийцев...

На обратном пути через дремучий лес на кана внезапно набросился огромный медведь и, прежде чем охрана убила его, нанес Джафару глубокие раны. Несмотря на усилия табиба, Алмыш истек кровью и скончался. Его погребли в болгарском балике Гюлистан, который он сам назвал в память о своей любимой дочери...

Уланы подняли на трон Газана, которого называли и Хасаном, и Казаном (925-930). Царствование этого кана было, как утверждал в своем “Хон китабы” Мохаммед-Гали, “подлинным бедствием для страны”. Правда, Якуб называл Газана святым, но это скорее из жалости к нему...

Прежде всего Газан стал раздавать земли сербийских и арских кара-чирмышей своим джурам в наследственное владение. Этих игенчеев стали называть курмышами, а их господ, в память о Газане - казанчиями или уланами. Когда запросы уланов возросли, кан стал раздавать им кара-чирмышские и чирмышские аулы Эчке Булгара или Буляр Йорты, население которых оставалось еще в язычестве (non-Moslem - Translator's Note). А делал он это с благословения сеида Ахмеда Бакира (son of Ahmed ibn Fadlan? - Translator's Note), который стал первым советником и другом Газана. Якуб-казы утверждал, что Ахмед происходил из дома Бармаки и что в 737 году бурджане приняли ислам из рук Хаммада Бармаки, возглавлявшего посольство султана к хазарскому хакану (Bardjil - Translator's Note. Сыном Хаммада был Яхья, его сыновьями - Джафар и Фадлан. Джафар был везиром султана Харуна ар~Рашида, но оклеветан завистниками и казнен. После его гибели наставником и воспитателем потомков Джафара стал его брат Фадлан, и отец сеида Бакира получил поэтому его имя. А сыном Джафара был Хаммад, его сыном - Рашид, его сыном - Аббас, отец Фадлана и дед сеида Ахмеда...

Своей жестокостью Газан и Бакир сильно настроили против себя народ. Многие игенчеи бежали тогда в Беллак. Кан хотел было вернуть их, но Балус твердо заявил о решимости исполнять закон о невыдаче беллакцев кому бы то ни было, и Газан отступил. Правда, он попробовал вначале сместить эмира при помощи марданских биев, терпящих ущерб от переселенцев, но Балус призвал на помощь баджанакцев и, в конце концов, погасил возмущение передачей биям части субашского налога с пришлых игенчеев. Несколько биев, однако, бежало к Газану, и кан удовлетворил жалобщиков передачей их Симбирского округа Мардана Нур-Сувару. Балусу, в , свою очередь, пришлось с этим смириться...

Недовольство оставшихся в Эчке Булгаре игенчеев вылилось в мятеж Бырака и его сына Бел-Субаша или Була. Будучи катавылом Шепше, Бырак не выдержал гонений на бывших своих чирмышей и вместе с сыном поднял летом 925 года восстание. Их требованием было возвращение к порядкам Алмыша и смещение Бакира. Сам Бырак укрепился в Шепше, а Бел - в Булярском мензеле, защитником которого он являлся. Однако Газану остались верны нур-суварский улугбек Аскал и сын Джулута Татра-Ахмед. Последний был женат на дочери тебира Абдаллаха, но не смог удержаться против верноподданнического напора своих тамтайских биев, которым кан разрешил брать с беглых игенчеев кара-чирмышский налог. Джакын, тоже зять тебира, избежал искушения примкнуть к Быраку совершенно случайно: основанную им и подвластную ему Тухчи, на его счастье, успел занять флот Хума, прибывший из Джира. Поговаривали, что кан поручил салчибашы в любом случае прикончить опасного претендента на трон, но Хум пощадил Джакына, как родственника Абдаллаха. Дело в том, что джирский бий был преисполнен благодарностью к тебиру, спасшему его - после набега Угыра на Джир - от гнева Алмыша...

Сдавленные с двух сторон нур-суварскими казанчиями и тамтайскими биями повстанцы сдались без боя, если не считать небольшой стычки у Буляра. Виновником этой свалки был Бел-Субаш. Матерью его была дочь Бат-Угыра Хадича, от которой он унаследовал богатырскую силу Мумина. Бат-Угыр был невысок, но широк в плечах и железнотел, и точно таким же был Бул. Но от добродушного и сдержанного Мумина Бел Субаш отличался невероятным и почти не сдерживаемым своенравием и нетерпением. Отец мечтал, чтобы он занялся торговлей или ремеслом, но у Була, конечно же, не хватило терпения заниматься этим наиславнейшим и, вместе с тем, многотрудным делом, и он предпочел службу. Тяготение к службе объяснялось еще и влиянием матери, любившей воинские забавы и бесстрашно бросавшейся в кровавые поединки на воинских сборах. Но слух о ее тяжелом копье быстро распространился по стране, и охотников помериться с ней силой и воинским искусством было немного. Говорят, что Мумин всю жизнь мечтал о сыне, но Аллах не даровал ему его, и мечты его воплотились в дочери Хадиче и сделали ее похожей по характеру на мужчину. Бырак завоевал ее сердце только тем, что одолел в поединке...

Бел-Субаш отказался сдаться Аскалу и потребовал, чтобы его сдачу принял Татра-Мохаммед. К сожалению, Аскал отказал ему даже в такой малости, и тогда Бул один прорвался сквозь ряды нурсуварцев к Шепше, где сдался Татре.
75
74

Кан не прочь был прикончить своевольного бия, но он и его отец были спасены заступничеством Татра-Мохаммеда. Все же бии, и их люди были наказаны направлением на строительство Буляра. Они в том же году построили цитадель, но Газам велел им насыпать новый вал и застраивать пространство между ним и цитаделью...

“Наказание” постигло и Микаиля. Видя в каждом заговоре происки Ялкау, кан отправил его в качестве посла в Багдад к эмиру всех мусульман и предложил совершить хадж. Тебир Абдалдах счел за благо отъехать вместе с Микаилем...

930 год, как пишет Мохаммед-Гали, был голодным, и к зиме положение народа стало совсем нестерпимым. Повсюду рыскали сборщики налогов капа и забирали у народа последние припасы. Чирмыши же совершенно истомились на нескончаемом строительстве Буляра, и даже всегда сдержанный Бырак дошел до последней степени отчаяния и воскликнул: “О, Тангра! Если, покараешь мучителя-кана, то покажешь мне, что исламская вера - истинная, и я приму ее!” Кто-то донес об этом, и бий вместе с сыном, опасаясь казни, бежал на Горную сторону. Здесь они услышали весть о выступлении против капа сына Мардана Хадаша или Хаддада и немедленно поддержали его истреблением билемчеев в своей округе...

Мардан был сыном Джилки и мурдаски, а матерью Хаддада была буртасская бика Леклек, поэтому он пользовался любовью и доверием как наших буртасских булгар, так и ульчийских мурдасов, которых называли батышцами. А это слово получилось от сабанского слова, означавшего “запад”, ибо после своего бегства из Буляра мурдасы поселились западнее сабанов...

Хаддад был очень гордым, и когда после смерти Мардана беллакские бии предложили ему возглавить их, то отказался и сказал: “Если я и займу какой-либо трон - то только канский”. Осень 930 года, когда возмущение народа правлением Газана достигло предела, он счел удобным моментом для захвата трона и двинулся из своей станции Кубар или Хорысдан на Болгар. Однако переправиться через Идель у Арбуги ему не удалось из-за действий флота Хума, и он отступил в Буртас. Зимой уже Газан двинулся на него, но Хаддад со своими ближайшими джурами ушел к батышцам. Те, пораженные великолепием одежд и оружия эмира и его воинов, избрали Хаддада своим беком. В память о своем бегстве Хаддад назвал себя Качкыном, и его род стали называть Качкынами или Хаддад. Свою столицу, построенную по образцу буртасских городов, он назвал именем своего последнего булгарского пристанища - мензеля Хорысдан. А сам Хаддад Качкым и его потомки были опасны для правителей Булгара и Руси, как принцы дома Дуло и, значит, претенденты на оба трона, поэтому и те, и другие не жалели усилий для искоренения этой булгарской династии. Долгое время труднодоступность Батыша спасала дом Качкынов. Однако в 964 году Барыс отнял у них Кан, а в 1088 году капские батышцы отняли у Батыша и Кисаискую область. Наконец, в 1112 году Булымер-Карак штурмом взял Хорысдан в отместку за приют, данный Качкынами куманам Шарыхана, и оставил последнему потомку Мардана Хаддад-Шамгуну лишь небольшую часть Кортджака. Еще раньше, в 1088 году, в этой округе Ахад Мосха поставил с разрешения Батыш-Шамгуна крепость Мосха... Потом сын Хаддад-Шамгуна Кучак надумал бежать в Булгар... и также получил прозвище Качкын. У Кучака были сыновья Яхам и Аслан от сакланской бики и дочь Банат от батышки. На ней женился балыиский бек Хаы-Тюряй и имел от нее сына Кинзяслапа. Яхам остался на службе в Балыне, а Аслан отъехал в Булгар, к дяде - сакланскому бию Батыру. Здесь он организовал хозяйство, занимавшееся добычей и обработкой камня. Сам Аслан на камне - как по дереву вырезал надписи, узоры, растения, зверей и людей, изготовлял балбалы, и были они словно живые. Когда от ран, полученных в Болгаре во время войны 1164 года, умер старший сын бека Хан Тюряя Кинзяслап, то Хаи-Тюряй умолил Аслана приехать и украсить каменной резьбой поминальный храм Кинзяслапа возле Балына. Аслан насилу согласился, и то только потому, что Кинзяслап был его племянником... Потом он ездил и в Булымер - украшать каменной резьбой главный городской храм. А его сын Яхам, названный так в честь дяди Яхама, украшал храм в балынском городке Джурги и в... А сын его Абархам, бывший членом ордена “Эль-Хум” и дававший на содержание этого братства большие средства, был убит уланами возле булярской церкви “Нишан”... Опасаясь осквернения могилы отца, сын Абархама Ас разрешил мне перенести его останки в Булымер, откуда когда-то ушел в Булгар Аслан...

А потомки еще двух сыновей Хаддад-Шамгуна - Ислам-Батыша и Байтугана - жили в Булгаре. Они переселились в Булгар, не выдержав унижений, и занимались здесь торговлей в северных землях Державы. Батыш вначале торговал к востоку от Бий-су, на реке Шегор. А вначале эту реку называли Урсу. Но вот когда он собрался туда, другие купцы - шимальчийцы или чулманцы - стали насмешливыми улыбками выражать сомнение в успехе его предприятия. Тогда обиженный Батыш поспорил с ними и пообещал им в укор провезти на Урсу не только себя, но и живую корову. Л корову он называл по-хонски - шегор. Ислам вообще любил включать в свою речь хонские слова, показывая свою образованность, чем умилял мулл, нарочно, для отделения себя от простолюдинов, зубривших в медресе непонятные уже народу хонские слова.
76
77

А этот обычай бурджанских мулл одобрил сеид Бакир, всю жизнь сохранявший чванство персидских вельмож. Это дело пытался пресечь кан Ялкау, выселивший из Болгара всех говоривших “по-бурджански” мулл, но те перебрались в Нур-Сувар и продолжали учить по-старому. А в народе выражение “бурджан теле” стало означать “искаженная речь”, и поэтому говоривших с баджанакским акцентом тамтайских или башкортских булгар булярцы называли “бурджанцами”... Но, благодаря Исламу, одно хонское слово “шегор” уцелело на Севере, ибо он все-таки довез свою корову живой до реки Урсу, и ее с той поры стали называть Шегор-су... И сын его Гусман торговал за Бий-су и получил поэтому прозвище Шегор, но затем ему стало здесь тесновато, и он, сразу же после присоединения к Державе Тубджака, отправился еще дальше. Тогда, в первую свою поездку, Шегор добрался до реки Иджим (или Ишим) и назвал ее именем своего сына. А оймекская эта река получила имя знаменитого сэбэрского или моджарского хакана Иджима - отца Баиикорта, по имени которого сэбэрцев стали называть башкортами. На этой реке была любимая ставка оймекских ханов, а говорят - еще и самого Иджима - Кызыл Яр. Местность здесь действительно очень живописная, я это увидел своими глазами, когда ехал к Багу в 1232 году. А проехал я тогда сюда через Дим, Агидель, через которую переправился у устья Стерле, Мияс, озеро Чубар-кюль, крепость Чилябе, где добывалось железо и куда свозилось дДя отправки в Банджу и Буляр все добываемое на Урале, реку Туб, которую называли также Соб, Собол и Тубыл...

Во вторую свою поездку Гусман добрался уже до Чулым-су или Чулм&ша, проехав после Ишима Артыш по Сюрхотской переправе, Оймск-су или Ям, по имени которой стали зваться северные кыргызы, Байгул выше устья Чулыма. Весь этот путь наши стали называть Чулымским или Чулмыш-юлы, а также Хон-юлы и Хот-юлы. Иджим в честь него назвал своего сына Чулмышем... А там купец узнал, что от Чулыма по Байгул-су чулмышцы добираются до сэбэрского народа байгулов и отправился туда. По пути он давал названия рекам и отмечал их на бересте. После устья Чулым-су Гусман миновал устье речки, которую назвал Каты. Следующей речке он дал имя своего дяди Байтугана, следующей - название тамтайской речки Дим, следующей - Баг, ибо ему возле нее приснился сад, следующей - Ахан...
78

Вскоре после этого они встретились с Байтуганом и улугбеком булгарской провинции Байгул тарханом Булюмом. Булюм сообщил, что уже договорился с улугбеком булгарской провинции Тубджак Курганом об общей границе обеих губерний. Она проходила от реки Байтуган до места на Тубыле между устьем Ишима и реки Тамьян-су и далее шла к верховью реки Асад, названной в память о погибшем здесь в правление Ялкау купце Асаде. А потомки Асада, сопровождавшего еще Микаиля в его поездках на Восток, владели добычей и перевозкой большей части добываемых на Урале металлов и драгоценных камней. Асады владели домами в Буляре, Болгаре и Нур-Суваре, но главным домом их был мензель Стерле у устья этой реки. Отсюда во все стороны уходили дороги...

А граница между булгарскими провинциями Ура и Байгул шла по Соболу или Бай гулу, а затем, чуть не доходя до устья Тубыла, шла также к верховьям Асада. Восточная граница Байгула захватывала низовья реки Ени-су и стойбища народов тойма и дюди, отсюда шла к реке, которой сын Байтугана Таз-Умар дал свое прозвище Таз и в устье которой основал крепость Мэнхаз, от ее верховьев - к низовьям Каты-су, от них - к Байгул-су...

Место встречи было очень удобным, и Байтуган распорядился возвести здесь крепость. Так как к месту встречи прибыло 50 человек Байтугана и столько же - Гусмана, ее решено было назвать Сюрхот (“Сто Гуннов”)... А весь путь от Болгара до Чулым-су занимает около трех месяцев, но он, хотя наши и называют его в шутку “Эбер-Джэбер”, не так обременителен, как может показаться, ибо оймекские кыргызы, наверное, самый гостеприимный народ в мире, и стоянки в их стойбищах весьма приятны.

А весь путь - от Болгара к Чулым-су, от Чулым-су до Сюрхота и от Сюрхота к Болгару - назывался “Дальней дорогой”.,. Если хотели проехать от Сюрхота к Болгару, то пускались от этой крепости на Байгул-су к устью реки Хонта. Путь от нее охранялся сэбэрцами-хончийцами, поэтому ее так и назвали. От Хонты ехали к мензелю Булым в месте слияния рек Булым и Тауда, отсюда - к мензелю Ладж-су в устье реки Ладж-Уба. На этой реке как-то заплутал купец Ладж-бай - отец торговца Асада, и едва не отправился по ней к реке Кук-Сузбай вместо того, чтобы ехать к реке Сузбай. А обе реки получили имя отца Куша - первого бия хончийцев, подчинившего хончийские области Бершуд и Ура булгарскому кану Джилки. Хончийские проводники недопоняли Ладжа и повезли его не к той Сузбай. В память об этом происшествии хончийский бий Мал назвал реку именем Ладжа. А от мензеля Ладж ехали к мензелю Сузбай на реке Сузбай, от нее - к мензелю Тура на реке Тура, от нее - к мензелю Тагыл на реке Тагыл, основанному сыном Мала бием Тагаем. От Тагыла ехали к Чильбя-су, на которой был мензель Кунгур, что на хонском языке означало “Ночлежный двор”. А отсюда уже по Чулману и Агидели ехали к Болгару...
79

От Сюрхота ездили также к Мэнхазу, а оттуда - к реке Ени-су, где живут народы дюди и тойма. А бии дюди и тоймы Касан и Кулян приезжали к Габдулле Чельбиру и даже сражались против Сып-Булата. Они говорили, что за их землей находится огромный лесной край Дингез. Он получил это название потому, что за ним находится бескрайнее море, на берегу которого живут соплеменники хонов - имэнцы. Бии говорили, что им ехать до этого моря ближе, чем к Болгару, но путь этот невероятно тяжел и ехать по нему рискуют редко и немногие. Кроме этого их люди не стремятся ездить туда потому, что имэнцы после ухода хонов были порабощены жестоким народом мэнкул и пребывают поэтому в самом жалком состоянии. Это племя поклонялось раньше доброму многорукому божеству “Мэнкул” и поэтому было благочестивым и получило его имя. Но затем приняло христианство и стало злобным. И они говорили еще, что это большое счастье, что они подчиняются Булгару или, на их языке, Вару, ибо мэнкулы опасаются булгар и поэтому не переходят Дингезский лес...

И когда я все это читал и слышал - наряду с рассказами о схватках ради овладения троном, я всегда удивлялся тому, как маленькая стычка в Эчке Булгаре отражается на состоянии всей громадной нашей Державы от Кумыка до Дюди. Вот и зимой 930 года судьба империи решилась в ничтожном столкновении горстки субашей и казанчиев... в округе Улем, куда пришел из Буртаса Газан для наказания Бырака и его сына. Поборы и насилия уланов царя восстановили против них поголовно всех. Довершил дело роспуск каном большинства своих уланов на разорение мятежного округа. Это было неосторожно и вызвало всеобщее возмущение. Проведав о том, что Газан с немногими джурами расположился в ауле неподалеку от лагеря повстанцев, Бул вышел из своего укрытия и ночью атаковал кана. Повстанцы были необычайно преданны своему вождю за то, что он объявил их субашами. Они беспощадно перерезали захваченных врасплох уланов и обезглавили самога Газана, прежде чем Бел остановил их. С той поры аул этот, а потом и город стали называть Шонгытом...

Получив известие об этом, Микаиль, бывший уже в Бандже, отправился в Болгар и немедленно был поднят на трон. Абдаллах, занявший пост везира, предложил кану вернуться к законодательству Алмыша и избегать столкновений с игенчеями-булгарами. Ялкау учел эти советы, но предпочел не ссориться и с казанчиями. По его распоряжению все игенчеи Внутренней Булгарии объявлялись субашами, из которых одни должны были платить налоги государству, а другие - на содержание 20 тысяч джур трех провинций Буляра. Принтом казанчиям передавались в наследственное владение нур-суварские и болгарские земли на Горной стороне, населенные сербийскими и арскими игенчеями-язычниками. Только некоторые части Горной Булгарии, захваченные булгарскими игенчеями, объявлялись субашскими и чирмышскими районами. Возмущенным казанчиям Эчке Булгара кан заявил, что в случае их сопротивления реформе он оставит их один на один с игенчеями, и те поневоле подчинились. Була Ялкау простил и назначил катавылом Булярской крепости, которую он строил вместе с отцом, так как Бырак, приняв ислам и имя Амир, вскоре скончался. Из уважения к отцу Бел-Су-баш также принял ислам и имя Нуретдин. Он быстро завершил дело и на старости ввел в заблуждение своих детей рассказом о происхождении названия “Буляр” от его имени... Так писал Мохаммед-Гали со слов бека Газана - потомка Була...

Абдаллах, довольный реформами, посвятил кану свой дастан “Кисекбаш”, который стали называть и “Кисекбаш китабы”. Бакир же, как писал тебир, относился к Микаилю с нескрываемой враждебностью, и поэтому к сеиду отовсюду стекались с жалобами казанчии. Несмотря на то, что кан повелел всем алпарам (рыцарям)-булгарам отрезать косы в наказание за гибель Газана и сурово подавил сербийских и арских повстанцев, примкнувших к Белу и объявленных виновниками гибели Хасана, все же Ахмед ибн Фадлан объявил его “царем язычников” и на тайном собрании призвал казанчиев поставить во главе государства более достойного человека. Ходили слухи, что он не прочь был утвердить на троне собственного сына Насыра или себя, и даже повелел отчеканить монеты с именем своего рода Бармак. Сын Аскала Кермек донес об этом Микаилю, и тот незамедлительно явился в Нур-Сувар вместе с отрядом бека Амира. Столкнувшись на мосту с одним из казанчиев - сыном Джулута Ахмедом, не пожелавшим уступить ему дорогу, Бел-Субаш сбросил его в ров и вселил ужас в сердца всех вельмож. Охромевшего после этого улана стали звать Аксак-Ахмедом. Микаиль же прямо на коне въехал в мечеть “Hyp”. Сеид закричал, чтобы кан немедленно покинул мечеть, а когда тот отказался, ударил его коня плетью. Бул со своими булярскими джурами, ненавидевшими казанчиев, тут же скрутил сеида и, по приказу Ялкау, бросил его в зиндан в лошадиной сбруе в наказание за оскорбление коня. Там злополучного Бакира издевательски кормили сеном, и вскоре он умер. Часть нур-суварских купцов, поддерживавших сеида, кан выселил в Рази-Субу, и этот город марданцы стали насмешливо называть Суваром...
80
81

Дела внутренние не позволяли Микаилю быть внимательным к делам внешним, и Моджару удалось поставить беком Кара-Булгара сына Алмыша Мала вместо верного Булгару Рыштау. Однако затем сын Абдаллаха Мамли съездил в Хорысдан и склонил Мала на сторону кана. Угрожая зажать Хазарию с двух сторон, старик Абдаллах добился от Моджара согласия платить дань Булгару и принять канского посла - своего сына Мамли.

Это встревожило хорасаиских эмиров, стремившихся прибрать Хазарию к своим рукам. Чтобы досадить Саманидам, Балтавар потребовал от них прекращения взимания пошлин с булгарских купцов, а 'когда получил отказ, то велел взимать такие же - с хорезмийцев...

В 943 году Микаиль послал джирского улугбека Хума с флотом на Гурджу, и в этом походе наши погромили Итиль и Алаберде. Но кан не дождался возвращения флота, став жертвой своей страсти к праздникам. Мамли, продолживший “Хазар тарихы” своего отца Абдаллаха, замечает, что Ялкау был участником всех народных увеселений и забав. В ноябре он отправлялся смотреть ощипывание гусей. В декабре он с парнями штурмом брал ледовый “Девичий город”, в котором защищалось сорок девушек во главе со своей “царицей”, и даже сражался в поединках. В науруз он праздновал каргатуй, в апреле - сабантуй, после сева - чиллек. В джиен он лез в воду и рознился с девушками, словно подросток. В августовском янгыр боткасы он руководил жертвоприношением белого быка, первым съедал белую рыбу и опять закапчивал обливанием с девушками. Осенью, после того как собирался урожай, уплачивались основные налоги, кан устраивал возле Болгара кызлар эчкене в честь приношений ему от устроителей свадеб. И вот в 943 году, подвыпив на таком кызлар эчкене, Ялкау решил участвовать в скачке. На полном скаку конь его споткнулся, и кан упал и разбился насмерть. О том, почему это случилось, говорили разное. Одни - потому, что кап сел на белого жертвенного коня, которого из жалости к нему не принес в жертву в джиен. Другие - потому, что Микаиль велел уморить сеида Бакира в конской сбруе...

Глава 13. Царствование кана Мохаммеда (943-976)

После кончины Ялкау Микаиля Балтавара, любившего называть себя также и Арсланом, на трон подняли его сына Мохаммеда. Новый кан ненавидел дела управления и предпочитал им различные утехи - охоту, гаремные наслаждения, пирушки. Джиеиы он превратил в увеселительные поездки, во время которых брал в нос тель самых красивых женщин и девушек. Так как сын Бакира На сыр, ставший сеидом и везиром, воспротивился проявлениям камского любострастия в мусульманских селениях, то Мохаммед предпочитал путешествовать по языческим. Казанчии поощряли распущенность капа и поэтому очень скоро составили все его окружение. В благодарность за поддержку Мохаммед снял с них налоги и возложил их на субашей и аров. Но казна не пополнялась, ибо ее средства пожирались затеями капа и его окружения, неистощимого па выдумки новых увеселений, и целой армией чиновников. Государственные дела быстро пришли в упадок, ибо кан не занимался ими совершенно, а Насыр, получивший бразды правления, был озабочен лишь содержанием своих доверенных людей и царского двора. Ненасытные чиновники бесчинствовали по всей стране, и некому было оказать сопротивление их вымогательствам сверх и без того высоких налогов и дани, ибо стойкие в честности управители бежали кто куда, а оставшиеся также стали лихоимствовать.

Между тем Юсуф при помощи кара-булгарского войска Мала овладел хазарским троном вскоре после похода Хума, а хакан Алан с сыном -мусульманином Даудом бежали в Булгар. С разрешения капа они избрали своим местопребыванием Банджу, гуде проживало много хазарских беженцев и был даже балик Хазар. А там еще были балики Кура, Буртас, Арбуга, Баджанак, Самар, Яр, Сабан, Хут... и те башни, которые примыкали к ним, носили их названия. А это был огромный город, в котором уже при Балуке насчитывалось до 80 тысяч жителей. А Хаджи-Омар в своей книге “Булгар тарихы” писал, что Банджа, наряду с Болгаром и Буляром, относится к трем наиболее славным городам Булгарской Державы (Ак Булгар Иорты)... И он добавлял, что в Бандже господствует булгарское наречие с сильной примесью тюркменских слов, характерной для баджанаков и хазар. А Аллах знает, что я сделал все для спасения жителей этого города. Большая часть спасенных ныне благополучно проживает на Кинеле, в городах Яна Самар и Камыш, и не устает изыскивать любые возможности для выражения мне своей благодарности...

Сейчас находятся люди, которые упрекают меня в трусости, в нелюбви к отечеству, жестокости и утверждают, что все мои поступки совершены ради спасения собственной жизни или захвата власти. Но на эти обвинения я отвечу в ином, вечном мире, на суде Всевышнего; ведь из всех булгарских властителей только я выехал на Хон-юлы в ставки Бату и Угятая, чтобы прекратить губительную для мэнхолов и Державы нашей войну. Да, прекращение войны стоило жизни 400 тысяч невинных булярцев и 100 тысяч марданцев, но они погибли по вине людей, желавших полной гибели обеих держав в бессмысленной войне друг с другом.
82
83

Да, я передал нашему союзнику - Мэнхолу совершенно опустошенные войной Саксин и Тубджак или Сэбэр, но в ответ великий кан передал нашей Державе Кортджак с Капом, Булымером, Джуннэ-Калой, Балыном и Джиром, а также Шуд с его озерами, Джукетуном и дорогами, благодаря чему мы стали хозяевами лучшей половины Балына и восточных областей Галиджа...

В Альманском походе с Байдаром и Урдой через Байлак, Альманию и Марубу в Моджар я спас от гнева этих ханов - на свой страх и риск - нескольких кыргызов, переодев их в одежду своих умерших от ран воинов. В походе, будучи почти все время впереди, я в стычках с противником старался не допускать рубки и преследования, ограничивгиюя лишь обстрелом идущего на меня неприятеля и прекращал его тут же в случае его отступления. Через одного пленного я предупредил жителей байлакской столицы Миша-Корык о завтрашнем приступе и позволил им ночью, до подхода мэнхолов Байдара и Урды выйти из города. Не моя вина, что ханы все же обнаружили и изрубили 35 тысяч неосторожно задержавшихся у Миша-Корыка беглецов, а город той же ночью сгорел от оставленного кем-то огня...

Жителей альманского города Бер-Аслап я также честно предупредил о нашем вынужденном приступе с целью добычи всего необходимого на дальнейший путь. Большинство жителей ушло в цитадель, и мои солдаты взяли все без большой крови, с потерей 1 всего 11 человек, и лишь в двух или трех местах обстреляли сопротивлявшихся стражников 10 шереджирами и невольно зажгли рабат...

В битве с миша-корыкским маликом у городка Иглан я был во второй линии своего отряда, когда мэнхолы побежали и оставили моих 5 тысяч булгар и б тысяч кара-булгар один на один с 50 тысячами неверных франтов, альманцев, байлакцев и марубайцев. 1500 неверных - почти исключительно альманцев и франтов - имели вооружение восточных маликов, 5 тысяч - беков, 10 тысяч - уланов, и остальные - джур. Когда мои стрелки обнаружили, что на обычном для поражения расстоянии наши стрелы не наносят вреда неприятелю, я велел уланам отойти за наш лагерь, защищенный несколькими рядами возов, и после единственного успешного залпа стрелков в упор направил свою линию средневооруженных башкортов, байтюбинцев, кара-булгар в копейный удар. Этот удар приостановил неверных, но в начавшейся вслед за этим рубке наши стали шаг за шагом уступать. Я был в самой гуще боя, и Аблас-Хин с Нарыком едва выхватили меня, уже раненого, из под мечей семи байлакских рыцарей и отвели в лагерь. Видя, что удержать неверных средней линией не удастся, я отвел ее за лагерь и поставил по обеим сторонам его свежих уланов и подошедших нам на выручку мэнхолских тюркмен и кыргызов. Неуклюжие, в очень тяжелых доспехах, неверные споткнулись о возы, и наши стали легко расстреливать их со второй и третьей линий возов в упор из обычных луков, а “железные стрелки” предотвращали попытки врага обойти лагерь. Когда трупы врагов превзошли по высоте возы, я велел уланам ударить в копья, и этот удар газиев, наконец, опрокинул неверных. Я с восторгом наблюдал, как от удара тяжелых булгарских копий, привязанных к коням, неверные опрокидывались вместе с лошадьми. Слышал я и крики врагов, разрубаемых топорами бахадиров пополам... Мои взяли в этом бою, в котором не было пленных с обеих сторон, 820 - царских, 3 тысячи - бекских и 6 тысяч уланских доспехов, не считая джурских. Только когда неверные побежали, на поле боя вернулись Байдар с Урдой, чтобы пограбить и добить бегущих...

Когда нуждавшиеся в припасах мэнхолы остановились возле одного из марубайских городов, я, как всегда, стал отдельно от них на приличном расстоянии от города и спас всю свою армию от гибели. В ночной вылазке марубайцы и альманцы покончили с 10 тысячами мэнхолов и Байдаром, и трясущийся от страха за этот просчет Урда с 5 тысячами уцелевших мэнхолов был лишен мною доспехов и поставлен в центре моего войска для его же спасения. Тюркмен же и кыргызов я присоединил к своим бахадирам. Когда два марубайских сардара - убийцы Байдара - Юсуф и Якуб - вздумали преследовать нас, то попали в мою засаду возле взятого мною без боя города... и расстались с головами вместе с 12 тысячами своих воинов. После этого газиям достаточно было показать головы неверных сардаров, жителям марубайских городов - и они без лишних слов вывозили нам все необходимое для продвижения. Только на правом берегу Сулы нас ждала засада 7 тысяч альманцев - но я, предчувствуя ее, направил Аблас-Хина для устроения ложной переправы и со всей армией переправился в ином месте. Аблас-Хин с 200 своих хинцев погиб, но он знал, что это возможно случится, и пошел на это сам. Я отомстил за его смерть, захватив врасплох и перебив всех тех альманцев. Все мои воины въехали в ставку Бату у озера Балатун с копьями, на каждом из которых было по голове неверного... Я вернулся в Булгар с половиной своих воинов, а Бату - с десятой частью своего воинства...

А разве стремлением к власти было то, что в 1242 году я добровольно уступил трон своему сыну и отправился строить Сарай для кыпчакского хана Бату? Я был назначен послом великого кана в Кыпчаке и делал все, чтобы эта область со временем стала частью Державы, как Хазария. Еще при возвращении из Альманского похода по моему предложению в Кыпчаке стали создаваться казацкие войска из анчийцев и кара-булгар, и это я дал им название, ибо они отказались брать угодное мэнхолам прозвище их наемников - “татары”. В будущем это стало бы нашей опорой.
84
85

Сдавшихся мне под Башту и побывавших со мной в Альманском походе тюркмен и кыргызов я переселил в Джалду и создал из них и оставивших румскую службу джалдайских булгар корымское войско, также верное мне.

Я переселял в саксинские города наших людей и всячески препятствовал переселению сюда хорезмийцев, чтобы и эта часть Кыпчака оставалась нашей. На все важные посты в Кыпчаке я старался ставить наших, в том числе саксинцев и тубджакцев... В 1240 году я спас от разрушения мэнхолами, пришедшими мне на помощь, Болгар и помиловал мятежников. Почему же обо всем этом умалчивают мои обвинители? А все это может не видеть только тот, кто намеренно не хочет видеть...

Семья Алана была в Банджо в полной безопасности, чего не скажешь об оставшихся в Хазарии. Куманы Юсуфа рыскали по Хазарии и убивали на место всех возможных претендентов на хаканский престол. Тогда, в числе прочих, был убит в подвластном ему городе мусульманин Мухтасар - сын Моджара и побратим Алана (a sworn brother; Blutsbruder, hermano carnal, fratello di sangue, frère de sang etc., all these terms ascend to the brotherhood rutual ingrained in the Türkic history and literature, an oath of brotherhood between two individuals that make them allied bothers - in contrast with first brothers who may be bitter enemies - the oath ritual includes drinking a mix of their own blood and exchange of names. Unlike the regular Türkic names, which are temporary and change in time and status, the blood brotherhood names remain permanent names - Translator's Note). Это злодеяние вызвало негодование хазарских буртасов и бурджан. Тогда Саманиды, опасаясь присоединения Хазарии к Булгару, сделали хаканом своего ставленника.- сына Моджара Угез-бека или Узбека. Матерью Узбека была дочь тюркменского хана Курука, служившего Самаиидам. Сын этого Курука Гали, получив приказ Хорасана поставить в Итило Узбека, прежде всего выманил с берегов реки Джам или Умбет Алпамыша - верного слугу Булгара. Алиамыш поддался уговорам Гали послужить некоторое время Саманидам, ибо его владения уже не могли прокормить всех из-за умножения тюркмен. С половиной своих людей и со старшим сыном Юнусом Бахтой он ушел к Хорезму, оставив с другой - своего сына Микаиля. В Хорасане Гали тут же обманом схватил Алпамыша и не снимал с него цепей до самой его смерти. А Юнусу он велел вместе с Микаилем воевать с Булгаром. А Юнус и Микаиль приняли в Булгаре ислам. Было это вскоре после воцарения Ялкау на реке Вахте, как велел кап называть реку Шепше по причине обилия на ней диких фрук'Говых деревьев. Поэтому Юнус взял себе прозвище Бахта. Будучи ревностным мусульманином, Юнус в ответ на предложение Гали попытался ударить его палицей, но слуги хана помешали ему. Гали не решился убить Юнуса, ибо саманидский эмир решил сохранить ему жизнь для противодействия слишком усилившемуся Гали. Но в обмен на свою жизнь и жизнь отца и Юнус, и Микаиль принуждены были дать согласие на свое участие в походе на Хазарию под командованием сына Гали Кубара. В 944 году они овладели Итилем и поставили хаканом Узбека, беком при котором стал Кубар.

Юсуф с Малом бежали в Кара-Булгар, но ловкий Кубар решил расправиться с ними с помощью Угыра Лачыни. Его послы передали Угыру, что хакан не будет противодействовать захвату Угыром Кара-Булгара, если урусский улубий надумает осуществить это. А в Кара-Булгаре тогда было немало городов - Хорысдан, Хурса, Сэбэр, Харька, Салтау, Чаллы и другие, и Угыр весьма обрадовался представившейся возможности овладеть богатым краем. Для того, чтобы спровоцировать войну с Хорысданом, он потребовал от Мала уплаты им дани. Тот согласился с этим и дал требуемое. Тогда Угыр вновь потребовал с него дань - на этот раз для своей жены Ульджай. Мал внес и ее. Но Угыр со своим балынским войском из шамлынцев явился к Хорысдану в третий раз и потребовал дань уже для своего сына Барыса, посаженного им в Галидже. На этот раз Мал отказал. Началась война, в которой Угыр был взят в плен. Жена Мала, бывшая раньше женой Угыра и бежавшая от него по причине происков Ульджай, велела разорвать улубия на куски и развесить их на дереве. Овдовевшая Ульджай двинулась на Хорысдан с новым балыиским войском из галиджийцев, ибо анчийцы отказались воевать с булгарами. Кара-булгары раскололись: барыны решили продолжать войну с балынцами, а вот каубуйцы во главе с родом Рыштау, недовольные княжением Мала, перешли на этот раз на сторону Ульджай после ее обещания сохранить каубуйское княжение в случае признания ими верховной власти Башту. При помощи каубуйцев балынцы овладели Хорысданом и пленили Мала и Юсуфа. Когда балынцы надели на них цепи,. Мал горько пожаловался Юсуфу: “Поистине, Всевышний может изменить все в один день! Еще несколько месяцев назад я готовился к занятию булгарского трона, а теперь вот потерял и кара-булгарскую кошму и нахожусь в плену у улакцев!”

Ульджай, установив в Хорысдане (который велела называть только “Батавыл”) род Рыштау, вернулась с пленными беками и барынами в Башту. Юсуфа посадили в темницу, а Мала с барынами разместили во Дворе Алмыша и велели эмиру быть истопником в бане Ульджай. Когда бика вошла в баню вместе со служанкой, эмир выгнал девушку вон и овладел Ульджай, словно дикий жеребец. После этого Ульджай сделала Мала первым урусским беком и держала его вместе с его барынами возле себя и в величайшем почете. Потом наши насмешливо говорили, что эмиру с самого начала надо было сражаться с Ульджай..., а не саблей...

Вскоре к Ульджай прибыли батышские послы от сына Мардана Хаддада и предложили ей выйти замуж за их бека. Мал, почувствовав угрозу своему положению, перебил послов и уговорил' Ульджай начать войну с батышцами силами ненавистных ему галиджийцев и шамлынцев. Галиджийцы и шамлынцы с трудом отняли у Хаддада один из его городов и отказались воевать дальше. Тогда Мал со своими барынами разбил мятежников, а сдавшихся поселил во взятом городе, названном им Улак.
86
87

Но неожиданный случай привел к падению власти Мала. Улъджай, опасаясь, что ее связь с эмиром станет известной и вызовет возмущение, велела Малу убить свидетельницу ее греха - служанку. Мал, однако, овладел девушкой и отпустил ее. Между тем она была дочерью одного ульчийского бия, которому все и рассказала. Бий поднял мятеж, требуя, чтобы Мал женился на его дочери. Ульджай решила воспользоваться этим случаем и удалить эмира из Башту, ибо ее вскоре стала тяготить его и собственная страсть, а также поведение барынов и анчийцев Мала. С одной стороны, она должна была часто прерывать даже советы бояров и приемы послов для совокупления с любовником прямо на тронном месте, с другой - барыны и анчийцы чуть ли не ежедневно затевали драки с балынцами и грабили галиджийских и шамлынских купцов. Поэтому Ульджай велела Малу стать беком той области, и он, легко разбив бия, сел на его место. Бий, однако, остался доволен, ибо Мал предпочел жениться на его дочери. На месте ставки бия эмир построил город, который назвал Хорысданом и установил обычай, по которому его барыны и анчийцы могли взять в жены любую понравившуюся им ульчийскую девушку. Тем не менее Мал все же остался в чести. Сын Угыра Барыс женился на его дочери, а сын Мала - эмир Диу-Барын стал первым урусским бояром...

Взятие Хорысдана было для бека Кубара сигналом к началу наступления на Булгар, который Саманиды также пожелали поставить в зависимость от себя. Впрочем, Хорасан достигал и другую цель - отводил от своих границ наиболее беспокойных ханов этого размножившегося народа. Но и Кубар был не промах: он задумал саблями саманидских тюркмен подчинить Булгар Хазарии, а затем залезть на итильский престол. Война началась с того, что два брата Кубара - Арслан и Шонкар - обложили беллакскую крепость Самар на реке Самар. Давно отвыкшие от такой наглости марданцы наспех и с уверенностью в легкой победе двинулись к Самару во главе с Балусом. У крепости они вступили в жестокую битву, но внезапно были атакованы с тыла и разбиты. К причинам поражения следует причислить также многочисленность неприятеля, робость и нестойкость кыр-баджанаков. Балус пал в бою, а его уцелевшие воины либо рассеялись, либо отступили в крайнем беспорядке и вернулись в Банджу в самом жалком состоянии. После этого последовала осада, закончившаяся тем, что истомившиеся самарцы -'

все до единою - и мужчины, и женщины, и старики, и дети сели на коней и ушли на Кинель, где основали новый город Самар. Уходили они перед рассветом, когда тюркменов сморил-таки беспробудный сон, поэтому пробились почти все. Но потеря этой крепости открыла огузам ворота для вторжений в Булгар. Аксакалы, суварчии и бии подняли на марданский трон сына Балуса Булата. Новый беллакский эмир попросил Насыра отменить капский указ о повышении в два раза размера дани с Мардана для того, чтобы направить средства на повышение жалованья служилым бахадирам и поднять этим их боевой дух. Но везир от имени кана отказал, и тогда Булат заявил сеиду в величайшем раздражении: “Раз тебе дань на содержание капских шлюх важнее безопасности государства - то получай деньги и не требуй с меня ничего сверх них”. После этого он велел баджанакцам открыть ненаселенные дороги через Мардап к Внутренней Булгарии, и тюркмены хлынули в нее, подобно саранче. Начался настоящий “Тюркменский потоп”, который продолжался 15 лет.

Тяжелее всех пришлось субашам Байтюбинской губернии, и они поневоле взялись за оружие. Однако везир не дал им никакого послабления в налогах, и тогда булярцы стали встречать чиновников так же, как тюркмен. Чиновники, лишившись возможности грабить пограничные районы, напустились на прочие с утроенным рвением, невзирая на отчаянные вопли несчастных игенчеев. Немало субашей бежало из Буляра во главе с Булом, самовольно оставившим свой пост и силой занявшим кашанский губернаторский дом. Прежний улугбек (губернатор) - старик Джакын-Микаиль, тихо доживавший здесь, отдал губернию на разграбление чиновникам и с полным равнодушием слушал стенания игенчеев. Разумеется, субаши, чирмыши и кара-чирмыши с радостью встретили Була и хотели перерезать всю семью Джакына, но новый улугбек милостиво позволил ей удалиться. Насыр устроил ее в Буляре, где его сыновья - вначале Абдаллах, а затем Вахта - были губернаторами. В то же время третий сын Джакына Балак был вали Тухчи. Абдаллах в 947 году удачно отбил набег тюркмен на Байтюбу, и Мохаммед, опасавшийся быть захваченным врагами в собственной столице, поставил его улугбеком Болгара и дал ему личный титул эмира. Это было против воли Насыра, но сеид смолчал. Зато улугбеком Нур-Сувара был его любимец, сын Хасана и приемный сын Мохаммеда Талиб. Когда Габдулла, как губернатор столицы и эмир, стал чеканить монеты со своим именем, то возревновавший сеид тут же велел и своему воспитаннику чеканить монеты. А монеты...

А государственный знак и пломба на товаре назывались джогэн...
89

Белу же везир велел убираться вон, но тот дерзко отказался и предложил Насыру дань с Кашана в удвоенном размере в обмен на свое утверждение. К этому Нуретдин добавил, что в противном случае будет рубить всякого, кто осмелится переправиться на его сторону через Агидель. Сеид, не найдя никого, кто бы рискнул сунуться в Кашан после угрозы Нуретдила, скрепя сердце согласился. Бел легко справился с уплатой, так как население Кашана утроилось за счет прибытия булярцев, и его оставили в покое. Более того... В конце концов Насыр предоставил беку и право назначать своих послов-наместников в северных булгарских провинциях Бийсу, Ура и Байгул для надзора за благонадежностью тамошних улугбеков-тарханов и сбором дани. Брат Нуретдина Джилки, названный так потому, что родился в год Лошади, сам объезжал эти провинции для проверки работы кашанских туджунов. А северных тарханов, по их просьбам и в отличие от южных или внутренних, называли югур-тарханами. Сами югур-тарханы объясняли это тем, что так их называли еще с времен старого Булярского царства хонов. По приказу Нуретдина были построены главные крепости провинции.:. Канкура и Каргадан, бывший центром Ура, куда съезжались северные бии для получения назначений, отчета и передачи “подарочной дани”. А бии с Мосхи и Унджи съезжались в Гусман-Катау на реке Джук-су...

Что же касается садумцев, прибывавших в Булгар через Чулман дингезе за разрешением на торговлю, то Нуретдин принимал их в Кашане. А они называли Булгар по-арски и по-моджарски “Бермэ”, что на их языках означает “Булгарская земля”. А к этому садумцы привыкли потому, что они по приезде в Булгар прежде самих булгар встречали наших северян и восприняли их название государства. Среди них были хорошие люди, но попадались и нечестные, поэтому до возвращения наших и садумских купцов из поездок и садумцы, и “наши оставляли друг у друга заложников. Впрочем, до наказания заложников ни разу не дошло. Но нападения на наших садумцев-галиджийцев и балынских садумцев бывали. Так, однажды арский бии, чья округа находилась к северу от Мосха-су, изменил Державе и призвал к себе галиджийцев. В это же время сын Хальми - Дуло, ничего не подозревая, двигался к принадлежавшему до этого Булгару озеру Коба-кюль. Хальми выдал разрешение на торговлю в Бийсу еще Нуретдин, и все его потомки занимались этим и отличались честностью и неустрашимостью. Наши звали Хальми “Таш”, ибо хальми по-садумски значило “таш” (“холм”), и в конце концов он стал называть себя Хальми-Таш. Когда Дуло уже подходил к реке Коба-су, впадающей в озеро, на него сзади напали галиджийцы и их садумцы числом до 300 человек. У наших было

человек 50, но они наголову разгромили нападавших, положив 150 врагов и потеряв всего двоих. А 20 галиджийцев с двумя боярами были захвачены в плен. Дуло принял сам кан Тимар и сказал ему: “Я хочу, чтобы такие храбрецы, как ты, постоянно были связаны с нашей землей и поэтому дарю тебе и твоим потомкам участок земли”. На этом уделе недалеко от впадения Кара-Идели в Агидель Дуло поставил небольшую крепость и назвал ее в честь отца - Хальми-Керман. Наши же звали крепость Таш-Керманом. Кроме этого Дуло получил от кана почетное имя Балуан. Что же касается изменника-бия, то кан сказал: “Не держите силой тамошних аров, ибо Держава наша крепка только добрым согласием и доверием, и употребление силы по отношению к одним подорвет это доверие и вызовет страх и желание измены у других”. Поэтому наши стали звать область за Мосха-су “Не держи”, отчего получилось и ее арское название Тотма. Но тогда сами ары изгнали вон бия-изменника и в знак своей верности Державе построили вначале крепости Шуд (Царская), а затем, при кане Балуке - Балукта. В 1111 году галиджийцы при помощи другого бия-изменника захватили эти две наши крепости и стали крестить местных аров, а когда те стали протестовать, просто перерезали их вместе с семьей бия. Такова была награда изменнику...

После перевода Абдаллаха в Болгар городу Буляру стало совсем худо. Насыр всячески скрывал от кана утрату контроля над Байтю-бой, где Вахта не имел никакой действительной власти и не вылезал из цитадели Буляра - Мартуан или Нардуган. Цитадель эта, как говорят одни, была названа так в память о том, что закончена в нардуган... Вторая часть города называлась Мэн Буляр или Ундурт Кала, так как была окружена стеной с 14 большими башнями. Третья часть Буляра носила название Хинуба (Хынуба). Здесь сплошную стену построили только после Сыб-Булат сугышы, а называлась она так в память о первых поселенцах из города Хина...

Чтобы восполнить потерю налогов с Байтюбы или Чирмышана, как иногда называли этот иль, Насыр разрешил потомку Бурджан-Мара купцу Мару возглавить созданную провинцию из западных земель Болгарского иля: ведь этот торговец обещал собирать с этой территории двойную дань. Поэтому новую губернию стали называть Мартюба. Map обосновался в построенной Булом крепости Зюя-Дэ-бэр и организовал сбор налогов. Булгар Моджарской области, или мишар, а также старых и новоприбывших субашей он оставил в чирмышах и субашах, а вот всех немусульман обратил в кара-чирмышей и стал брать с них тройной кара-чирмышский налог. Несчастные язычники, особенно ары и сербийцы, пробовали бежать, иногда целыми семьями, но батликские, кукджакские и моджарские чирмыши их безжалостно ловили и выдавали улугбеку. jot некоторых возвращал обратно, а наиболее непокорных продавал казанчиям и купцам...

На востоке же положение было катастрофическим. Тамта была опустошена наполовину, а в Байтюбе уцелела от разорения только четвертая часть земель. Набеги тюркмен и непомерные и незаконные поборы разоряли субашей, чирмышей, средних и мелких купцов и мастеров. Везир едва поддерживал роскошную жизнь царского двора и собственных людей введением все новых налогов и поборов. Так, был введен “откупной налог” за непосещение округов каном. И при этом Мохаммед, славившийся своим капризным нравом, часто не слушал советов Насыра и отправлялся в уже откупившийся округ. А кто там мог отказать кану или посетовать на грабеж? Жалобщики попросту исчезали... Люди говаривали, что единственное, чем питался народ в царствование Мохаммеда - это анекдоты о похождениях кана. Вот одна из таких историй.
90
91

Как-то Мохаммед, путешествуя с двухтысячной своей казанчиевской сворой по Мартюбе, почувствовал себя неважно и захотел вернуться. Казанчии, однако, заплутали и, поехав по безлюдной военной дороге из Арчамыша к хазарской границе, заехали в хазарский город Мухтасар. Ошибиться было немудрено: по обеим сторонам границы жили родственные группы, были одинаковые обычаи и даже правителей называли одинаково: “хакан”. Распоряжался размещением царского каравана Аксак-Ахмед, драчун и забияка, про которого анекдотов ходило даже больше, чем про кана. Рассказывают, что он, узнав о назначении в Кашан его личного обидчика Була, пришел с жалобой на это к кану. Но Мохаммед, довольный полученной беком с северных губерний данью, заорал, что если казанчий сможет выбивать такую же, то он немедленно отправит его в Кашан. Перепуганный аристократ, для которого и губернаторство в Кашане было тяжкой ссылкой в сравнении с его роскошной жизнью в нур-суварской вотчине, неспешно удалился...
92

Сразу после въезда в Мухтасар этот Ахмед вломился к тюрэ города с сообщением о приезде “хакана Мохаммеда” и требованием приготовить все необходимое. “Как, у нас уже новый хакан?” - тихо изумился было про себя воевода, но тут же, без лишних разговоров, бросился исполнять приказание о доставке из города в шатровый лагерь царя еды, питья и лучших девушек и женщин, в том числе и собственной жены. Напировавшись, кан велел показать ему женщин. Увидев их, он пришел в полное неистовство. “Ты кого ко мне привел? - заорал он на воеводу, обильно угощая его ударами плети и указывая на жену тюрэ. - Разве это женщины?..”

- Почему ты не привел свою дочь, которую я видел у тебя? - рявкнул на воеводу и Ахмед, перемежая слова ударами кулака.

- Что хотите возьмите у меня - только не трогайте ее! - взмолился тюрэ, упав ниц и целуя сапоги царя.

Но кан, услышав о необычайно красивой сероглазой смуглянке, был неумолим. Привели дочь воеводы, которой также представили Мохаммеда “правоверным хаканом”, и царь, потрясенный ее прелестным видом, спросил у нее:

- Откуда ты, такая красавица, взялась в этой помойнице (так Мохаммед назвал Мухтасар)?

- Я вовсе не отсюда, - усмехнулась смуглянка. - Я дочь хазарского хакана, Айсылу!

- Как! Ты - иудейка?! - воскликнул пораженный Мохаммед, вспомнив о запрете Бакира на связи с яхудками.

- Нет, я мусульманка, - успокоила царя красавица. - Мой отец хакан-муслим Мухтасар воспитал меня ревностной мусульманкой. Злой Юсуф убил моего отца в этом городе, силой взял в свой гарем мою мать и стал домогаться и меня, говоря, что удочерение им меня ничего не значит, ибо для хакана все женщины страны, даже его жены - как бы его дочери. Когда я отвергла его домогательства, меня бросили в башню и стали мучить голодом и жаждой... А затем я бежала сюда при помощи стражника, которому дала свой золотой пояс. Тюрэ, всецело обязанному моему отцу, я велела выдавать меня за свою дочь и решила лучше умереть в глуши и безвестности, чем стать наложницей Юсуфа и иудейкой!..

Царь... решил тут же сыграть свадьбу, опасаясь крючкотворства Насыра в столице. “Где тут у вас поблизости живет имам?” - спросил он у красавицы. - “У нас мулла далеко -~ в Итиле, ведь мы - в Хазарии”, - ответила Айсылу. Вновь потрясенный Мохаммед огрел Ахмеда плетью за ротозейство и немедленно ускакал в ближайший беллакский город Буртас, где имам мечети “Мардан” совершил никах...

Но на этом история не кончилась. Юсуф, узнав о краже Айсылу, стал угрожать Мохаммеду войной. А настоящего войска у царя не было. Один Ахмед еще кое-как мог держать меч в руке, но кан тогда в Мухтасаре перебил ему эту руку плетью, и он мог ею после этого только шару (чашу) с балом ко рту поднести. Царь вызвал Насыра и спросил его: “Что будем делать?”

- Как? - изумился сеид, узнав об угрозе Юсуфа. - Разве в Хазарии уже год правит не Алан, а Юсуф? А я все это время слал подарки Алану и желал ему долгого здравствования на престоле!

Руки у него опустились, он затрясся и совсем растерялся. Хотел было послать в поход своих чиновников, но их башчы с перепугу упал с лошади, а сами они, как выяснилось, три дня назад обожрались и с тех пор страдали расстройством желудка.
93

-  Видел я этой ночью сон, будто свиньи подрыли опору царского шатра, и он рухнул, - наконец изрек Насыр. - Как видно, сон был в руку - всем нам конец пришел за грехи наши!

Но тут выручила кана Айсылу: “Юсуф любит больше жизни играть в шахматы. Предложи ему сыграть и сделать призом меня!”

-  Но я же проиграю - ведь я, кроме как в нарды, ни во что не играю! - с тревогой заметил Мохаммед.

~ Ничего! - уверенно заявила царица. - Твой приемный сын Талиб тебя быстро научит - он играет лучше всех!

Так и сделали. Играть сели в маленьком беллакском кабаке Суз-Урыны, ибо Юсуф доверял честному слову только марданцев и потому, что беллакцы отказались предоставить игрокам более крупный город из-за боязни быть обворованными канской свитой.

Хакан поставил против дочери Мухтасара город Мухтасар и проиграл, ибо Талиб дал царю верный план игры. Так Айсылу осталась в Булгаре, а Талиб - младший сын Газана - стал везиром.

Глава 14. Время Талиба Мумина (976-981)

О причинах возвышения Талиба, кроме этого анекдота, рассказанного Мохаммед-Гали, я нашел лишь следующее у Якуба. Когда однажды Бахта не смог вообще собрать налоги с Байтюбы, Насыр велел казанчию Аксак-Ахмеду занять его место в Буляре.
94

Обиженный Бахта вернулся в свою крепость Шепше, а Ахмед набрал шайку из тамтазайских конокрадов и стал совершать набеги на субашей. Большую часть добычи он оставлял себе, а меньшую отсылал в Болгар, но Насыр был рад и этим крохам. Разъяренные игенчеи не раз пытались прикончить улана, но их попытки взять приступом цитадель Буляра заканчивались неизменной неудачей. Однако хвастовство погубило Ахмеда. Как-то раз он вздумал пригласить в Буляр самого кана. Но когда царский караван приблизился к городу, его внезапно атаковал отряд тюркмен. Мохаммед едва спасся благодаря мужеству находившегося при нем Талиба и в гневе поставил сына Газана на место Ахмеда. Эмир Талиб немедленно принял меры к улучшению положения области. Так, он уговорил сына Була Кукчу дать ему взаймы средства в обмен на поддержку им прав Амиров на Кашан, которому угрожал новыми поборами Насыр. На эти деньги он сформировал 6-тысячную армию, воины которой служили постоянно. В нее пошли главным образом субаши и чирмыши, чье хозяйство было разорено войной. Жалованье воинам Талиб учредил высокое, и они надеялись скопить денег на возобновление порушенного хозяйства или помочь своим родным. Кроме этого, 3/4 добычи оставлялось воинам, и это заставляло их рваться на войну. Впрочем, весной каждого года любой бахадир мог покинуть службу, но этого почти никто не делал, так как в этом случае его ждала полная нищета. Отбор в армию был строгим, ибо на одно место претендовало по 100 и 200 человек, умирающих с голоду. Обучение было не менее суровым, и гибель воинов во время тренировочных схваток ни во что не ставилась. Каждый боец войска получал среднее рыцарское вооружение, то есть вооружение джуры и приравнивался поэтому к среднему рыцарю. Сотни в этой армии возглавляли кортбашы, тысячи - картаманы, а командующим этой армии был сардар. А вся армия получила название “Курсыбай”, так как первыми ее воинами стали игенчеи аула Курсыбай, дотла сожженного тюркменами. Унбашы курсыбая приравнивался к юзбашы обычного войска, сотник - к мэнбашы, картаман - к сардару, а сардар - к эмиру. Позднее, будучи уже каном, Талиб дал сардарам курсыбая право входить к царю без предварительного сообщения... Третью линию курсыбая, которую в обычном войске занимали джулдаши из тюркских наемников, составляли молодые воины или “щенки”. Их было 3 тысячи. Вторую (среднюю) линию составляли 2 тысячи опытных воинов, которых называли “башкортами”, а первую - тысяча самых лучших воинов, которых называли “барынджарцами” (“барын-ярами”). Жалованье башкортов превышало, жалованье “кючеков” в два раза, а барынджарцев - в четыре раза, и ради перехода в более высокий разряд курсыбаевцы не жалели сил в сражениях... Первым сардаром курсыбая стал Кукча Амир...

Всегда готовые к бою курсыбаевцы смогли перехватить и уничтожить несколько легких тюркменских отрядов, а в 959 году под новой булярской крепостью Кылган покончили с войском Шонкара и его брата Лачына. Захваченным в плен ханам отрубили обе руки и отпустили к Арслану. Тот, увидев братьев в столь жалком состоянии, забыл обо всем на свете и бросился со всей оставшейся ордой к Буляру. Но один баджанак, специально посланный к Арслану под видом перебежчика, привел тюркмен к недостроенной байтюбинской крепости - прямо под удар курсыбая. 60 тысяч узов сгоряча бросились грабить шатры, нарочно поставленные Кукчей в крепости и возле нее, и очнулись только после первых залпов “щенков”. Забравшиеся в крепость были там заперты и сожжены, а остальные в ужасе бросились в степь. Однако уйти удалось тысячам двум-трем. Самого Арслана поймали арканом и на нем приволокли к Кукче. Окровавленным ртом хан стал молить о пощаде, обещая за свою свободу богатый выкуп. Кукча хладнокровно выслушал Арслана и ответил ему: “Ты и твои младшие братья дотла сожгли 80 аулов, не считая сотен пострадавших частично, и я рад, что за каждый из них рассчитался тысячью жизней твоих разбойников. А за Курджун-Самар и убитого в нем Балуса я рассчитываюсь твоей головой”. С этими словами сардар слез с коня и отсек хану голову. Восстановленную потом крепость стали в память об этом называть Арсланбаш...
95

Узнав об этом страшном поражении, Узбек хотел бежать к Саманидам, но Кубар силой удержал его и велел Бахта-Юнусу и Микаилю произвести новый набег на Буляр. Братья вновь категорически отказались воевать против единоверцев и родственников, и тогда разъяренный бек лишил их половины их имущества и отослал в Хорезм.

Уже сын Бахта-Юнуса Сельджук отомстил за это унижение тем, что разгромил владение Гали...

Так закончилась эта долгая Тюркменская война. Обрадованный неожиданной победой, Мохаммед нашел в себе силы на мгновение вернуться к государственным делам и в 960 году назначил Талиба своим везиром. Вся полнота власти оказалась в руках эмира, который стал с того времени называть себя и Мумином. Талиб тут же вернулся к законодательству Алмыша, укоротил носы проворовавшимся чиновникам, и страна мгновенно ожила...

Но Талиб решил на этом не останавливаться и осуществить замыслы Джафара по уничтожению хазарского правления и присоединению исконно булгарской территории к Булгару. Внезапно на этом пути возникло сильное препятствие в лице безмерно тщеславного урусского улубия - сына Угыра Лачын.и Барыса. Этот правитель собрал под свои знамена 20 тысяч садумцев и 50 тысяч балынцев, увлеченных его намерением взять и дочиста разграбить Булгар и Хазарию, и в 964 году взял с ними Джир. Наместник Джира - сын Хума Сып-Гусман бежал в Болгар. Вслед за ним в столицу прибыл и канский улугбек Саин, также изгнанный Барысом. Он сообщил, что Хаддад предложил Барысу помочь овладеть Каном, и улубий тут же взял Кан для батышцев. Оба улугбека ожидали казни, но, неожиданно для них, Талиб принял провинившихся очень милостиво и велел им ехать к Барысу с предложением о совместном завоевании Хазарии в обмен на Джир, Кан и западную часть Кортджака. Барыс, услышав это от них, не поверил своим ушам и самолично прибыл в Болгар за подтверждением этого предложения. Урусы появились перед Болгаром в тот момент, когда Мохаммед пировал в Халдже. Увидев садумцев, кан в панике побежал вместе со всей своей свитой. Они перевели дух только в Нур-Суваре, а оставленные ими на огне походные котлы достались урусам, и они с удовольствием закусили с дороги. В разгар пиршества появился Талиб и договорился с Барысом о переговорах на идельском острове “Пчелиный” напротив Болгара. К этому острову с одного края, по неглубокой воде, можно было подъехать на лошади, а с другого - подплыть на корабле...

Эмир сказал, что в обмен на участие Барыса в войне против Хазарии Булгар уступит Руси Джир, Кан и Западный Кортджак за ежегодную дань в размере дани с Джира. А это огромная территория, заключенная между Кара-Иделыо и Саин-Иделью (Ака), кроме восточной ее части - области Локыр между рекой Локыр, впадающей в Гюль-Асму, Ака и Кара-Иделыо, оставшейся за Булгаром. О разделе Хазарии Талиб предложил говорить уже после ее разгрома. Барыс с радостью согласился, и обещал начать войну нападением на Хин... Передачей Кана Барысу Талиб, помимо всего прочего, хотел еще поссорить чрезмерно усилившегося сына Угыра с батышцами. И это эмиру удалось.

На обратном пути Барыс выбил сына Хаддада Алыпа из Кана. В ответ тот прислал ему письмо, в котором сообщил: “Батышцев считают народом, образовавшимся вследствие смешения ульчийцев и мурдасов. На самом деле батышцы являются потомками мурдасов и садумского племени худов, некогда владевшим Русью. Поэтому он, Алып, имеет больше прав быть улубием Руси, чем Барыс, и постарается при случае их осуществить”...

Но неожиданно в самом Булгаре обнаружилось препятствие к войне с Хазарией в лице Мардана. Беллакские аксакалы опасались, что. присоединение Хазарии к Булгару чрезмерно усилит канов и создаст угрозу вольностям Мардана. Поэтому эмир Булат поддерживал тайный союз с Хаддадом и Алып-бием, чтобы в случае чего совместно давать отпор своим неприятелям.

Мохаммед, напуганный Барысом, одобрил передачу ему двух илей в обмен на союз с ним. Оставалось лишь преодолеть сопротивление марданцев - и Талиб добился их согласия на войну с хазарами в обмен на обещание передачи Беллаку всей территории Хазарии, кроме Хина. Но делиться с Барысом взятым у хазарДалиб не собирался. “Хазария - не болотные кочки Кортджака, Джира и Кана. Взятие Хазарии сделает Булгар самой могучей державой, ибо поставит под нашу власть все пути из стран неверных в страны Востока. И делиться этим могуществом с кем-либо было бы настоящим безумием”, - сказал Талиб Кукче перед войной с Хазарией.
97

Для того, чтобы Барыс не вырвал у Булгара хазарскую добычу, Талиб послал к тюркменам сына Мамли Масгута, и тот без труда уговорил хана Микаиля с его 12 тысячами готовых на все джигитов перейти на булгарскую службу... Зимой 965 года Микаиль с ходу атаковал Итиль и заставил Кубара перебросить к столице почти все свои силы. После этого Кукча с Даудом явились к Хину и сообщили его жителям, что им угрожает нападение балынцев и что кан Булгара с радостью приютит их у себя. Хннцы, наслышанные уже о резне урусами батышцев в Кане, без долгих размышлений двинулись со всем скарбом в Булгар и были там расселены, главным образом, в Бандже, Буляре и Яна Самаре на Кинеле. Узнав об этом, Кубар самолично бросился к Хину с целью помешать переселению, но брат Кукчи батыр Сал-Сал загородил ему дорогу и в ожесточенном сражении отбил прочь. При этом он получил несколько тяжких ран и вскоре по возвращении в Кашан скончался. Только после ухода из Хина последнего жителя Кукча со своим курсыбаем покинул Хазарию и Кубар вновь смог овладеть нетронутым городом. Понимая, что Хин является главным препятствием на пути к Итилю, бек укрепил его сильным гарнизоном и решил отстаивать до последнего. Летом 965 года, Барыс атаковал Хин, проплыв к нему из Башту по Бури-чаю, Сакланскому морю и Ширу. Вряд ли ему самому удалось бы взять этот сильный город, если бы румцы не помогли ему воинами и стенобитной техникой. Когда стены Хина были пробиты в двух или трех местах, садумцы и галиджийцы ворвались в город и учинили там обычную для них резню. Обрадованный победой Барыс велел своим послам сказать Талибу, что завоюет Хазарию сам, и Талиб обещал не мешать ему. Кубар, узнав об этом, немедленно бросился к Хину из Итиля. Пока он пытался выбить урусов вон, Кукча с Даудом и Микаилем обратили в бегство тюркмен хазарского бека и осадили Итиль. Призыв булгарского кана к итильцам о переселении в Булгар с целью спасения себя от неизбежного балынского вторжения и здесь благоприятно был встречен большинством итильцев. Не мешкая, лучшие хозяева хазарской столицы отправились в Булгар под охраной курсыбая. Оставшиеся в Итиле Узбек и связанные с ним хазары и тюркмены не решились помешать переселению и в ужасе перед Кукчей заперлись в цитадели города. Итильцы также расселились в Бандже и Буляре, и один из баликов Буляра получил даже название Итиль...

Кубару не удалось отбить Хин. К Барысу присоединились кашэки и сакланы, и с их помощью урусы отбросили Кубара и прорвались-таки к Бехташу, по которому перевозят суда из Шира в Идель.

Но внезапно бурджане напали на Хин и взяли его, заставив Барыса вернуться и вновь брать город. После вторичного взятия Хина он зазимовал в этом городе, где снабжался румцами из Дима-Тархана. Летом 966 года Барыс вновь пошел из Хина на Итиль и на этот раз прорвался к хазарской столице. При его приближении немногие остававшиеся там жители бежали вместе с Узбеком и Кубаром на кораблях в Хорасан через Мэнкышлак и обосновались в конце концов в Бухаре. От них пошли так называемые бухарские яхуды, которые вскоре стали процветать и на новом месте и наладили самые тесные торговые связи с булгарскими хазарами-мусульманами. Барыс нашел в Итиле только гарнизон Кубара, который легкомысленно сдался. Улубий, не найдя в городе никакой добычи, пришел в неописуемую ярость и перерезал всех пленных. Затем Барыс решил отомстить бурджанам за нападение и отправился на кораблях к Самандару с 20 тысячами человек, а 30 тысяч направил на хазарских буртасов и батышцев. Самандар был разгромлен балынцами до основания, после чего они двинулись в обратный путь пешими и при помощи сакланов и кашэков разгромили еще шесть бурджанских городов. После этого в Джураше и Кара-Саклане стали господствовать сакланы, кашэки и джурашцы. Барыс заключил с ними союз и передал им отнятые у бурджанских булгар (кумыков, карачаевцев и бурджан) города. Тогда же уцелевшие после побоища бурджанские торговцы и мастера бежали в Булгар, а оставшиеся занялись скотоводством... Без булгарского населения, занимавшегося торговлей и ремеслом, эти города пришли в полный упадок.

Сакланы, кашэки и джурашцы были очень довольны приобретениями, но когда 50-тысячное войско урусов двинулось от Бех-таша к Мухтасару, заявили об ожидаемом нападении на Хазарию тюркмен и остались на месте. Мухтасар был центром Хазарской Буртасии, и все хазарские буртасы собрались здесь биться с урусами. Было их всего 10 тысяч, и они храбро встретили врага в надежде на обещанную им помощь батышцев... Однако помощь запоздала, и численный перевес балынцев решил дело в их пользу... Не оставив в Мухтасаре ни одного живого, воевода Барыса Сабан1Кул двинулся на батышцев, успевших отнять у балынцев Кан. Но Альш со своими батышцами и бежавшими к нему буртасами устроил урусам засаду у Хорысдана и перерезал почти все войско Барыса. Сабан-Кул вернулся в Башту в жалком состоянии и с всего двумя тысячами воинов. Тогда же истомившийся без дела курсыбай взял Джир, и Кукча вывел отсюда в Булгар всех хозяев. Когда Барыс стал попрекать за это послов Талиба, те сказали, что эмир вынужден был так поступить в связи с неуплатой улубием “джирской дани”. Тут только Барыс вспомнил, что сгоряча, в надежде на богатый куш в Хазарии, пообещал уплачивать эту дань и пришел в ужас: платить было нечем.
98
99

В Хазарии урусам почти ничего не досталось, а бурджанская добыча пошла в уплату за румскую помощь. Но это не погасило и сотой части румского долга Барыса. Румцы, прослышав про затруднения улубия и не надеясь на возврат своих денег, решили получить от урусов хоть военную помощь и предложили Барысу дополнительные деньги в обмен на его совместное с Румом нападение на Улак-Булгар и, получив от Рума необходимые деньги, тут же расплатился ими с Талибом и получил Кан опять. Улубий рассчитывал быстро покончить с Улак-Булгаром, но погряз в этой войне. В 969 году, когда стало ясно, что Барыс проиграл все дело в Улак-Булгаре, Талиб ввел в Хазарию булгарские войска - курсыбай и тюркмен Микаиля. Занятие Хазарии прошло без препятствий, если не считать неожиданной стычки в Итиле. Виновником ее оказался неуемный Кубар, успевший приплыть из Мэнкышлака с отрядом хорезмийцев и занять Итиль. В самом начале стычки люди Кубара застрелили Микаиля, спокойно въезжавшего в город. Раздраженные этим тюркмены перерезали всех хорезмийцев, а Кубара разрубили на части.,.

При приближении наших сакланы без боя отступили от Идели и Шира, и за это Талиб милостиво оставил за ними южные земли Хазарии, примыкавшие к горам. Граница между Булгаром и Сакланом прошла по рекам Сал и Кум. На западе булгарская граница прошла по Ширу и Кубару, а от Кубара - к Борын-Инешу... Округ Хина, как и было ранее определено, остался под управлением вали, назначаемого из столицы, а остальная часть Хазарии от Саратау до устьев Идели, Джаика и Умбета была включена в состав Мардана под названием Саксин. Центром Саксина стал построенный по приказу Талиба город Сакчы или Саксин-Болгар, где поселились бурджанские купцы и мастера, а также некоторые итильские беглецы, согласившиеся принять ислам. Других вернувшихся итильцев поселили в самом Итиле, но переименовали его в город Кайтуба...

С присоединением Хазарии Булгарское государство превратилось в настоящую державу, и наши правители стали называть себя государями Великой Булгарии... С той поры наши стали называть Кара-Сакланом степи между Сулой и Бури-чаем, а Ак-Сакланом - степи между Бури-чаем и булгарской границей...

В то время баджанаки Кара-Саклана, бывшие в тесном союзе с Улак-Булгаром, стали притесняться Барысом и вынужденно объединились под руководством хана Куры для отпора поползновениям балынцев. В 969 году Кура-хан сделал набег на Башту и разграбил его посады, а в 972 году подстерег возвращающегося из Улак-Булгара Барыса и покончил с ним. Однако после этого баджанакские бии, ненавидевшие единоначалие, вновь разошлись по своим ордам и лишили Кура-хана царской власти. Не выдержав такого унижения, Кура-хан ушел'из Кара-Саклана с 9 тысячами своих баджанаков и поступил на службу Булгару. Талиб дал ему кочевья Хинского округа, а большая часть саксинских степей была еще раньше отдана под кочевья тюркменским биям погибшего Микаиля, также не любившим единоначалие и даже не подумавшим после смерти хана избрать нового... Кура-хан рассказал тебиру Масгуту, а тот, в свою очередь - своему отцу Мамли, что плененный баджанаками Барыс стал молить о пощаде. На это Кура-хан сказал ему: “Твоя голова, пусть и с хинской косой, не прибавит мне богатств, и я охотно даровал бы тебе жизнь,, если бы ты действительно дорожил ею. Но ты сам оценил ее ниже [нескольких мер] меда - платы за безопасный проезд через мои владения, так что пусть твоя1 голова послужит чашей для этого напитка в назидание всем чрезмерно гордым и легкомысленным”. Из черепа злополучного Барыса хан действительно велел сделать чашу и пил ./• из нее бал. Его дочь стала женой Тимара - сына Мохаммеда от ба~ джанакской бики, прозванного Баджанаком. Именно этот эмир стал очень скоро угрожать полновластию Талиба больше, чем какой-либо недруг Державы. Однако Талиб не был простаком в тайных дворцовых интригах. Так, он публично заклеймил политику союзника Тимара Булата, который в период Тюркменской войны не разрешал марданцам воевать с Хазарией и пробавлялся нападениями баджанакцев на возвращавшихся из Байтюбы с добычей тюркмен. Пристыженные аксакалы и хозяева на своем джиене избрали новым улугбеком Мардана верного Талибу сына Мохаммеда - Ибрагима. В 970 году кан Мохаммед по просьбе Тимара назначил было его улугбеком Болгара, и тот тут же стал называть себя Мумином, но через несколько недель Айсылу по просьбе Талиба намекнула кану на домогательства его сына, и Мохаммед тут же вручил судьбу сына в руки везира. Талиб отправил новоявленного Мумина губернатором в Буляр, под надзор сурового и молчаливого Кукчи. Губернатором Нур-Сувара Талиб назначил третьего сына кана Мохаммеда - Масгута, преклонявшегося перед везиром за его щедрость и терпимость к его беспутному образу жизни. Тимар, организовавший в том же году заговор против Талиба и приславший Масгуту приглашение принять в нем участие, жестоко, ошибся в брате. Масгут тут же доставил записку Тимара везиру, и тот заставил участников заговора - сыновей Джакына Балака и Вахту, а также баджанакского бия Хасана - покинуть пределы Булгара. Те отправились в Моджарское царство и еще долго переписывались • оттуда'с Тимаром, пока, наконец, Баджанакская война не прекратила регулярные связи Булгара с Аварией...
100
101

Только за год до своей смерти, в 975 году, кан Мохаммед стал мучиться страхом преследования и перевел своего опального старшего сына Тимара из Буляра опять в Болгар. Талиб не потерпел этого и выехал в Буляр, где спокойно стал дожидаться развязки семейной драмы. В 976 году Мохаммед скончался, но едва Тимар попытался провозгласить себя каном, как был схвачен людьми везира и, q целью сохранения собственной жизни, должен был вместе с Кукчей, Абдаллахом и Масгутом поднять на царский трон Талиба Мумина. После этого кан Талиб удалил Тимара в Нур-Сувар, а Масгуту дал Буляр. А надо сказать, что Талиб дал байтюбинским улугбекам право назначать улугбеков Тамты, что делало булярского губернатора весьма влиятельной фигурой. Талиб же, вскоре после передачи Джира Барысу и присоединения Хазарин запретил иноземным купцам проезжать через территорию Булгара и торговать друг с другом в пределах Державы. Этим он заставил иноземцев продавать весь свой товар булгарским купцам и покупать нужные им привозные товары у наших же - но по более высоким ценам. После ряда несчастных случаев с иноземцами на Севере Талиб вообще закрыл для иностранцев северные провинции. Только садумцы,' приходившие в Бийсу по Чулманскому морю и имевшие на руках наши разрешения, могли проходить по этим районам. Это принесло такие выгоды нашим купцам, что они говорили: “Нашу торговлю основал Талиб”. Сам Талиб завещал своим преемникам: “Главное, что вы должны делать - это не менять сложившиеся традиции илей, не изнурять народ новыми налогами и поддерживать власть Булгара над всеми дорогами из стран неверных в государства ислама”... При этом Талиб старался не воевать без особой нужды, и, к примеру, для того, чтобы урусские беки не задерживали выплату джирской дани, стал брать у них заложниками их детей...

Таким образом он превратил Булгар в истинно великую и процветающую державу, известную во всех концах просвещенного мира...
102

Глава 15. Царствование Тимара (981-1004)

После смерти Талиба в 981 году подняли на трон Тимара Мумина Баджанака, поддержанного казанчиями и баджанакцами. Этот кан нарушил установление Талиба, согласно которому все булгарские игенчеи могли быть только субашами или чирмышами, и повелел перевести всех булгар-язычников в разряд кара-чирмышей. Это вызвало сильнейшее недовольство в ряде областей, особенно в Кашане, где большинство булгарских игенчеев были еще язычниками. В ответ Тимар приказал опасному для казанчиев курсыбаю воевать вместе с сакланскими баджанаками против Руси, за отказ Башту платить дань за Джир, а Кашан объявил внутренней провинцией и перевел Кукчу с губернаторского места в седло сардара курсыбая. Вслед за этим он объявил было и Мардан внутренним илем и выделил из него в отдельную внешнюю провинцию Саксин. Ибрагим был смещен и заменен притворившимся тихим и верным Масгутом. Тимар так никогда и не узнал, что именно Масгут донес на него Талибу, ибо везир объявил его письмо перехваченным. Улугбеками стали назначаться преданные кану казанчии, а Ибрагиму достался лишь пост вали Актюбинского округа Саксина. Это еще более усилило недовольство, так как казанчиевские губернаторы попросту обдирали народ. Многие кашанские субаши, не желая становиться кара-чирмышами, бежали на Арсу, где поселились в качестве субашей с разрешения доброго старика Мара. Конечно, Map не забывал при этом и себя и охотно торговал арами, i плененными субашами при захвате новых земель. Тимар, скрепя сердце, терпел дэбэрского улугбека ради того, чтобы не ссориться с купечеством Болгара и Нур-Сувара...

В условиях сильного недовольства правлением, Ибрагим решил захватить трон и заключил тайный союз с курсыбаем и сыном Барыса Булымером. Бек Башту согласился помочь из-за обещания эмира прекратить досаждавшую Руси Баджанакскую войну. Проводником наших в этой Первой Баджанакской войне был Барыш- слуга сына Барыса - Ярсыба. Ярсыб был заложником в Булгаре при Барысе, а затем при помощи наших стал беком Башту. Когда его вероломно убил Булымер, Барыш бежал в Булгар и получил поместье у реки Сура-су. Реку, протекавшую через его владения, стали называть Барышем...

Не встретив сопротивления марданцев, Ибрагим со своими тюркменами и с курсыбаем Кук ч и прошел через Буртас и занял Буляр. Отсюда он двинулся к Болгару, куда приплыл и Булымер со своим воеводой - сыном Мала Дяу-Барыном и его 24-тысячным войском. Однако Кукча, узнав о высадке враждебных ему балынцев и разграблении ими низовых урамов столицы, резко изменил свои планы. Предложив эмиру удовольствоваться лишь губернаторством в Байтюбе, он атаковал Булымера и загнал его на корабль. При этом 10 тысяч шамлынцев и галиджийцев пали на месте, а 8 тысяч с Дяу-Барыном попали в плен. Воспользовавшись этим, Тимар вступил в переговоры с Кукчей и Булымером. Кукча потребовал для Ибрагима Буляр, а для себя - Кашан в обмен на пленных балынцев и прекращение мятежа... Булымер же молил Тимара выдать ему пленных в обмен на утроение “джирской дани” и открытие беспошлинного Янтарного пути в Артан. Дабы не объединять вновь своих противников, Тимар согласился принять условия Кукчи и выдал Булымеру его пленных в обмен на его обещания. Кроме этого, Тимар взял у Булымера письменное обязательство не принимать христианства и не препятствовать распространению истинной веры на Руси. Чтобы крепче привязать Булымера к Державе (Ак Йорт), Тимар выдал за него и свою дочь Бозок. После свадьбы, которая состоялась здесь же, в Болгаре, Булымер отплыл на Русь по Кара-Идели, а на следующий год семь булгарских правоведов отправились в Башту по Хорысданскому пути. Возглавлял их сын Насыра Кул-Мохаммед. Они обратили в ислам барынских и каубуйских беков, а также биев сакланских баджанаков и построили несколько мечетей в Башту, Караджаре, Батавыле, Хурсе и Барын-Диу...
103

Но через несколько лет Булымер совершенно изнемог под бременем новой джирской дани и решил поправить дело за счет ограбления румских земель. В 988 году он внезапно вторгся в Джалду и овладел тамошним румским городом. Перепуганный румский кан предложил тогда Булымеру - в обмен на Джалду и принятие им христианства - много золота и серебра и Дима-Тархан в придачу. Эти условия были' настолько выгодны, что Булымер не устоял и принял условия румцев...

Когда Тимар узнал о принятии Булымером христианства, то прислал к нему послов с упреками... Булымер оправдывался тем, что сделал это ради джирской дани и вероломно отказался выполнить данное им ранее дбещание. ...

Несколько лет шли переговоры, пока, наконец, в 991 году воевода Булымера вместе с румцами не напал на Хин. Курсыбай под главенством Сал-Сала - сына Кукчи от баджанакской бики - положил на месте 5 тысяч балынцев и 3 тысячи румцев во главе с воеводой Бером и обратил остальных неприятелей в паническое бегство. Несмотря на это, Булымер, в надежде на румскую помощь, отказался от уплаты джирской дани, и в 992 году Сал-Сал с курсыбаем и баджанаками обложил только что поставленный Булымером город Бер. На выручку его прибыл новый воевода улубия - Аслан, из рода Таук, но Сал-Сал в поединке раздавил его руками, словно куренка, и вслед за этим обратил Бер в ничто. Перепуганный Булымер возобновил выплату джирской дани, а деньги решил награбить в войне против Улак-Булгара. Взяв там действительно большую добычу, он в 995 году при помощи румских мастеров восстановил Бер и в память об Аслане стал называть его Бер-Асланом. Узнав об этом и заподозрив Булымера в^попытке устроить отсюда дорогу в страны ислама через Дима-Тархан в обход Булгара, Тимар тут же послал все того же Сал-Сала на Русь. Булымер опрометчиво выступил навстречу нашим, но у города Васыла все его войско было быстро растоптано курсыбаем, а сам он уцелел лишь потому, что трусливо спрятался под мостом. С той поры этот улубий никогда больше не решался выезжать на битву с булгарами. Сал-Сал видел, как улубий спрятался под мостом, но, довольный победой, пощадил его и сделал вид, будто не заметил этого. Пощадил сардар и жителей Васыла и разрешил им свободно уйти, ибо они были анчийцами, но город после их ухода сжег дотла, и сына своего назвал в память об этом Васылом...

Возвращаясь с этой битвы, которую он назвал “Мостиковой”, сардар заночевал в мензеле Куба p на реке Кубар. Отдых здесь понравился ему, и он упросил марданского улугбека дать ей второе название “Купер” - в честь победы курсыбая...

В 996 году Сал-Сал снес все балынские крепости к югу от Башту, причем всех находившихся в них балынцев вырубил, а анчийцев отпустил... В 997 году Сал-Сал осадил в Чаллы-Кале последние балынские силы. Воспользовавшись этим, анчийцы во главе со своим головой Асмаром пришли в Башту и потребовали от Булымера прекращения ненавистной им войны и удаления из Башту и Караджара всех балынцев. Булымер пообещал удовлетворить все требования анчийцев, но после этого тайком убежал в Галидж за новым надежным войском. Но когда Сал-Сал приготовился покончить с Чаллы-Калой, во сне ему явился Айдар и сказал: “Ты не можешь осквернить огнем и кровью это место, ибо здесь находятся могилы кара-булгарских балтаваров”. Утром, потрясенный виденным, Сал-Сал разрешил балынцам уйти из города живыми, а крепость просто разобрал...

Тогда Булымер перенес войну на север, где в течение нескольких лет войска из галиджийцев и балынцев стали строить крепости вокруг Коба-кюля, а наши - их громить. Наконец в 1006 году все балынское войско численностью в 40 тысяч человек, безмятежно спящее у станции Тангра-Майдан на перекрестке Артанской и Коба-Кюльской дорог, было окружено Сал-Салом и прекратило свое существование. Потом наши взяли балынскую крепость Балык на Кара-Идели. Здесь пленных, получивших прозвище “рыбаки”, погрузили на корабли и плоты и перевезли в Булгар. В память об этом этот мензель получил название Йоклама, а старое его название дали крепости в Байтюбе, построенной 30 тысячами пленных балынцев. Кроме Тангра-Майдана они построили еще в Байтюбе Аккерман, Айдар..., а на Агидели в Кашане - Балыклы... А при Талибе пленными балынцами, выкупленными у буртасов и батышцев, были построены Сал-Сал, Шонкар, Арслан, Лачын. А пленными румцами были построены мечети “Рум”., “Аламир”, “Джалда”, новый царский дворец и караван-сарай “Таш Йорт” в Буляре...
104
105

После Тангра-Майданской битвы Вторая Баджанакская война закончилась, ибо Булымер обещал не налаживать путь к Дима-Тархану, возобновил выплату джирской дани, открыл Артанский путь, разрешил булгарским купцам беспошлинную торговлю в Джире и Галидже и дал заложником сына Яучы. Переговоры шли в Башту и в мензеле Яучы, и с урусской стороны на них был посол - франг Борын. Некоторые говорили, что станция в память об этом получила его имя, но мне кажется, это ошибка... Оставленные нашими на произвол судьбы баджанаки Кашана вынужденно приняли христианство франгского толка из рук Борына. Потом Яучы, также принявший христианство из рук Борына, опирался на них в своей борьбе за урусский престол и после поражения ушел с ними в Моджарское государство. А Борын присылал своего проповедника и в Булгар под предлогом поддержания в Яучы склонности к нечестивой вере франтов. С ним в Буляр приезжал каубуйский бек Боян Рыштаулы, который дал деньги на построение мечети “Боян”.., А нечестивого проповедника звали Аутун. Он уговорил Яучы дать деньги на строительство караван-сарая “Бухар Йорты” и устройство балика для христиан “Бата-Балик”, за что тот получил разрешение на возведение деревянной церкви для христиан Буляра. Ее стали называть “Бура-Кала”, и в ней Аутун говорил, что грядет время принятия великим восточным народом христианства и наказания всех грешников по всему миру... А когда Яучы был с честью отпущен на родину и отправился в Башту по Хорыс-юлы, то Аутун не поехал с ним и остался в Буляре служить в своей церкви, которая сильно пострадала во время сыббулатовской осады в 1183 году...

Когда началась Баджанакская война, Тимару пришлось вернуть Кашан Кукче, ибо в противном случае курсыбай отказывался сражаться. Но в 1004 году, когда скончался Кукча, а Сал-Сал сражался на Севере, Тимар уступил требованиям казанчиев передать Кашан уланскому губернатору. Сын Сал-Сала, кашанский улуг-бек Васыл, был вызван в Болгар и закован в цепи, после чего отряд казанчиев двинулся к Кашану. Однако дочь Сал-Сала Шукрия с субашами загородила все подходы к городу. Тут подоспел Сал-Сал, получивший известие о смерти отца... Казанчии при приближении курсыбая поспешно убрались восвояси, но Сал-Сал неожиданно попал под обстрел отряда собственной дочери. Оказывается, отец и дочь долгое время не видели друг друга, и Шукрия не узнала собственного отца и приняла его за главаря казанчиев. К счастью, один из чирмышей Шукрии узнал бека и успел предотвратить кровопролитие. Обрадованные прибытием курсыбая кашанцы тут же подняли Сал-Сала на трон улугбеков. Тимар напрасно не признал законность этого акта, чем вызвал негодование кашанцев. Их тут же поддержали недовольные всей страны: субаши и чирмыши, возмущенные чрезвычайными военными поборами, марданцы, ненавидевшие кана за попирание их вольностей, байтюбинцы, опасавшиеся передачи земель Буляра в руки казанчиев. Тихий Масгут немедленно воспользовался всеобщим возмущением и двинулся с отрядом марданцев на столицу. Казанчиевское ополчение перед этим было послано на борьбу с булярцами, изгнавшими вон уланского улугбека, и Тимар остался в Болгаре лишь с небольшой дружиной. Масгут окружил цитадель “Мумин” и предложил кану мирно оставить трон и удалиться в Нур-Сувар. Тимар поневоле подчинился, но едва он выехал из ворот, как стрела одного из бел лакских стрелков убила его наповал.
106