Для рядовой паствы мира, взращенной западным Христианством, идея, что пантеон Отца, Сына и Святого Духа не является монотеизмом так же дика, как и идея, что Индуистская концепция многочисленных божественных ипостасей не может не быть многобожием. С этой кочки , Индуизм является многобожием, Христианство является монотеизмом, все так просто. Вся шарада началась с попытки нескольких амбициозных грамотных энтузиастов, плавающих в море неграмотности, классифицировать персонаж Иисуса. В процессе, идея Иисуса о братской любви и Еврейский монотеизм полетели через окно, и были заменены на тройной пантеон, пламя и серу. Для других, не взращенных на ужимках западного Христианства, это копание не имело смысла, и, соответственно, для целостной картины всемогущего Творца, и его роли во вселенной, все декорации, все схоластические фантазии не имеют значения. Также не понимаются афоризмы типа "пути Божьи неисповедимы", "бедствия, болезни, и убийства все идут по воле Божьей" и бесчисленные другие избитые мудрости. Дела значительно проще в монотеистическом мире, любые ипостаси, даже если они и есть, не материальны, они - лишь процесс, процесс доступа к желаемой цели; награда приходит в соответствии с делами в течение всей жизни, и тип вознаграждения не может быть определен. Обещания рая, реинкарнации, вечного существования, или получения наград на земле только выражают надежду, не более. Головоломка Раннего Христианства, с его тысячелетними склоками, конклавами голосующими чтобы сформулировать волю Всевышнего, и аутопсическими копаниями в сверхъестественном, подддерживает брожение инакомыслия и организованные возмездия, несмотря на авторитетный исторический сценарий, написанный Христианскими победителями. В предлагаемой главе дан взгляд на эту историю, на развитие Христианских институтов, на богословские извивы и политику их институций, написанный замечательный рассказчиком и мыслителем, ученым Мурадом Аджи. Предисловие к этой главе содержится в двух предыдущих главах, не менее увлекательных и информативных, чем предлагаемый отрывок из Главы III.

Книги Мурада Аджи так же поэтичны как и информативны. Его кисть широка, предмет не загроможден деталями, Мурад Аджи не ведет аудиторию вброд по воде, а ложит через нее валуны, предлагая читателю либо скакать с ним, либо задуматься и разбираться поглубже. Он дает перспективу, отмеченный вехами план, и открывает ворота восприятия и думы. Для иных, его положения могут прийтись не по вкусу, или проигнорированы, но они не могут быть отброшены.

С западным христианством произошла самая любопытная череда преобразований, оно совершило почти полный оборот, заканчивая не так уж далеко от своей отправной точки. С концом Катарской кампании казалось, что победа была полной. По крайней мере, в самом сердце Западной Европы. Огонь и сера были утверждены навсегда. Пришел срок для Восточной Европы. Но в середине вечной победы пришло фиаско протестующего Протестанства. В течение 30 лет вся Северная Европа боролась за свое право иметь дело непосредственно со Всевышним, и никакие отвлекающие маневры и массовые сожжения не могли это потушить. Христианство должно было поддаться. Этот маленький сгиб начал каскад загибов, все ближе и ближе к существу Арианства, монотеизма, или Тенгрианства, под какими бы соусами они не приходили. Коренная религия Евразиии сбрасывала местечковую чешую, и проявлялась снова целиком, с братской любовью вместо огня и серы. Для наблюдателей-современников дело шло с улиточной скоростью, но взгляд на его трассу показывает неуклонную тенденцию, не скрытую минутными зигзагами и изгибами, которая проектируется на время, когда церковь вылезет из спального бизнеса, признает равенство полов для всех людей, и свободу убеждений.

* * *.

Примечания и объяснения постинга, добавленные к тексту автора и не отмеченные специально, показаны (голубым курсивом) в круглых скобках, или выделяются голубыми рамками.

...Иные потомки кипчаков против католичества протестовали иначе — они родами и семьями уходили на север, подальше от Римской церкви, за Рейн. Дух свободы там жил со времен Аттилы, о чем свидетельствуют исторические памятники той поры и поход самого Аттилы в 435 году. На Европейском Севере он основал новые ханства.

Те памятники неплохо сохранились, они разные. И вовсе не безмолвные, как ныне принято думать, это курганы и камни с руническими письменами, которые можно читать.

А еще это не забытый, но по-настоящему не прочитанный, народный эпос. И конечно, люди — носители традиций, или генетический и антропологический “материал”, подделать который невозможно. Он — в Литве, Польше, Чехии, Германии, Австрии, Дании, Голландии, Бельгии, Люксембурге, Швеции, Норвегии, Исландии... Словом, в народах, не сразу подчинившихся Риму и не сразу принявших католичество. За них, за эти страны, в конце Средневековья шла изнурительная война, с трудом Рим одолел здесь дух свободы.

С IV века там начала складываться своя культура и своя политика, потому что там стали исповедовать другую европейскую религию, еще одну ветвь Единобожия. Не христианскую. Ученые ее назвали “арианство”, она — уникальнейший знак средневековой эпохи, была когда-то соперником католичества и греческого православия. Ее яркий след — протестантизм, который до сих пор определяет модель жизни миллионов людей.

И он плод Великого переселения народов, еще один плод тюркской культуры, подаренный Европе Востоком.

Ныне арианство европейцы не знают, забыли, называют язычеством. В том малознакомом слове даже специалисты видят ересь египетского епископа Ария, что абсолютно неверно. Северная Европа, ее старая вера, не имела и малейшего отношения к Египту, к Арию, она лежала далеко в стороне от христианских страстей, бушевавших в Константинополе, Александрии и Риме, начиная с IV века. То был свободный от духа “греческой веры” регион, самостоятельная территория, которая имела лишь некоторые внешние признаки сходства с религией Ближнего Востока... У них был общий исток!

Здесь, на Европейском Севере, со времен Великого переселения тоже узнали и тоже сохраняли алтайское вероучение о Боге Небесном, но в ином, не христианском, обрамлении. Их, эти зарождающиеся традиции, по-своему вплетали в канву новой европейской культуры, которая получала права на жизнь к северу от Рейна и Дуная. Делали это “германцы”, и делали не по указке Константинополя или Рима. Сами. По своему собственному усмотрению.

Закладывалась самобытная культура Центральной и Северной Европы. Новая. Европейская, но другая. Отсюда “арийцы”, “ариане” — так христианское духовенство назвало “германцев”, “варваров”, то есть выходцев с Алтая, которые поселились в Европе и, естественно, не приняли чуждую им “греческую веру” во всех ее проявлениях. Не признали они и главенство Византии в политике. Конечно, христиане не могли посчитать ариан своими единоверцами. Наоборот, смотрели на них как на врагов. Противников. Конкурентов.

Обращает на себя внимание специально созданная путаница, которой окружено арианство в церковной и исторической литературе. Два независимых и несвязанных друг с другом явления духовной жизни выдаются за одно. Учение связывают с епископом Арием, не отмечая, что оно, это учение, существовало задолго до рождения Ария, по крайней мере, за пять веков. Оно развивалось в общинах Закавказья, Ближнего и Среднего Востока и организационно выразилось в создании в IV веке Армянской, Албанской, Коптской и других церквей, которые называются “монофизитскими”, или нехалкидонскими Церквами.

В Европе же тема арианства совершенно иная, там она связана с непризнанием Христа Богом, а значит, с непризнанием “Наместника Христа”, то есть с папой римским. Проблема арианства здесь стала актуальной в связи с борьбой за идейную гегемонию Церкви среди “варварских” народов (тюрков, названных готами, вандалами, лангобардами, франками и т.д.), у которых это учение пользовалось большим влиянием вплоть до IX — X веков.

Так и было на самом деле. Появились два враждующих лагеря, Севера и Юга, говорящих на одном языке, но исповедующих разную духовную культуру. Отсюда, естественно, еще одно деление на “народы”.

Видимо, здесь надо подчеркнуть, что имя “ариане”, или “арийцы” родилось не в Европе и даже не на Ближнем Востоке. Его знали на Тибете, в Персии, Индии еще до новой эры, имя относилось к пришельцам с Алтая. На Тибете, например, есть область Арий, где две с половиной тысячи лет назад осели те самые пришельцы. А в Иране — провинция, нынешнее название которой созвучно слову Германия (Керман, Герман) (Kerman is “fortress” in Türkic, it used to be a popular toponym, like Ak-Kerman, Kara Kerman, Eski-Kerman etc.), где издревле, со времен Персии Ахеменидов, обосновались тюрки. О той далекой восточной стране Ариил упоминает и Библия (In Biblical version, the part -Il is a popular toponym, it means “country, land”, like Chigil, Mari-el, Il-Ordu, etc.).

В Туве, например, известен царский курган Аржан VII — VIII веков до новой эры, в нем 70 погребальных срубов со скелетами коней, оружием и другими предметами. Здесь, пожалуй, самый древний “отпечаток” культуры, связанной с ариями. Именно на эту связь указывает имя кургана и находки археологов. Название “аржан” дословно означает “вереск”, “можжевельник”, используемый для окуривания и очищения от злых духов, оно созвучно древнетюркскому “арыг” (святой, чистый, благородный). Отсюда — арий.

У европейских и азиатских арийцев тотемные знаки были одинаковы, будто срисованы один с другого, это аджи (равносторонний железный крест) и мандала (ковчег-мощевик). Только так и должно было быть, то — знаки Алтая, которые, по преданию, полагались “хранителям Вселенной”, проповедникам Единобожия.

Разумеется, европейское арианство, вопреки излишней настойчивости нынешних теологов, не имело отношения к христианству, потому что оно (его традиции!) жило и здравствовало до новой эры, то есть задолго до утверждения императором Константином христианской религии. Сам Арий, от которого выводят арианство, был выходцем из “индийских общин” Египта, отсюда его “алтайские” познания. И неегипетское имя! Оно не встречалось на берегах Нила до прихода тюрков, зато встречалось на Тибете, в Индии, в Кушанском ханстве. У тех, кого называли “ханифами”, или “несторианами”.

Отрицать арианство как самостоятельное вероучение глупо. Не видеть в нем следов Востока, а видеть заговор каких-то антихристианских сил неправильно вдвойне. О какой ереси, о каких заговорах речь, если “греческая вера” при Арии ничего собой не представляла. Бороться с ней не требовалось, она была слабее неоперившегося птенца. А то, что ариане, и не только они, были противниками христиан, их соперниками, это бесспорно. Ариане (как потом и мусульмане) отстаивали чистоту Единобожия, кроме Всевышнего, никого над собой не желали знать.

Примером могут служить и “присциллиане”, приверженцы учения, которое набирало силы в Испании и других южных странах. Оно представляло собой некую композицию положений манихейства, гностицизма и местных верований. И их учение было обращено в первую очередь против христиан, но в нем угадывался интерес “иранской” политики в Европе. То был ее “троянский конь”. Христиане не смогли дать ему идейный отпор, у них не было багажа знаний. Теологический спор решился на светском суде в 384 году, присциллиан обвинили в магии и проповеди нравственной распущенности, что каралось смертным приговором.

Такова была их правда. Ариане жили с ней. Стойкость в вере, духовная чистота придавали их культуре и им самим уникальность и своеобразие.

Огромным авторитетом у ариан пользовался Ульфила (311 — 383), один из основателей этой веры в Европе, ее патриарх. По крайней мере, известно, он совершил тот же духовный подвиг, что его современники, святые Иероним, Августин и другие “доктора” Католической церкви. Они учились и росли в одной культурной среде. Ульфила дал арианам свою “Вульгату”, то есть нехристианскую Библию. Очевидно, то был, как и у католиков, перевод тюркской богослужебной книги, однако с иными комментариями. Там, например, не было Книги Царств, где описаны ратные подвиги библейских персонажей, видимо, они, подвиги, были знакомы готам по другим источникам... Этот “неполный” текст и лег потом в основу арианского учения, которое набирало силы на севере Европы.

Католичество и арианство, судя по всему, родились в одно время, они росли, как братья-близнецы. Их кормили из одних рук и одной пищей...

Той “северной” Библии уже нет, как нет и арианства, папская инквизиция решила их судьбу, но остались отдельные фрагменты и комментарии “Skeirihs” к той Библии, очень странный документ. Он упомянут в книге “Христианство у готов”, которая увидела свет более ста лет назад. Кто был автором тех комментариев, неясно, автор же книги обратил внимание на обилие “слов и оборотов речи, которые готскому переводу [Библии] почти несвойственны”. Здесь явно какая-то неразгаданная тайна... Видимо, как в Персии, в Византии, в Армении, в Северной Европе существовал язык посвященных в тайны религии — на нем говорили правители, священнослужители — и был язык простонародья. Отсюда столь разительное несходство между “Skeirihs” и текстом Библии, отсюда и та жестокая борьба, которая велась на севере Европы за утверждение арианства: одни ханы склонялись к католичеству, другие, как отметил Гиббон, тех, “которые отказывались поклоняться Богу своих предков, немедленно предавали сожжению вместе со своими палатками и со своими семействами”.

По сути же речь шла о тексте, который разъяснял учение о Боге Небесном, так следует из названия... если его перевести с древнетюркского языка.

Кстати, начало готской молитвы “Отче наш” звучало: “Atta Unsar.”... Слово atta обозначало “сначала главу семейства, потом начальника племени и служило корнем для теперешнего германского выражения Adel, дворянство”. Если отбросить удвоение согласных, пришедшее с более поздней традицией, то получится четкое тюркское “ата” (отец). С этого древнего слова начинались и молитва германцев, и корни германской знати. В нем же был и исток европейского арианства, которое позже презрительно назовут “язычеством” (“paganism” has a nice definition “anyone who does not acknowledge your god”).

Выходит, в крошечном “ата”, как в волшебном зеркале, отражена сокровенная история германцев.

Не менее “странно” и другое, в конце IV века, как известно, между католичеством и арианством началась острая конкуренция по выработке “европейского” обряда нового богослужения. Тогда епископ Амвросий сочинил первые христианские рифмованные гимны, которые потом ввели в традицию Католической церкви. Их, эти гимны, читали распевно, они появились, как записано в хрониках, чтобы “конкурировать с арианами” в истинности обряда.

Здесь историки расходятся во мнении, Амвросий ли начинатель европейской поэзии? В противовес ему приводят произведения Пруденция, который, видимо, был старше, хотя жили они в одно время. Его стихи представляют как пример античной поэзии, но с новыми героями, которые радостно отрясают с ног своих прах старого мира... Странное представление, не правда ли?

Если не было античной поэзии, то были ли ее “старые герои”?.. Тем более воспеваемые автором “Перистефанона” подвижники — не герои-одиночки, это воинство, которое борется, страдает, гибнет, чтобы победоносно воскреснуть вновь. По сути, произведение воспевает Великое переселение народов, с которым соприкоснулась тогда Западная Европа.

Любопытно, не правда ли? Хотя “конкурировать” не вполне точное слово, потому что речь тогда шла о соответствии тому богослужению, которое вели ариане и тюрки Алтая.

С тех гимнов, между прочим, как отмечено специалистами, началась европейская поэзия! То первые рифмованные строчки, которые услышали латиняне... Впрочем, может быть, и нет — не первые. Время сохранило другие примеры тюркской поэзии, иным ее строкам более двух тысяч лет, они высечены на камнях Алтая рунами. Бессмертные эпитафии.

Явно не дрожащая рука новичка выводила, например, и эти яркие строки:

Бог создал мир низин и мир высот,
чтоб там всегда вращался небосвод,
чтоб звезды там вершили свой полет, —
там ночь исправно день сменяет.

Бог небесам цвет бирюзы придал,
нефриты звезд по небу разбросал,
созвездие Весов он нанизал, —
и ночь исправно день сменяет.

Скакун Судьбы над миром проскакал —
огонь он высек, и заполыхал
мир травяной: стал жарок, дымен, ал...
И пламя до сих пор не затухает.

(здесь и далее перевод А. Преловского)
Не исключено, что в раннем Средневековье европейцы слышали эти стихи:

Щедрость Господня — она, говорят, самоцвет,
Щедрость Господня — ее драгоценнее нет.
Но драгоценней сапфиров мой Бог — ты,
могучий герой.
Но драгоценней рубинов — могучий герой мой,
Бог мой.

Строки за века не поблекли, не потеряли красоты... их просто забыли.

...Говоря о поре становления Католической церкви, надо ли молчать и о том, что император Валент (364—378), который правил до прибытия в Рим Феодосия I (379 to 395), был “твердым арианином”? Традиции Алтая были не чужды ему, писали биографы. Больше того, Валент изгнал из Рима сторонников “греческой веры”, которых не переносил на дух... Такова подлинная римская история, не терпящая фальши.

И думается, совсем нелишне напомнить в той связи, что католики при Феодосии (379 to 395) и ариане при Ульфиле (311 – 383) обряд посвящения в веру (крещение) осуществляли одинаково — в баптистерии, троекратным погружением в освященную воду. И те и другие повторяли ары-алкын, которому учили в Дербенте. Лишь при папе Григории Великом (540 – 604) католики внесли изменения в тот алтайский обряд, о чем папа уведомил в 591 году в письме епископа Севильского Леандра. Его письмо сохранилось.

Григорий, можно сказать, был последним папой “римского” мира, он обогатил католичество, провозгласив лозунг “разрешение и связывание”, с которого, собственно, и начался отход от прежних общественных ценностей и обретение новых, то есть тюркских. Это осуществили в эпоху Карла Великого (742 - 814). Папа Григорий, между прочим, писал свои воззвания на “народной латыни”, он действительно неплохо знал тюркский язык. Его прозвание Двоеслов говорило само за себя.

История щедра на неожиданности. Карл Великий (742 — 814) из династии Каролингов, которого считают основателем Франции, объединителем средневековой Европы, по родословной тюрк, по тамге — тоже тюрк, из рода Балтов. Настоящее имя Чарла-маг (Charlemagne), что переводится “зови славу” (çağrı=“call”, -la adj., adv. suffix, maɣ=“glory, fame” > çağrı+la maɣ = “(one) calling (for) glory”; ğ is silent > charla). Имя весьма распространенное.

Чтобы скрыть историческую правду, европейцы умышленно придали именам многих исторических персонажей латинское звучание, дабы события потеряли былой колорит. Напомним, знаменитого рыцаря Карла Смелого (Charles le Temeraire, aka Charles the Bold), герцога Бургундского, при жизни звали Темир (Temeraire). Подобных примеров много. Двойные имена были привычны в Европе, одно звучало на тюркском языке... Но это же еще один бесспорный след Великого переселения народов.

Так, отца Карла Великого звали Пипин Короткий. Точнее, Pippin Der Kurze, что в тюркском звучании — “Пипин, ставший важным, солидным”. Имя появилось в 752 году, когда он, палатный мэр, стал королем... При чем здесь “короткий”? Отсюда, между прочим, “курфюрсты”, которые уже к XIII веку слагали свою коллегию в Священной Римской империи.

“Реформаторы” правды поступали примитивно, они меняли в имени одну-две буквы, и “солидный” превращался в “короткого”, “смелый” — в “лысого”, “божественный” — в “дьявола” и так далее. Например, отец Вильгельма Завоевателя Роберт Великолепный или Божественный (Magnificent) стал Робертом Дьяволом (Devil, Diable), хотя его имя происходило от Дева — Бога Небесного, о чем упоминает древняя сага.

Тюркская культура входила в европейские города через разные ворота. Входила с севера и с юга. И приживалась...

Уже потом, то есть после захвата католиками Северной Европы, словам “арийцы” и “арианство” богословы-политики подобрали значение, очень далекое от изначального: тогда мертвых превращали в живых, а живых — в мертвых. Что объяснимо, начиналась колонизация Востока, уничтожали “тюркский след” в истории Европы. Западная церковь стала хозяйкой жизни, ей не нужны были конкуренты.

И она, объявив инквизицию, повела атаку на Единобожие.

Нынешнюю историю писали они, победители, в их устах старые слова обретали новый смысл. И мир переворачивался с ног на голову. Тюрки не находили тюркам места в тех писаниях, брат не видел брата. В религиозном угаре, охватившем Европу, людей различали не по родству, а по религии. Это было сродни эпидемии. Тогда появились “кочевники”, “поганые татары”, за душой которых, как утверждали католики, не стояло ничего, кроме дикости и распутства.

О какой религии тут речь? О какой любви к ближнему? О каком Единобожии? Родной брат стал лютым врагом лишь потому, что иначе смотрел на мир...

Однако и ангел на Небе записывал то, что вершили человечки в рясах. От суда Божиего не уйти и им, победителям, знавшим, что арианство — не ересь, не язычество, а вера германцев. Вернее, “белая вера” Алтая, к портрету которой добавлены штрихи обряда, бывшего у северян-европейцев (кельтов) до прихода тюрков. То такая же полноценная религия, как иудаизм, христианство, ислам или манихейство.

Граница между арианской и христианской Европой, конечно, чувствовалась, она делила континент на два разных мира: один — живой и естественный, другой — придуманный и чопорный. Черный и белый. При взгляде с севера темным был юг, при взгляде с юга — север. Ариане укоряли христиан за поклонение трем богам, за отход от Единобожия, те, как могли, защищались с помощью богословских отвлеченностей, сочинением которых занимались усердные “воины Христа”.

Вера, ее чистота и отличала Северную Европу от Южной.

Отсюда, из духовных противоречий, проистекала та вечная вражда, то непримиримое противостояние “германцев” и их соседей, которое не прекращалось ни в Средние века, ни позже. Это история короля Хлодвига и рода Меровингов, это история Женевского княжества, это десятки других историй, которыми пропитана, как кровью, средневековая Европа: тюрки силой или хитростью навязывали тюркам же свою веру, свою правду. И это, может быть, самое поразительное в их сокровенной истории.

В том противостоянии позиция ариан была честнее. Они не уничтожали католиков физически, наоборот, в любом своем городе, в любой своей стране давали им свободно исповедовать христианство. Католики же действовали иначе, сознание превосходства, которое, видимо, коренилось в их римско-имперском прошлом, довлело, и они не очень утруждали себя диспутами, неизбежными в религиозной войне.

Шли напролом, уповая на штык, а не на слово.

Вражда достигла апогея при Карле Великом, которого взорвала независимость ариан: по воле папы он выступил в тот легендарный поход против цитадели арианства в Северной Европе и нанес арианству если не смертельную, то губительную рану.

Люди в рясах, исправляющие историю, хорошо знают, что с 336 года арианство как религия господствовало на континенте. Ведь император Константин, основатель христианской Церкви, покаялся в содеянном грехе и предоставил все права не христианству, а именно арианству, которое было верой, далекой от политики. Дети Константина дали арианству господствующее положение в учении Церкви, которое формировалось тогда. Эти факты изложены в христианской энциклопедии. Упоминая о них, мы не открываем ничего нового. Лишь повторяем известное.

Если бы не Феодосий I (379 to 395), величайший политик — он ради католической доктрины, вернее, ради утверждения тюркских орд на Западе пошел против решения Константина — сегодня вряд ли кто вообще слышал бы о Христе. Христианство разделило бы участь присциллианства.

Сколько трагедий и горя удалось бы избежать. Однако не избежали...

Когда в христианстве начались трения, иные латинские тюрки, опоясав себя поясом счастья и не желая конфликта с духовенством, меняли благоприятный Юг на неуютный Север, они уходили семьями, чтобы сохранить свободу. Сюда, на северные земли, они несли свои знания и умения, например, выращивать коней, пахать землю, чего аборигены, естественно, не знали. Как не знали черной металлургии, кузнечного дела, строительства из кирпича.

Illustration from Grover S. Krantz, Geographical Development Of European Languages, New York, Peter Lang, 1988, asserted that according to archeological dating, agriculture reached prohibitive Polar areas by about 2500 BC, long before the European religious barbarism. Fig. 10. Neolithic (i.e. farming) expansion from Anatolia. Heavy lines trace the main routes of (presumed) Indo-European spread through Asia Minor and over the central part of Europe. Dates are given at each 200-km unit of progress. (Presumed) Indo-European territory, along with that of the Uralic farmers, is left blank; all other speech areas are stippled. Heavy dashed lines show linguistic divisions where incoming peoples were partially separated by natural barriers.

Арианская Европа взрастала медленно. Она не имела потенциала и опыта власти, который был в странах бывшей Римской империи, не имела и такого населения. Ее климат был иным. Тем не менее. Она располагала природными ресурсами, которых не было у христиан — ни у византийцев, ни у римлян. Это существенно меняло ориентиры в политике, делало северный мир привлекательным.

Залежи железной руды в Норландии и тюрки, умевшие плавить ее, к IX веку сложили политическое лицо Скандинавии, ставшей лидером арианства.

...Когда алтайцы впервые влились сюда, там учредился союз народов. Их назвали готами. А еще участников того союза называли викингами, норманнами (в России — варягами), в мировой истории одно из первых упоминаний о них относится к 839 году, тогда посольство северян прибыло в Константинополь. То были не новички в политике, не дикари, завернутые в шкуры. Их известность страшила греков и одновременно манила к себе. Еще бы — враги католического Рима, которые завоевывали одну за другой его колонии на севере Европы, и папа даже не противился. Расстановка сил была в пользу северян. И все чувствовали это.

Показателен Пролог “Круга Земного”, книги, собравшей некоторые саги норманнов. По мнению скандинавов, это своеобразная энциклопедия Северной Европы, рассказывающая о легендарных временах вплоть до последней четверти XII века. Время викингов, утверждает сага, началось после того, как правитель Фрейр “был погребен в кургане в Упссале”, то — первый курган в Скандинавии. До этого был “век сожжения”, когда покойников сжигали. “А после того, как Дан Гордый, конунг датчан, велел насыпать курган и похоронить себя в нем в бранных доспехах вместе со своим конем и всей сбруей и разным другим добром, многие его потомки стали делать то же самое, и тогда в Дании начался век курганов, а у шведов и норвежцев еще продолжался век сожжения”.

К сказанному добавим: обряд захоронения едва ли не самый консервативный, его меняют только с приходом новой духовной культуры. Именно с тех пор, когда появились курганы, в Скандинавии четко обозначилось “присутствие” Алтая. Курганы, кони, оленные камни и другие знаки Алтая не появились здесь сами собой.

Не менее показательно другое, следующее из “Песни о нибелунгах”, а именно появление титула “каган”. Хакан, хегни (Heagney reportedly means  “forceful” in Gaelic)... Этот титул, как известно, носил только правитель тюрков (First recorded at the Syanbi Mongols, but clearly not a Mongolian title). Случайно появиться в Скандинавии, разумеется, не мог и он. Хокон стало именем собственным (Like the Khan in the Middle East and South-central Asia; reportedly means “chosen son” in Norse, but in reality “chosen son” is utvalgt sønn).

Греки, желая быть ближе к норманнам, предлагали им выгодные экономические проекты, в частности торговлю, для которой наладили путь “из варяг в греки”... Наметился новый политический союз, он проявился не сразу. В скандинавских сагах, в этих уникальных поэтических летописях, о норманнах и их жизни в тот период сказано много: “короли” северных морей, первооткрыватели земель. Мужественный народ. Правители там ездили верхом на конях, их от простолюдинов отличала одежда — высокие шапки, отороченные лисьим мехом, сапоги, наделявшие хозяина признаком знатности. Штаны. Короткие кафтаны... Но это же национальная одежда тюрков, только они носили такую!

Действительно, другие члены норманнского общества одевались иначе и ходили пешком, они боялись коней. Им запрещали ездить верхом, о чем сообщает сага о рыцаре Орваре Одде, он первым из скандинавов сел на коня, случилось это в конце V века. И неудачно. А норманны-правители, наоборот, отправляясь в плавание, брали на борт коней, без них не могли шагу ступить... В сагах всплывает масса любопытных деталей, на которых, к сожалению, еще не останавливался взор этнографа.

Удивительные подробности... Действительно, откуда в лесной Скандинавии в V веке вдруг появились степные животные — кони? А ханы-правители?

Здесь явно повторялась история Персии, Кавказа и других регионов, куда приглашали царский тюркский род на правление. Возможно, так было и здесь, на Севере. К сожалению, неясны иные подробности, многое еще не прочитано. Что-то говорит в пользу этой гипотезы, доводов “за” явно больше. Саги открывают прошлое лишь внимательным, их надо уметь читать — читать по правилам Алтая. Иначе никогда не понять, что слово “сага” тюркское, очень древнее — “савга” (рассказывай историю, повествуй).

Например, сага о Виланде рисует жизнь кузнеца-мастера — чисто тюркский быт. Высвечивается масса этнографических деталей и мелочей, придумать которые невозможно, даже та, что “связывает” Виланда с Чингисханом: тот и другой из черепа врага сделали чашу для вина. Древний алтайский обычай, о котором знали лишь избранные.

И в саге о Сигурде (Зигфриде) приметы тюркской символики особенно интересны сведения о богатырях “нибелунгах”... Страница за страницей саги описывают быт, в котором царствовали тюрки. Мудрые алтайцы в таких случаях говорили: “внимательный человек слышит издалека”. И были абсолютно правы.

В Норландии действительно осело много кипчаков. Иначе — откуда там оленные камни, точно как на Алтае? Археологи установили: камни, вернее, рисунки и орнаменты на них на реке Абакан и в Скандинавии неотличимы. А это же послания, напутствия путнику. Пойдешь направо — встретишь то-то, пойдешь налево — встретишь то-то. Право—лево — ориентиры: север—юг.

Алтайские узоры (обереги) и драконы украшали корабли норманнов. Приметы их новой культуры хорошо узнаваемы на Европейском Севере. Например, у алтайцев, древних германцев и скандинавов была абсолютно одинаковая письменность. Они понимали друг друга без переводчиков. С чего бы? Их язык потом назвали древнедатским, но это ни о чем не говорит. Исследователи признают, что в те времена “различия между языками скандинавских народностей не осознавались”.

Признание стоит многого.

Оно возбуждает желание спросить: а почему “восточные” драконы в изобилии встречаются и на ювелирных изделиях северян?.. Там всюду молчащие символы Алтая, их язык не понимает никто. Но они же есть! Они не придуманы.

Если вспомнить, что норманны исповедовали Единобожие, как алтайцы, то драконы и иные древние символы отходят куда-то на задний план. Своего Верховного Бога скандинавы называли Донар, Дангыр, Тор. А это обращения тюрков к Тенгри, они до сих пор не забыты, например, у чувашей, хакасов и у других народов — хранителей алтайских древностей. Они так и произносят имя Всевышнего.

Единобожие в древней Скандинавии — историческая реальность, оно появилось в одночасье, вместе с пришельцами-правителями. Факт неопровержимый!

И что показательно, северная религия “развивалась” по той же схеме, как всюду от Алтая до Атлантики: тюркская основа, к которой добавлено что-то характерное из местных верований. Саги точно показывают, как в “биографию” религии вплетали сюжеты из местных преданий. Существовала целая “программа”, ее результат налицо, он и вызвал споры в научной среде. Как Единобожие появилось на окраине Европы? Как религиозное учение могло развиться здесь, вдали от цивилизованных Рима и Константинополя?

Загадка? Отнюдь. Серьезные ученые всегда сходились в одном: скандинавские саги отражают реальные исторические события... Иное дело, как их трактовать.

Например, датский историк (late Middle Age) А. Маллэ (Paul Henri Mallet, 1730-1807) связывал появление норманнов и их религии с Римской империей, мол, оттуда после победоносных войн Помпея ушло с берегов Меотийского озера (Азовского моря) племя готов, которое вознамерилось в Скандинавии, “в этом убежище свободы создать религию и такой народ, которые когда-нибудь сделаются орудием его бессмертной жажды мщения”.

Мысль, конечно, интересная. Но абсолютно необоснованная. Ее легко опроверг Э. Гиббон, который справедливо засомневался, а могло ли какое-то племя быть “обителью богов”? Лишь в мифах случается такое. Тем не менее точка зрения Маллэ получила признание. Хотя, если следовать элементарной логике, противоречие налицо: проповедовать религию мог человек, знакомый с этой религией, речь же шла о Единобожии, о котором в Римской империи во времена Помпея не знали...

Саги щедро открывают одну страницу прошлого за другой, показывая, что даже созвучие имен Тенгри у алтайцев и Донар у древних германцев случайным не было. И не потому, что у тюркских народов принято по-своему произносить имя Тенгри — Тенгери, Тегри, Тер, Тура, Дээр, Тигир. Тюрки-европейцы тоже могли произвольно произносить это имя. Такой вывод возможен, но он мало что дает.

Весомее здесь иное, не звучание слов, а образ Тенгри и Донара! Он был един у алтайцев и германцев. Именно образ! И обряд почитания. А это уже никак не совпадение. Это единство культуры, основанной на Единобожии. Даже если отбросить остальное (коней, железо, одежду, обычаи, письменность), единство налицо... Можно спорить о правителях, об их одежде, даже о письменности, но любой спор уже становится пустым: аборигены Европейского Севера в период Великого переселения народов отошли от язычества. Они познали Бога Небесного. Факт, который надо просто принять.

Со временем обращение Донар-Тор уступило Одину (Водину, Вотану), которого называли еще и “северным Магомедом”, настолько много общего было между верой “германцев” и мусульман. Неудивительно, то ветви одного древа: Единобожие царило и на Востоке, и на севере Европы. Бог Небесный правил там.

Конечно, не все скандинавы приняли веру в Бога Небесного, иные демонстрировали похвальный консерватизм, что хорошо видно опять же в сагах “Круга Земного”. В повествовании о Лейве Эриксоне, который в Х веке ушел в плавание на запад на судне “Большой дракон”, говорится, что он привез в Гренландию первого священника... Не все к его поступку отнеслись одинаково.

Показательно, на севере Европы никогда не было института духовенства, типа римского папства. Вера распространялась спонтанно. И в том состояла слабость арианства, а если смотреть шире, то и “белой веры” Алтая, и ислама. В организации религии они всегда проигрывали католикам, которые создали блестящий институт власти — сильный, агрессивный, цепкий. Собственно, он и являлся определяющим в победах средневекового Запада над его идейными соперниками.

Религия скандинавов — это явление культуры и времени, незаслуженно забытое в Европе, оно тоже представляло собой единение духовных традиций Востока и Запада. Так, в согласии, получала право на жизнь альтернатива христианству (и греческому, и католическому), так, в согласии, складывалось новое миропонимание, которого северные народы прежде не знали... Это абсолютно непознаваемый процесс — рождение новой культуры. В нем вроде бы все понятно, и ничего не ясно.

Бесспорно, пожалуй, одно, кроме “греческой веры” на Западе существовал другой противовес католичеству, однако он мало исследован. Мешала папская цензура!

Именно цензура. Ибо “Сага об Инглингах” говорит, откуда пришел Один — из Азии, из страны, лежащей к востоку от Дона (Танаиса). Он был не бог, а посланник Бога Небесного, то есть пророк, обучивший северян тем искусствам, которыми “люди с тех пор владеют”. Один, подобно нагу в Индии, обладал способностью перевоплощения: “...его тело лежало, как будто он спал или умер, а в это время он был птицей или зверем, рыбой или змеем и в одно мгновение переносился в далекие страны по своим делам или по делам других людей”... Этим высшим искусством, как известно, владели лишь алтайские камы, о чем свидетельствует народный эпос.

Один ввел на Севере те законы, которые были у тюрков. Потому что пришел из страны, которая “лежала к югу от Великой Швеции”, она называлась “Страной тюрков”, так записано в саге... А с этой строчки, между прочим, начинается история Руси.

Вражда Севера и Юга имела причины. Неприятие “германцами” католиков было обосновано, они иначе видели мир, иначе желали жить в нем. Каждый видел свое солнце на небе... Фактов тому достаточно, они и позвали в дорогу в конце ХХ века знаменитого путешественника, норвежца Тура Хейердала, на поиски родины предков скандинавов. Его экспедиции в Азербайджан, на Дон были лишь подходом к культурным кладам Алтая. Он, плохо знавший о Великом переселении народов, строил маршруты экспедиций на интуиции, не на знаниях, поэтому и не дошел до желанной цели, до родного алтайского очага. Но направление, выбранное им, правильное — тюркский мир.

Хейердал заявил: у Скандинавии “иноземные корни”. А доказать это не сумел, ученому просто не хватило времени.

О ее “иноземности” убедительнее всего говорит Иггдрасиль, символ, без которого понять культуру северян невозможно. Это — гигантский ясень, являющийся “каркасом” мироздания. Древо жизни. Иггдрасиль, в сознании ариан, определял вертикальную проекцию бытия, в нем сходились различные миры (земля, небо, подземный мир), давая представление не только о цельности, но и о мере прекрасного. То — суть, истина народной мифологии. Эталон бытия.

Девять разных миров соединял скандинавский Иггдрасиль: у его корней покоился дракон Нидхегг и змеи, средние листья щипали олени во главе с Эйктюрмиром, на вершине древа сидели мудрый гриф с линялым ястребом Ведрфельниром. Корни древа жизни питала влага источника Мимира, откуда начинается судьба каждого человека.

Вечнозеленое древо, словно янтарную смолу, источало священный мед, в его крупинках таились таланты и умения (“мед поэзии”, это отсюда!).

Страницы саг посвящены живительному древу, которое, кроме прочего, дало Северной Европе Одина — Бога Небесного: саги “Старшей Эдды” и “Младшей Эдды” убедительны и категоричны. Через познание древа жизни можно понять, как Всевышний вошел в мир Севера... В древе жизни скандинавы увидели и образ равностороннего креста, он был знаком их дохристианской культуры, о чем вещают государственные флаги. И художественные орнаменты, конечно.

Впрочем, о том же говорят и рисунки на знаменитом руническом камне острова Мен (Англия). Там, в бывшей норманнской колонии, письменно — рунами! — запечатлены мысли о древе жизни... Поразительно, оно было таким же, как на Алтае. До деталей. Лишь персонажей его алтайцы называли иначе, по-своему.

Без древа жизни когда-то была немыслима культура Востока. И Запада.

Это, пожалуй, самая яркая и самая характерная деталь (после веры, разумеется), она позволяет говорить о единстве культуры человечества, о ее неделимости на Восток и Запад. Ибо никто не скажет и не покажет, где начинается одно и где заканчивается другое. После Великого переселения народов мир стал другим — цельным: он принял религию Тенгри, то есть Единобожие. И раскрасил ее своими красками, в каждом регионе оттенки веры неповторимы. Как и народы там.

Пусть арианство в Европе ныне малоизвестно. Но оно же было... А что, если эта религия не погибла? Что, если традиции ариан продолжили протестанты? Их потомки? Отчасти так и есть. Протестантизм — это духовный мир, который уместился в тени христианства. Строгий и цельный, имеющий прошлое и будущее. То не “отколовшиеся” католики, как их называют, у них есть свое выразительное прошлое, которого не было у католиков.

Север Европы в Средние века имел... чуть скуластое лицо. Чистое, как алтайское Небо. И оттого, что его очернили, оно не потерялось. Нет.

Ариане, запутавшись в тончайших сетях папской политики, стали католиками, случилось это на излете Средневековья — в разных странах по-разному. Их заставили отказаться от веры предков и признать Христа, а вместе с ним власть римского папы. Это же было... Но недолго сохранялся мир в новой папской семье. Другая культура не могла просто так умереть в холодных римских казематах, она должна была выразить себя. И выразила. Поэтому сохранилась.

Католики-северяне нашли силы и провели Реформацию в Западной Церкви, до основания поколебав ее.

“Ересь” богомилов, катар, альбигойцев была продолжена на севере, в Англии, там она, пожалуй, впервые достигла успеха. И заслуга в том Уильяма Оккамы (1285—1349) и Джона Уиклифа (1320—1384), великих теологов, философов и гуманистов Средневековья. Они одними из первых среди христиан сумели научно выразить то, что тайно носили в душе поколения европейских тюрков, правильность “белой веры”. Их мысль отличалась предельной ясностью и привлекательностью.

“Земная деятельность каждого человека”, включая монарха и папу, должна быть способом служения Богу в соответствии с духом и буквой Святого Писания. Эту мысль и сформулировали они, что вызвало негодование Рима. Их творчество было не “сельскими грезами” предшественников, бороться с которыми не требовалось, оно оказало влияние на Яна Гуса, Мартина Лютера и других активных сторонников духовной чистоты на Западе.

Кроме костров инквизиции, Церковь ничего не смогла предложить взамен, а костры уже ничего не решали, ничего не могли изменить... Реформация благодаря стараниям “еретиков” стала неизбежной.

Словом, добились признания воззрений своих пасторов. Своих, не папских! То был шаг к свободе вероисповедания, он удался. Но лишь к XVI веку завершился тот путь.

Протест, несомненно, рано или поздно объединил бы северных тюрков, тогда еще помнивших о своем единстве, о корнях прежней культуры, но этого не случилось. Духовенство Рима оказалось сильнее и изворотливее. Отсюда — только “протестанты”, они не выразили своего этнического родства, стали течением в католицизме, хотя это и не вполне так. Протест зародился не в недрах Западной церкви, как утверждают теологи, он был протестом народа. Реформация выявила его, она тайное сделала явным. Но не надолго.

Реформация разорвала цепь авторитетов, которая мешала ханже мыслить по-своему, а рабу говорить то, что он думает. “С этой минуты папы, отцы Церкви и соборы перестали играть роль верховных и непогрешимых судей над всем миром, и каждый христианин научился не признавать никакого другого закона, кроме Священного Писания, и никаких других истолкователей Священного Писания, кроме своей собственной совести”, — писал Э. Гиббон.

Реформация была прорывом в новую культурную нишу... Или возвратом в старую? С протестантами на север Европы вернулись духовные традиции Алтая.

Когда точки над “i” в Реформации были расставлены, они всех устроили. Папа получил политическую власть на Западе, а протестанты — свою “белую веру”, правда, чуть измененную. Что это было? Сделка? Лукавство? Возможно. Но они принесли Западу мир и согласие.

Те же кальвинисты и лютеране — ядро протестантов — оставили в божественном пантеоне Христа, зато им позволили возродить обряды и общины, которые были до принятия христианства. Они оставались христианами, фактически вновь став арианами. Вернее, почти арианами. Протестанты отрицают посредников между Богом и человеком, то есть папскую Церковь и ее духовенство. Как древние тюрки, поступок ставят во главу поведения верующего. Упразднили поклонения святым мощам, сочтя их за проявление язычества. Отказались от монашества, которое по алтайскому уставу несовместимо с Церковью... Словом, продолжили традиции арианства, не афишируя их...

Чем не взаимовыгодная сделка?

Став католиками, они не приняли латиницу, как полагалось католикам, а с завидным упорством отстаивали готическое письмо, которое им оставил патриарх Ульфила. Тот шрифт стал “национальным” шрифтом, в нем сведущий человек находил неповторимый облик древних германских рун. И тайно гордился своим неожиданным открытием. Папа римский с его вездесущими монахами и тут был бессилен: он мог все, даже усыпить людям память, но не мог лишить их предков, а значит, привить им свое понимание правильности и красоты.

Арианство когда-то собрало часть германцев в народ (норманнов), но оно же и разделило их. “Германцы” с тех пор так и остались разными. Шведы, норвежцы, финны, датчане, исландцы — пальцы одной ладони, народы одной этнической группы, в XI веке они приняли католичество, в XVI веке — протестантизм и раскололись на мелкие общины.

Протестантизм не напомнил им об Одине, о древе жизни. О духе предков, наконец. Саги жили сами по себе, люди — отдельно от них... Разрыв культуры отголоском вошел в “Сагу об Олаве сыне Трюгви”. Там есть эпизод, когда Один, приняв образ одноглазого старика, предлагал герою съесть кусок конины и тем вспомнить былое. Католики, как известно, запрещали прихожанам употреблять в пищу конину, пить кумыс, называя эту еду “сущностью язычества”... Воспоминания о прошлом были невыгодны папе римскому, который разделял, чтобы властвовать. Протестантское духовенство придерживалось тех же взглядов.

Культ коня, отличавший германцев, вместе с арианством ушел в прошлое. Хотя еще “Сага о Хаконе Добром” (Haakon Haraldsson, c. 920–961, third king of Norway) рассказывала о веселых пирах, для которых “закалывали всякий скот, а также лошадей”. То было славное время, утверждает сага.

Былое “племенное” единство люди, конечно, чувствуют поныне и не находят ему объяснений, хотя причины очевидны, они в забытом прошлом, о котором напоминает все скандинавское искусство, где сбережен дух того времени. Выразительны, например, так называемые скальдические стихи, почти священные, близкие поэзии трубадуров, — тот же стиль! Та же тайна! Стихи надо просто прочитать, чтобы вспомнить былое.

Но как это сделать? Никто не может перевести на современный язык и понять те старинные строки из того затерянного Времени...

Кто знает, а может быть, в названии финского города Турку, который прежде назывался Або (Абай), ключ от тайн арианства? Топонимика наука емкая, с нее начиналось не одно историческое открытие. Очень уж необычно для Севера это географическое название... Оно, как и скальдические стихи, с двойным, глубоким и потаенным смыслом.

“Генетическое” непонимание отличает Бельгию и бельгийцев, тоже ариан, которых когда-то покорили католики. В этой стране два народа — фламандцы и валлоны, их не сроднили ни время, ни католичество. Предки фламандцев — тюрки, воины Аттилы, они пришли с Алтая в IV—V веке, их национальная одежда, обычаи, праздники, ремесла и утварь, украшения со стриженым лисьим мехом, кухня, в которой чеснок занимает не последнее место, баня... все “алтайское”. Особенно узоры и орнаменты, по-прежнему заметные во фламандской деревне, — на крышах домов обязателен конек или лебедь.

От родного языка фламандцев отучила Церковь где-то к XV веку. Они теперь не говорят по-тюркски, но помнят отдельные слова и фразы, помнят, что у них был свой родной язык. А этот “фламандский” язык мог бы произвести революцию в тюркологии, пока же он — бесхозная реликвия, к которой прививают чужие корни.

И “арианская” история Дании, Голландии, оказывается, была написана тюркскими рунами — на камнях, по алтайским правилам. И там католичество утвердилось на излете Средневековья. Великий инквизитор Доминик в XIII веке поразился “сходству далекой Дании с язычниками-куманами”, то есть с тюрками Дешт-и-Кипчака, и потребовал заново крестить эту “ужасную страну”, отвергшую католичество... Но солнце все равно когда-нибудь вернется на датское небо. Чему удивляться, если саги сообщают о том, что народ этот пришел с Дона и назывался данами.

Обращает внимание тот факт, что к XIV веку руны в Европе полностью вытесняются латинской графикой, становясь уделом европейской периферии. Ими долго пользовались в сельской местности. В XVI веке руны превращаются в предмет интереса интеллектуалов Скандинавии, потом Германии, вспомнивших после Реформации о своей Готской библии, написанной рунами. Ко второй половине XIX века у “древнегерманских” рун появляется “национальность”, ученые заговорили, например, о древнеанглийской, секельской и иных знаковых системах записи, которые якобы отличали раннее Средневековье этих стран.

Здесь весьма показательна книга Э. Вебера “Руническое искусство”, в ней даже не упомянуты алтайские (орхоно-енисейские) руны, древность которых превышает возраст любого европейского памятника. Автор дальше Европы историю рун не видел и не пытался увидеть... К сожалению, “германская идея”, равно как и любая другая национальная идея, стала определяющей при изучении рун на Западе. Таким нехитрым приемом политики углубляли историю своих стран, придавали этой истории национальную самобытность. И... грешили против Истины.

Для них, для политиков, и была составлена эпитафия на захоронении (Sparlosa-stenen) IX века: “А тот, кто испортит эти знаки, да будет отверженцем, погрязшим в извращениях, известным всем и каждому”. Когда-то скандинавы знали, что “порча рун” наносит ущерб покойному, потом забыли. Как забыли и другие алтайские правила. Сами обратили славу своих предков в собственное бесславие.

Голландцы и фламандцы помнят о своем родстве, кое-что помнят и о прошлом, но не могут объяснить его корни. Они забыли об Аттиле, об арианстве и о себе. Там не едят конину, не пьют кумыс. Как на “варварскую” дикость смотрят на курганы... Однако у них по-прежнему много общего с тем, что было у предков, например, знаменитые кермесы, на которые съезжаются гости со всей округи. Что это? В переводе с фламандского языка “ярмарка”. Но та ярмарка, суть которой передает тюркское слово “керме”, что с базаром, с состязаниями борцов и поэтов, с жонглерами и шутами, со скачками и маскарадом. Та, на которой торговля не главное... Словом, народный праздник.

Был у фламандцев еще праздник, самый важный в году, он приходился на середину зимы и назывался Йоль (aka Yuletide, “Yule time”). День, когда тьма начинала убывать... после христианизации его назвали Рождеством, а этимологию слова “йоль”, которое сохранилось в германских языках, объявили неизвестной. Забытой! Однако это не так. Точное название праздника “Йоль Тенгри”, что в переводе с тюркского “Бог Судьбы”. Праздник ели, тогда наряжали елку, водили вокруг нее хороводы, дарили друг другу подарки... Ель указывает дорогу к Небу, это дерево до сих пор чтят на Алтае.

Также у всех на виду и эмблема Голландии — тюльпан. А то, что это степной цветок, который первым зацветает в степи, знают немногие. Откуда он на Европейском Севере? Может быть, тюльпан (у тюрков “ханский цветок”) напомнит голландцам о чем-то далеком? Без прошлого народ сирота. Символ, как родину, не придумывают и не выбирают, с ним рождаются, он — божественный благовест, который слышат лишь свои, сородичи. Пред ним все прочее пустое...

Люди, забывая о предках, заводят порой ненужные споры, например, о русах и других якобы народах. Незнание уводит очень далеко. Только надо ли начинать спор, не приняв во внимание, что в Скандинавии считали “Русью”? А Русью там именовали побережье около Стокгольма.

Этим же словом норманны называли и свои колонии по другую сторону Балтики, назвали по старой тюркской привычке, давая старые имена новым приобретениям. В Дешт-и-Кипчаке так было повсеместно, географические названия повторялись весьма часто, они же клише для характеристики той или иной местности. Белая Русь, Киевская Русь и другие “Руси” становились оплотами арианства на северо-востоке Европы, вассалами норманнов, утверждавших новую европейскую культуру, которая соперничала с христианством и о которой теперь не принято говорить.

В России о том первым и, похоже, последним сказал В. Н. Татищев. Его “Гордорики” и “Хуни” есть “земля, междо Ладожского и Пейпуса, или Чуцкого, озер, в которой главный город был Алденбург” (Алтынбур?). Первая российская история не скрывала эти топонимы, они были на слуху, как и особенность той культуры, которая за ними стояла. Однако более поздние историографы оказались свободнее в своих начинаниях... Топонимы, эти важные детали прошлого, оказались проигнорированными.

А “русы”, оказывается, обитали... на Алтае до прихода тюрков в Европу, о чем сообщал в книге “Собрания тюркских наречий” средневековый ученый Махмуд Кашгарский, признанный знаток древнетюркского мира. “Русами” называли гребцов, то есть тех, кто “жил с весла” — занимался этим нелегким промыслом. Причем слово это “этническое”, подчеркивал Махмуд Кашгарский.

В том слове, вернее, в явлении, которое стояло за ним, наблюдается интересный переход: норманны в глазах остальных тюрков превратились в “русов”, потому что жили с весла и тем отличались от соплеменников. Да, они брали на борт коней, да, ездили по суше только верхом. Ну и что?.. В курган-то клали вместе с усопшим не коня, а ладью, называя ее “конь вод”! О том можно прочитать в “Саге об Инглингах”, где упомянуты курганы в Туне, Гокстаде и — самый замечательный из них — в Усеберге. Они, эти курганы IX века, свидетельствуют о многом...

Потом слову “рус” придали иной смысл, отдалили от Скандинавии, связали с каким-то народом. Однако топоним Гардарики, или Гарды, что встречается в сагах X — XI веков, относился к Черной Руси, к ее столице Холмгард, названной позже Новгородом. Там главенствовали те, кого сегодня называют шведы, а тогда — русские. Взять ту же “Сагу об Олаве сыне Трюггви”, вот где ответы на вопросы о ранней истории Руси.

Олав называл себя Али, он был потомком норвежских конунгов, воспитывался у конунга Вальдамара в Гардарике, того самого Вальдамара, который известен в России как киевский князь Владимир Красное Солнышко, креститель Руси. “Сага об Олаве.”.. изобилует деталями тюркского быта, которые теперь приписаны славянам, упоминает канлы (кровную месть), приводит другие адаты (common law, prescriptions). Там, в сагах, говорится даже о том, как и кому передавали трон (Oder of Succession), как складывалась генеалогия правителей, как их приносили в жертву для того, чтобы обеспечить народу процветание... Все это чисто алтайские традиции. На Алтае царь считался носителем сакрального начала.

...Осенью 865 года зародилась “Английская Русь”, в которой тоже столкнулись арианство и католичество. И тоже не сроднились.

Поход норманнов в Англию прозвучал вызовом Риму. Ведь согласно правилу, ведущему начало с Империи, земли к западу от Рейна считались землями Рима, там сразу признали власть папы, там католики господствовали безраздельно со времен Брунгильды. Скандинавы же своим дерзким вторжением начинали религиозную войну, им важно было доказать свое присутствие на континенте. А значит, и в геополитике.

Их войско тихо высадилось на туманные острова, вели его два брата, два сына славного Рагнара по прозванию Кожаные Штаны. И первое, что сделали братья в Англии, обзавелись конями. О них исландская “Сага о Рагнаре Кожаные Штаны”, неправленая летопись... Конечно, началась именно религиозная война. Не землю делили тогда.

Возможно даже, англичане пригласили норманнов, такое предположение отнюдь не случайно. За ним стоит череда событий.

В Англии, где аристократия приняла католичество в 597 году, жил интерес к арианству, и норманны тонко чувствовали его. О прежней религии англичан расскажут храмы, которые остаются там ныне: Chapel. Обряд в них отличен от Church, то есть Католической церкви, но такой, как был у ариан-норманнов. И у тюрков Алтая. Веками люд Англии ходит в Church и в Chapel. Утром в одну, вечером в другую.

Там два алтаря, им поклоняются, это особенность скрытных англичан.

Преданность традиции хранила англичанам веру предков (к шотландцам и валлийцам это не относится). С началом Реформации появилась Англиканская церковь, институт, который соединил два начала — католическое и арианское... В том суть Англиканской церкви. Ариане там уступили католикам, встали в их тень. Ведь у них отсутствовала церковная организация — папство, они не выстраивали свою политику, их общины жили обособленно, действовали по порыву души. И всегда проигрывали... Таково оно, Единобожие. Общине полагался один “профессиональный” священник. И все. Пастырь, который следил за соблюдением обряда, за нравственностью прихожан...

Многое отличало католический Север от Юга. Там духовенство не знало слепящей пышности, едва ли не обязательной для папской обители, там жила скромность Алтая, его спокойные порядки. Они и остались у протестантов Англии. Рядом с неброскими храмами богатые католические соборы... На Островах “каждый читает собственную Библию”, читает по-своему, таково правило Англиканской церкви. Там по-прежнему далеко не все признают посредника между собой и Богом Небесным, не доверяя смертным тайны исповеди, отпущение грехов.

Не это ли и есть классический консерватизм?!

Островная жизнь не могла не сказаться на поведении англичан, страна долго жила в пространстве двух миров — католического и арианского, испытывая давление то одного, то другого. Родословная первых королей тому доказательство, они были родственниками скандинавских царей. И их также, в случае неудачи, приносили в жертву... И здесь все было, как на Алтае, о чем сообщает “Сага об Инглингах”.

Например, в 1066 году после норманнского нашествия папа римский заставил английскую аристократию перейти на франкский язык, который почти триста лет был официальным языком государства. А простой народ, вопреки воле папы, говорил на своем прежнем языке. Не тогда ли и зародилась ненависть англичан к французам? И становится понятным, почему английская корона одна из первых в Европе рассорилась с папством. Генрих I и Генрих II шли не против религии, а против папы, которому платили дань. Англичанам вдруг стали неприятны иностранцы, которых присылал папа, они владели хозяйством страны и получали доход куда больше, чем английская корона.

Это очень важное для историка обстоятельство. Приход в Англию норманнов пополнил там силы тюрков: к англосаксам добавилась орда из Скандинавии. В руках тюрков была светская власть, и они начали протестовать против папской колонизации островов.

Англия поныне хранит дух того прошлого. Взять, к примеру, находки из курганов в Саттон-Ху графства Суффолк — след Алтая в каждой вещице. Однако сравнивать находки с алтайскими экспонатами в Англии не принято. Хотя знаменитый “звериный стиль” отличал именно алтайскую культуру, которая вместе с Великим переселением народов и тюрками путешествовала по свету. Ее след даже в средневековом английском парламенте.

Аристократы заседали на мешках овечьей шерсти. То были не просто мешки с овечьей шерстью, а атрибуты власти в старой Англии. Пусть не покажется обидным, но аристократический титул “барон” пришел от тюркского “баран” — это смирное животное считалось мерилом богатства. Если человек имел более тьмы баранов (десяти тысяч), его называли “бай” или “барын” (всем владеющий), он входил в число знатных людей, которым позволялось сидеть около хана на мешке с овечьей шерстью.

Именно они, бароны с мешками шерсти, стали первыми вассалами короля, его подданными. Показательно, не в рядок, а кругом сидели они на заседаниях парламента. Как на Алтае. “Барон” по-тюркски еще и “господин”.

И “запутанные” деньги англичан — отзвук того забытого прошлого. Ничто не пропало. Их шиллинг идет от “шелег” (по-тюркски “неходячая монета”), в нем те же двенадцать мелких или ходячих монет. Пенс — от “пенег”, то есть “мелкая монета”. А стерлинг, денежная весовая единица, у тюрков называлась “сытыр” или “сытырлиг”, и равнялась двадцати шелегам. Все сохранили консервативные англичане, гордящиеся своими древними традициями. И слава богу.

Сходство тюркского “манат” и английского “мани” лишь усиливает наблюдение: и то, и то — “деньги”. Тема эта бездонная... Когда появились первые деньги? Где? Почему на одной стороне древних монет чеканили профиль царя, помазанника Божиего, а на другой равносторонний крест? Или иной небесный символ?

Может быть, вид серебряного пенни Оффы развеет сомнения? На монетке — самой древней в Англии! — тюркские руны. Вот такой, оказывается, в конце VIII века была письменность англичан, такими были их монеты. Они, старинные деньги, — экспонаты Британского музея в Лондоне, есть они и в исторических справочниках, альбомах, но на них всегда почему-то смотрели не теми глазами...

 

А золотая монета весом в 72 зернышка (грана) ячменя называлась “марка” (mancus), стоила она 9 шелегов (шелягов)... И это тоже известно.

Есть следы арианства в Исландии, Гренландии, их старательно “просмотрела” наука. Рунические памятники, разумеется, по-настоящему не исследованы, а они — доказательство границ, которые имело Великое переселение народов. Границ тюркского мира. Однако есть и другие источники информации, подтверждающие географию средневековой Европы. Например, этническая история Исландии известна по “Книге о взятии земли” (Landnámabók). Это — сага, она о том, как 400 поселенцев (435 men) в IX веке ставили по берегам незамерзающих, самых северных в мире рек первые хутора, именно хутора (от тюркского отар!), их имена сохранились.

Костяк переселенцев составляли правители-норманны и рабы — кельты и бритты. Название “Исландия” наверняка придумано кем-то из правителей.

Выдает “иси-” — по-тюркски “становиться теплым”, иначе говоря, “Теплая земля”. Почему нет? Версия “Ледяная земля” для Исландии не убедительна: ледяных островов в Северном океане много, а теплый один. Там, близ городка Аккюрейри, круглый год зеленеет трава, растут цветы. Остров нашли в IX веке норманны, теплым климатом удивил он — вечное лето у Полярного круга. Разве не удивительно? Отсюда и “теплое” название.

Самоназвание исландцев звучит “ислендингар”. Присутствие Тенгри — Дангыра видно невооруженным глазом (isi- + land + dingar > islendingar). Люди алтайской веры!

А государственный флаг Исландии? Он ли не чудо? Флаг, на котором небесный крест и два шлыка (Shlyk is “hat, headdress” in Türkic, traditionally envisioned as a bonnet hat, a traditional Türkic hat). Вот знамя — “туг”, под таким воевал Аттила, под таким шли в бой норманны, ведомые тюрками-предводителями, и древние алтайцы, и войска Чингисхана... Фантастика, которая у всех на виду. Она рядом... Что, какие слова еще нужно добавить, чтобы признать реальное за реальность?

Может быть, то, что на гербе Исландии дракон (лунг), орел (кушан) и бык (огуз) — символы царской династии тюрков?

Или, может быть, то, что почетное блюдо для знатных гостей у северян-исландцев — голова барана? Или то, что они, не боясь запрета Церкви, пили и пьют кумыс (fermented mare milk) и айран (diluted fermented mare milk, yogurt), ели и едят кызы (horsemeat sausage), пасли и пасут овец, валяли и валяют войлок, разводили и разводят коней, наслаждались и наслаждаются кониной? А может быть, надо добавить, что в исландском языке есть звучные тюркские выражения — “Ак-кюр-ейри”, например? Или то, что родство там строится по-алтайски, — с делением на тухумы (broadly extended families), с добавлением к имени сына имени отца вместо фамилии? Например, Эйриксон, здесь окончание “сон” означает на древнетюркском (soŋ, son_g, ) “потомство”... Нет, любой пример блекнет перед “тугом” (flag, banner, standard).

Туг — это место, где обитает дух тюрка, везде он потерян, а в Исландии — нет... И в Дании сохранился!

Даже в Америке (штат Миннесота) встречены средневековые исландские памятники. Правда, их не раз объявляли подделкой, слишком неожиданны находки. Но факты рано или поздно придется изучать, чтобы узнать о стране Винленд, открытой Лейвом Эйриксоном в 1000 году. Так утверждает уже упоминавшаяся исландская сага.

Лейв был сыном Эйрика Рыжего, знаменитого норманна. Вместе с ним в плавание на запад ушел некий Тюрок (Tyrker), невзрачный человек с веснушчатым лицом, крутым лбом и короткими ногами. Он прекрасно знал язык “германцев” (иными словами, чисто говорил по-тюркски), любил мастерить, был сведущ в науках. В Америке этот Тюрок нашел дикий виноград (о нем норманны не слышали), он и дал название новой стране — Винленд.

Очевидно, требуется внимательное, а главное, спокойное изучение скандинавских имен. В них прочитываются тюркские имена. Или комбинации имен и слов, видимо, прозвищ. Имя Эрик из того числа, в переводе с древнетюркского оно означает “власть” (erk “strength, will, might, power”). Имя (его вариации) было распространено у “германцев”, позже католики его значение приравняли к слову “король” (рик, рига) (rex, rege, regis, regem). Хотя оно напрямую связано и с другим древним тюркским словом — “арыг”, от которого ведут начало “благородные арии” (aryg/arïɣ “noble, honorable; flawless, faultless; clean, unpolluted, pure”).

Не исключено, Эрик — европейское звучание слова “арий”. Его сознательно исказили, как исказили, например, имя Арнаут, переделав его на Арнольд. Или Али на Олав. Или Баламир на Владимир... То обычный для католиков прием “исторической реконструкции”.

Винленд лежал к юго-западу от Гренландии, он отмечен на старинной карте, где Атлантический океан назван “Тенгыр” (In Türkic, “sea” is Dingiz, “Tengyr” is an allophonic version). На полях той карты написан тюркскими рунами текст об этапах путешествия. Карта долго хранилась в Венгрии, она уникальна тем, что выполнена на бумаге, рецепт которой знали лишь в Средней Азии (в Самарканде). Потом карту взяли в Ватикан, но в Венгрии осталась ее копия...

...Как же далеко Судьба разбрасывала по свету тюрков, желавших вырваться из цепких лап христианской Церкви и сохранить Единобожие. Они даже открыли Америку задолго до Колумба, лишь бы не знать папу римского. Свобода духа им была дороже жизни... Вслед за ними, уходящими в мир арианства, тянулись монахи, которые были их тенью и одновременно ушами и глазами папы римского. Они расширяли географию христианской империи, вынося ее за пределы Византии и Рима, с их помощью поле интересов Церкви росло, захватывая новые земли и новые народы. Сведения шли к папе отовсюду, их анализировали, выкладывая в этапы политики.

Так обозначилась новая грань Запада, отличительная грань — колонизаторство.

Папа в позднем Средневековье вершил не политику идеологической экспансии, больше. Много больше. Церковь становилась первым межнациональным институтом власти. Не религии. Она обрела несвойственное ей качество — управление обществом. Экономика, политика, суды — все подчинялось ей. Этапы того исторического явления впервые изложил в труде “Церковная история англов” монах из монастыря Яроу, с VIII века идет его хронология. Тогда монастыри Англии и других северных стран стали оплотом католицизма, отсюда доставляли яд для тайных отравлений, кинжал для удара исподтишка. Отсюда потоком текла неправда, которая покрыла тиной Темзу, озера Голландии, заводи Дании... С арианством боролись очень изощренно.

Монахи и убивали, и травили, и клеветали. И служили Церкви. Всё одновременно. Лишь одно не успевали они — говорить правду, это было условием, при котором религия превращается в политику.

Ранняя история северных стран, той же Англии, до сих пор не изучена. Запрещала Церковь, которая творила свою “историю”. Ее не смущало нарушение заповедей... “Люби ближнего своего”, “не лжесвидетельствуй”, это же не только христианские заветы. Были они и у ариан... Вот что нарушал Рим, фальсифицируя историю, заповеди Божии.

Стараниями политиков в рясах добро и зло переплелись, отличить их теперь трудно. Но история Англии — случай иной, здесь рядом с тусклой фантазией монаха лежат книги Эдуарда Гиббона, семь полновесных томов, написанных в XVIII веке. То великий труд великого англичанина, по образованию историка-иезуита, по духу честного христианина-протестанта. Никто о Средневековье еще не рассказал точнее. Сообщив подробности, не свойственные западной науке, Гиббон вызвал гнев Церкви, желавшей скрыть эти подробности, за то и поплатился. “Прошлое Великобритании так хорошо знакомо самым необразованным из моих читателей и так темно для самих ученых”, — с печалью признал Гиббон.

С той поры ничего не изменилось. На Алтае в таких случаях говорили: “У кого нет врагов, тот бесславен”. У тюрков же враги были. Всегда... Сами тюрки.