Kamoliddin Sh.S. - Samanids

ПРЕДИСЛОВИЕ

Работа Ш.С.Камолиддина «Саманиды» представляет собой исследование о происхождении одной из среднеазиатских династий, период правления которой был яркой эпохой в истории средневековой Средней Азии. Для освещения этой проблемы автор привлек огромное количество источников – не только хроникальных сочинений на арабском, персидском и тюркском языках, но и данные археологии, нумизматики, сфрагистики, обширный корпус памятников фольклора.

Появление на исторической арене родоначальников cаманидского дома представлено на фоне широкой исторической панорамы, когда на обширной территории сосуществовали и боролись могущественные державы – Сасанидское царство, Арабский халифат и Тюркский каганат. В работе отражены обстоятельства появления предков Саманидов в Хорасане, Тохаристане и Фергане. Помимо главной задачи – выяснения подробностей предыстории династии – в работе содержится немало интересных деталей, позволяющих по-новому оценить некоторые аспекты политической, военной и этнической истории народов и государств данного региона.

Тщательно анализируя разнообразные тексты и артефакты, Ш.С.Камолиддин приходит к заключению, что этнические корни клана Саманидов вероятнее всего следует возводить к тюркскому населению – огузам, проживавшим на территории Сасанидского Ирана, а также западным тюркам эпохи Тюркского каганата. Данный вывод базируется на умелом подборе фактов, убедительной системе доказательств и не вызывает возражений.

Считаю, что данная работа выполнена на высоком научном уровне, отличается новизной в постановке и решении научных проблем.

В.В. Трепавлов,
доктор исторических наук,
руководитель Центра истории народов России и межэтнических отношений Института российской истории РАН
6

Мансур ибн Нух (правил в 350 – 365/961 – 976 гг.), Бухара, 358/968-69 г., медальон, серебро.

ал-Хасан ибн Бувайх Рукн ад-Даула (правил в 335 – 366/947 – 977 гг.), ал-Мухаммадиййа, 351/962-63 г., медальон, медь.
7

ВВЕДЕНИЕ

В средневековой истории Средней Азии, как известно, особое место принадлежит династии Cаманидов, многочисленные представители которой в течение IX – Xвв. правили в столичной Бухаре и других городах и областях Хорасана и Мавераннахра [Frye 1993: 136 – 161; Босворт 1971: 145 – 147; Негматов 1977]. В письменных источниках достаточно сведений о правлении различных представителей династии Cаманидов, о политической, экономической и культурной жизни того периода. Однако происхождение этой династии до сих пор остается окутанным неизвестностью [Frye 1993: 136]. Многие исследователи считают, что династия Cаманидов персидского происхождения [Bosworth 1995: 1025; Беленицкий 1999: 19 – 24; Browne 1997: 207, 352; Лэн-Пуль 1899: 107] и имеет отношение к династии Сасанидов [аз-Зирикли I: 290; Гафуров 1958: 51 – 55; Gafurov 1957: 2 – 3]. Это отражено в трудах других исследователей [Perry 2003: 118; Manz 2003: 80; Golden 1992: 192] и почти во всех энциклопедических изданиях [Samanids 1948: 40; Samanids 1956: 916 – 917; Samaniden 1996 XIX: 75; Samanides 1964: SAL; Buchner 1997: 140; Daniel 1988: 371]. Некоторые исследователи называют их династией местного [Sourdel 1996: 728] или тюркско-иранского (афганского) происхождения [Louis 1984: 41]. Поэтому определение истинного происхождения династии Cаманидов является одним из наиболее актуальных вопросов, как отечественной исторической науки Узбекистана, так и мирового востоковедения.

Cведения о Cаманидах содержатся почти во всех арабских и персидских источниках по истории Средней Азии домонгольского периода¹, в историко-географических и историко-биографических трудах Х – ХIIвв.² и других источниках³.

1 Например, в таких исторических трудах, как «Та’рих-и Бухара» Наршахи, «Та’рих мурудж аз-захаб ва ма‘адин ал-джаухар» ал-Мас‘уди, «Таджариб ал-умам» Ибн Мискавайха, «Зайн ал-ахбар» Гардизи, «Та’рих ал-Йамини» ал-‘Утби, «Чахар макала» Низами ‘рузи Самарканди, «Та’рих ар-русул ва-л-мулук» ат-Табари, персидский перевод и дополнения ал-Бал‘ами к труду ат-Табари, «Та’рих-и Мас‘уд» Абу-л-Фадла Байхаки, «ал-Камил фи-т-та’рих» Ибн ал-Асира, и др.
2 Это – труды арабских географов Х в. «Китаб ал-булдан» Ибн ал-Факиха, «Масалик ал-мамалик» ал-Истахри, «Сурат ал-ард» Ибн Хаукала, «Ахсан ат-такасим ила ма’рифат ал-акалим» ал-Мукаддаси а также «Худуд ал-‘лам», «Та’рих Джурджан» ас-Сахми, «aл-Ансаб» Абу Са‘да ас-Сам‘ани, «aл-Канд фи зикр ‘улама’ Самарканд» Абу Хафса ан-Насафи, «Му‘джам ал-булдан» Йакута ал-Хамави, «aл-Лубаб фи тазхиб ал-ансаб» Ибн ал-Асира и др.
8

Есть данные о существовании специального труда, посвященного истории династии Cаманидов – «Та’рих-и Ал-и Саман» (История рода Cаманова), который до нас не дошел [Байхаки: 175; Хафиз-и Таныш I: 222].

Некоторые сведения о Cаманидах можно встретить и в отдельных источниках послемонгольского периода, многие из которых представляют не меньшую ценность, так как являются заимствованными из более ранних и не дошедших до нас источников⁴. В труде по всеобщей истории «Раузат ас-сафа» Мирхванда специальный раздел посвящен истории правления Cаманидов [Mīrkhond 1845]. Cведения о династии Cаманидов предоставляет также их богатая нумизматика, которая как документальный источник значительно дополняет и уточняет данные письменных источников.

Родоначальник династии Cаман-худат впервые появился на политической арене в первой четверти VIII в., когда он прибыл из Балха в Мерв к арабскому наместнику Хорасана Асад ибн ‘Абд Аллаху ал-Касри (или ал-Кушайри)⁵ и просил помощи против его врагов в Балхе. Этими врагами могли быть тюргешские племена, проживавшие в окрестностях Балха [Daniel 1988: 371 – 372]. Получив от него искомую помощь и восстановив свое положение, Cаман-худат принял ислам при его содействии и назвал своего сына в его честь Асадом. Позднее вместе со своим сыном он принимал участие в движении Абу Муслима в Хорасане [аз-Зирикли I: 290; Frye 1993: 136]. Впоследствии его сын Асад служил при дворе ал-Ма’муна⁶ во время его пребывания в Мерве в качестве наместника Хорасана. Вместе с ним при дворе ал-Ма’муна служили также потомки доисламских правителей Согда – Ихшид ас-Сугди и Шабиб ибн Бухар-худад ал-Балхи [ал-Джахиз: 75]. Внуки Cаман-худата, сыновья Асада – Нух, Ахмад, Йахйа и Илйас принимали участие в подавлении восстания под руководством Рафи‘ ибн ал-Лайса (190 – 195/806 – 810 гг.) в Средней Азии [Наршахий: 69] и уговорили его сдаться властям.

3Например, «aл-Асар ал-бакийа ‘ани-л-курун ал-халийа» Абу Райхана Беруни, «Фада’ил-и Балх» ал-Балхи, «Сийасат-нама» Низам ал-Мулка, «Китаб аз-заха’ир ва-т-тухаф» Ибн аз-Зубайра и др.
4 К таким относятся, например, «Бахр ал-асрар» Махмуда ибн Вали, «Та’рих-и гузида» Хамд Аллаха Казвини, «Хабиб ас-сийар» Хандамира, «Мир’ат ал-адвар ва мирхат ал-агйар» ал-Лари, «‘Абд Аллах-нама» Хафиз-и Таниша, «Огуз-нама» Рашид ад-Дина, вакфный документ Исма‘ил ибн Ахмада ac-Самани, «aн-Нуджум аз-захира» Ибн Тагри-барди и др.
5 Абу Мунзир Асад ибн ‘Абд Аллах ал-Касри – наместник Джурджана в 98/716-17 г., а затем Хорасана в 106 – 109/724 – 728 гг. и 117/735 г.; ум. в 120/737-38 г.
6 В 182 – 198/798 – 812 гг. был правителем Хорасана с резиденцией в Мерве, а в 198 – 218/813 – 833 гг. – халиф с резиденцией в Багдаде.
9

За эти заслуги ал-Ма’мун перед отъездом из Мерва в Багдад распорядился назначить их правителями и в 204/819-20 г. они были назначены наместниками правителей Хорасана Тахиридов в городах Мавераннахра: Нух в Самарканде, Ахмад в Фергане, Йахйа в аш-Шаше и Уструшане, а Илйас в Герате [Негматов 1977: 18]. Из них Илйас ибн Асад был опытным военачальником, играл важную роль в армии Тахиридов и в 212/827-28 г. был назначен наместником города Александрия в Египте [Бартольд 1963a: 267; Бартольд 1963б: 223].

В источниках сообщается еще об одном сыне Cаман-худата – Исхак ибн Cамане, который находился на службе у военачальника ал-Ма’муна по имени Зухайр ибн ал-Мусаййаб аз-Заби⁷, и был назначен им наместником Систана до шаввала 193/июля 809 г. [Та’рих-и Систан: 180, 495]. В других средневековых источниках его имя не упоминается. Вероятно, он принимал участие в подавлении восстания хариджитов в Систане во главе с Хамзой ал-Хариджи (179 – 195/795 – 811 гг.) и погиб. В источниках упоминается также некий Салама ибн Cаман ал-Бухари, именем которого назывался участок в средневековом Багдаде. Здесь была мечеть ал-Бухариййа (т.е. Бухарцев) с зеленым минаретом [al-Jakubī: 247; Цкитишвили 1986: 80].

Родовое имя династии Cаманидов связывается с именем-титулом предка – Cаман-худата, который был основателем и владетелем селения Cаман (سامان), расположенного, согласно источникам, в области Балха [Hamzae Ispahanensis:237; Наршахий: 132], Самарканда [al-Moqaddasī: 337 – 338; Jaсut III:13] или Термеза [Семенов 1955: 3 – 11].

7 Зухайр ибн ал-Мусаййаб аз-Заби был сыном ал-Мусаййаб ибн Зухайра, который в 130/747-48 г. был военачальником Кахтабы ибн Шабиба, одного из соратников Абу Муслима, а в 163/779-80 г. – наместником Хорасана [at-Tabari II: 2003, 2004; III: 135, 500 – 503, 517; Гардизи: 21, 46 – 47].
10

Варахран VI (Бахрам Чубин), Ктесифон, 591 г., драхма, серебро.

Тюркский правитель (γwβw) Самарканда, VI в., медь.
11

Глава первая

CАМАН-ХУДАТ
Сасаниды и тюрки

В вопросе о происхождении Cаман-худата в источниках имеются различные сведения. По некоторым данным [Macoudī II: 5; al-Moqaddasī: 337 – 338; Jacut III:13], он был потомком сасанидского шаханшаха Бахрам V Гура (правил в 420 – 438 гг.)⁸ или Хусрав I Ануширвана (правил в 531 – 579 гг.) [аз-Зирикли I: 290]. Однако большинство источников возводит его родословную к Бахрам Чубину (VI в.) [Hudud al-‘Аlam: 102; al-Istakhrī: 143, 292; Ibn Haukal:468; Наршахий: 133; Mīrkhond: 113; Гафурова 1992: 63], полководцу cасанидского шаханшаха Хурмазда IV⁹ (правил в 579 – 590 гг.), который был сначала марзбаном Армении и Азербайджана [ad-Dīnаwarī: 81]¹⁰, а затем Рея и Хорасана [Macoudī: 213]. Имеются также данные, что Бахрам Чубин был тюркского происхождения, выходцем из среды тюрков-огузов, находившихся на службе у Сасанидов [Гумилев 1967: 162; Ризо 1955: 152].

Бахрам Чубин выдавал себя, или, в самом деле, был потомком Аршакидов из знатного парфянского рода Михран¹¹ из Рея [аl-Masudī: 102, 155; Фирдоуси 1952:282].

Kuzak, Kazak, Cossack - Türkic generic for freelancing mercenary
Kirman - Türkic for fortress, fortification

8 Бахрам Джур – принятое в исламской традиции имя сасанидского шаханшаха Варахран V Гура, правившего в 420 – 438 гг. Пехлевийское Varahran происходит от имени авестийского бога победы Verethragna. В средние века имя Бахрам было широко распространено и среди тюрков [Шомий: 54, 70].
9 В источниках это имя приводится в форме Хурмуз или Хурмузд; в научной литературе оно принято в формe Хормизд или Хормузд. Поскольку это имя происходит от имени верховного божества зороастрийского пантеона Ахура Мазды, его следует читать в форме Хурмазд.
10 Низам ал-Мулк называет Бахрам Чубина «вазиром» сасанидского шаханшаха Хусрав II Парвиза (правил в 590 – 628 гг.) [Сиасет-намэ: 75].
11 В древней Парфии кроме Аршакидов выделялись еще 7 парфянских знатных родов – Карен Пахлав (Нихаванд), Сурен Пахлав (Систан), Испахпат Пахлав (Гурган), Спандиат, Михран (Рей), Зик и др., которые сохраняли свое высокое положение и при Сасанидах [Симокатта: 93; Дьяконов 1961: 195, 283].
11

Происхождение Аршакидов связано с кочевыми племенами Средней Азии, относившимися к кругу скифов [Древние авторы: 90; Бартольд 1971: 422], и известных в античных источниках под общим именем Dahae (дахи) (Tokhars, Tuhsi) [Пигулевская 1958: 28]. Дахи упоминаются в древнеперсидских надписях как одно из сакских племен, которые кочевали в низовьях Сырдарьи, а в III в.до н.э. переселились на юг, к границам Парфии [Вайнберг 1999: 207, 261]. (There was no Parthia when Parthians expanded) С дахами связывается Чирикрабатская культура на Жанадарье в Bосточном Приаралье [Мамбетуллаев 2004: 100 – 101]. Территория их первоначального расселения соответствует земле саков Tigraγauda, т.е. «острошапочных» саков, упоминаемых в числе народов, подвластных персам, которые обитали в районе Аральского моря и отождествляются с массагетами древнегреческих авторов [Пьянков 1968: 16].

Придя к власти в Парфии, Аршакиды не утратили связей с кочевой степью, а напротив, активно поддерживали их путем заключения политических браков и союзов, более того, некоторые из Аршакидов подчеркивали свое происхождение из кочевой среды [Olbrycht 2003: 98].На монетах Аршакидов чаще всего изображен сидящий человек в костюме кочевника, держащий в правой вытянутой руке лук [Лапшин 1999: 80, 86].Тип лука имеет близкое сходство с хуннским луком, который был лучшим луком конца I тыс. до н.э.¹² При Аршакидах основу армии парфян составляли отряды наемных кочевников из Средней Азии [Никоноров 2005: 142].

Сасаниды, так же как парфяне, широко применяли практику привлечения военных сил соседних «варварских» племен. Использование военного потенциала кочевников в то же время обеспечивало постоянный контроль над ними [Wright 2005: 15 – 31]. Имеются данные, что еще при Ахеменидах тюрки принимали участие в военных действиях на стороне иранцев¹³. В IV в.Сасаниды использовали хионитов в войне против Византии. В 502 г. Кавад в союзе с эфталитами вновь предпринял поход против Византии, а в 503 г. эфталиты воевали на Кавказе против гуннов. В 527 – 532 гг. Сасаниды использовали савиров в войне с Византией.

12 Такой тип лука принято называть также «хуннско-парфянским» [Крадин 2000: 10].
13 В древности тюрки, имевшие богатые традиции в военном искусстве, служили в качестве наемной силы в армии многих стран. Так, по данным армянских источников, наемные тюркские отряды имелись в армии Aхеменидского шаха Камбиза, сына Кира, которые воевали за него и побеждали его врагов [Тер-Мкртичян 1985: 66]. Согласно документу из городища Йет (Египет) (Elephantine, 494–407 BC), написанном на иврите, военный поход Ахеменидов в Египет в V в.до н.э., возглавлял хорезмийский тюрк Даргман, сын Харчина [Meyer 1912: 28; Togan 1981: 416, n. 124). В средние века тюрки служили арабам, персам, византийцам, китайцам и даже русским князьям, для которых они несли охрану границ Киевского государства [Документы: 100].

Karaşin is still in use as a surname, there is even a historical "beylik" with similar name, http://en.wikipedia.org/wiki/Karasids, its etymology is speculative, with a few options.

Dragman...? Toraman, Tarkan, Tonga.. some common Turkic names for princes, etc.

Хусрав I Ануширван широко практиковал также поселения воинственных племен на границах, чтобы создать постоянные заслоны кочевникам [Колесников 1981: 53; Дьяконов 1961: 312]. Так, по данным ал-Мас‘уди, он построил город Баб ал-Абваб (Дарбанд), а также стену длиной 40 фарсахов (7km/farsakh, 300 km long, an unreal statement for a really short wall) против неверных и поселил около каждых из ее ворот племена хазаров, аланов, различные роды тюрков и племена ас-сарир (вероятно, савир) (Savir, Suvar)) (Sary, of Alan/Sarmat circle, the once leading tribe of the Onogur confederation) для того, чтобы они охраняли ее [Macoudī II: 2].

The Masudi's interpretation is faulty, and repeating it without disclaimer is not couth. Masudi describes warlike nomadic tribes as hapless peasants that can be showed around, settled, and resettled, and in the same sentence calls the same nomadic tribes “aggressive nomads”. The Türkic nomadic tribes of Scythians, Masguts (Massagets, Alans), Huns, Kayis, Khazars, and Sary (Sary Ogur) controlled S. Caucasus long before Kawad's intrusion, they had a long-established system of interdependencies and hierarchy long before Kawad ventured to push them out from their land. Kawad's seeding strife between Persia and its nomadic neighbors froze a conflict that eventually made Persia vulnerable to the conquest by a far inferior intruder.

Племена савиров или сабиров (Savirai) упоминаются еще у Птолемея [Петров 2004: 84]. Михаил Сириец (ХII в.) порицал пагубную практику персидских шахов привлекать тюркские отряды в качестве наемников, поскольку они, возвратясь на родину, возбуждали своих соотечественников рассказами о богатствах городов Ближнего Востока и провоцировали кровавые нашествия кочевников [Мокрынин 2004: 69].

Michael the Syrian (12th c. AD) probably was not aware that in the 7th c. BC the same nomads ruled most of the Near East, and were quite familiar with its geography and capabilities. The international reach and experience of the Türkic nomadic tribes is well documented by the Classical writers.

Арабский писатель ал-Джахиз писал, что тюрок в своей стране сражается не во имя религии, не во имя своего правителя и не за харадж (tax on agricultural land, i.e. sedentary peasants), не во имя племенного единства или за обладание женщиной, не защищая свою родину и свой дом, и не за деньги, а единственно для того, чтобы добыть боевые трофеи [ал-Джахиз: 82]. По данным Ибн Хаукала, некоторое количество тюрков племени баджнак (Bechen, Bosnyak) (بجنق ) в древние времена оторвались от своей страны и ушли в ал-Андалус (الاندلس ), затем в aл-Барза‘а (Barza) (البرذعة) , т.е. Парфию [Ibn Haukal: 15]. В этом сообщении можно видеть отголосок реальных событий, происходивших в древности, а именно, в эпоху становления парфянского государства, основанного кочевниками в конце III в. до н.э.

Barza (البرذعة) is also a toponym in proximity to lake Uremia, and probably refers to numerous other locations. A group of Goths-Alans in the 5th c. from Africa may have reached Persia, a more likely scenario.

Наместники пограничных областей, большинство которых составляли представители неиранских народов (хиониты, эфталиты, хазары, тюрки, армяне, грузины и др.), носили высокий титул марзбан, что означает «защитник границы», и входили в число высшего военного сословия при дворе Сасанидов [Колесников 1981: 49, 54, 55]. Одним из приближенных Хусрав I Ануширвана был эфталит по имени Катульф [Тревер 1950: 141].

При его дворе были представители разных правителей: тюрков, китайцев, хазаров [at- Tabarī II: 899]. Тюрки изображены на буллах с оттисками печатей III – началa IV вв. н.э. из поселения Джига-тепа в области Балха, принадлежавших высшим должностным лицам государства Сасанидов [Кругликова 1984: 141 – 151]. На некоторых из сасанидских печатей V – VII вв. изображены типично тюркские лица и характерные для тюрков принадлежности¹⁴, а также сюжеты в так называемом «зверином стиле», отнюдь не характерные для иранцев, но популярные среди тюрков¹⁵. В Х в. потомками эфталитов (ал- хайтал) считали тюрков племен халач и канджина в Тохаристане [al-Khowarezmī: 119].

14 Портрет с монголоидными чертами лица и головным убором в виде рогов быка (similar to the Norse/Germanic idiosyncrasy) [Frye 1971: pl. XV, fig. 81].
13

Нет сомнений, что как кушаны, хиониты и кидариты, так эфталиты и тюрки были родственными народами, проживавшими в Средней Азии и сопредельных с ней территориях. В Авесте врагами веры Зороастра названы хиониты, которые выступили только в IV в. н.э. Очевидно, в Авесте первоначально стояло другое этнографическое название. Иранский (i.e. Persian) эпос пошел в этом отношении еще дальше и в VI в. заменил хионитов тюрками. По одной версии, относящейся к концу V в. или началу VI в., вместо тюрков еще названы хиониты [Бартольд 1971: 390 – 392].

Известно, что Хусрав I Ануширван был женат на тюркской принцессе Кайэн [Тер-Мкртичян 1979: 57], дочери тюркского хакана [at-Tabarī I: 899]. Этот брак был заключен в результате пeрсидского посольства к (Ashina) тюркам в 554 г. [Мокрынин 2004: 72]. Имя этого кагана передается в источниках как Кукем-хакан [Ibnu’l-Balkhī: 24, 94, 98], который отождествляется с первым верховным правителем Западного Тюркского каганата, отправившим в 568 г. посольство в Византию, Истaми (Istemi)-каганом Дизавулом. Этот же каган упоминается у Рашид ад-Дина под именем – Кукем Йавкуй [Рашид ад-дин 1987: 94], у Абу-л-Гази – Кукем Бакуй [Кононов 1958: 69], а у ат-Табари – Синджибу (Сир-йабгу) [Togan 1981: 112]. Имя этого кагана, которое передается в византийских источниках в форме Дизавул, реконструируется как Sil- zabul, т.е. Сир-йабгу [Зуев 2002: 189].

В отличие от своих предшественников, Ануширван отказался от идей религиозного фанатизма господствующего ортодоксального зороастризма, и проводил политику веротерпимости в отношении христиан16, последователей Маздака и других религиозных течений. Мать Хусрав I Ануширвана была дочерью одного дихкана (land-owner), на которой женился шаханшах Кубад во время своего похода в Туркестан [Байхаки: 896]. Из этих данных следует, что сам Хусрав I Ануширван был наполовину неиранской (non-Persian?), возможно, тюркской крови, что было главным его отличием от своих предшественников на сасанидском троне.

15 Изобржения волчицы, кормящей двух младенцев, всадника, слона, льва, лошади, верблюда, быка, оленя, кабана, козла, орла, фазана, журавля и других животных и птиц [Frye 1971: pl. XXXIX, XLVI – LIV; Bivar 1968а: 69 – 101; Bivar 1968b: pl. XV, XX – XXIV; Gignoux 1982: 87 – 117; Gyselen 1995: 39, 43].
16 Ануширван испытывал презрение к христианам, потому что его сын Анушак-зад от его христианской жены принял веру свой матери и поднял против него восстание. Однако, несмотря на это, он не проявлял к христианам враждебного отношения и предоставил им все необходимые условия [Browne 1997: 136, 168, 181].
14

Этим же, возможно, объясняется и его женитьба на тюркской принцессе.

Хусрав I Ануширван был известен своей просветительской деятельностью и приложил много усилий для развития светской науки и культуры17. Известно, что при нем была переведена на среднеперсидский язык священная книга древних тюрков «Огуз-нама», автором которой были некий Улуг-хан Ата Битикчи и некоторые другие тюркские передатчики¹⁸. Эта книга принадлежала вазиру Хусрав I Ануширвана Бузург-Михр Бахтагану [Короглы 1976: 38]. За все это Хусрав был прозван «Справедливым» и «Ануширваном», т.е. «Бессмертной Душой»¹⁹.

It is held that the earliest Oguz-Nama is Rashid-al-Din’s (d. 1318) Jame al-tawarik, which contains two versions of Oguz-Nama. The Ulug-Khan Ata Bitikchi's version, written during the reign of Khusraw I Anushirwan (r. 531–579), would predate that oft cited date by more than 7 centuries. It would predate the migration of the Oguz tribes to the Aral basin (Oguz Yabgu state, 750–1055), and the personalities of its founders that are often described as physical founder persons of that state.

The work of the Jewish historian Rashid-al-Din of Hamadan is interesting for its history of the Agach Eri people, the Scythian Acathyri, the Hunnic-time Akathirsi, the Türkic Agacheri, the Slavic Drevlyane, and the Persian Agajari.

Наследник Ануширвана на сасанидском троне принц Хурмазд IV был наполовину тюрком, за что был прозван «Туркзада», т.е. потомок тюрков. Продолжая политику своего отца, он вел беспощадную борьбу с иранской знатью и жречеством, проводил мирную политику в отношении христиан и опирался на народные массы [Пигулевская 1946: 84 – 85], значительную часть которых составляли эфталиты, тюрки и другие неиранские народы20. Ему приписывается высказывание: «Как трон не может держаться на одних передних ножках, так и государство не может опираться только на зороастрийцев» [at- Tabarī I: 990].

17 В 532 г. он пригласил к себе из Византии неоплатонистских философов, которые занимались переводами с греческого и сирийского языков на пехлевийский философских и научных сочинений, а также был учредителем (около 550 г.) первого в Иране университета в Джундишапуре (Хузистан), в котором преподавались философия и медицина. Именно эти традиции были продолжены позднее при ‘Аббасидах при образовании мусульманской Академии наук (байт ал-хикма) в Багдаде [ Browne 1997: 167, 305, 419].
18 Эти данные приводятся в сочинении «Дурар ат-тиджан ва таварих гурар аз-заман» («Жемчужины из истории прославленных») Абу Бакр ‘Абд Аллах ибн Айбека ад-Давадари (ХIV в.), который пишет, что в 211/826-27 г. сирийско-несторианский ученый Джибрийил ибн Бахтишу, служивший при дворе пяти ‘Аббасидских халифов от Харун ар-Рашида (правил в 170 – 193/786 – 809 гг.) до ал-Мутаваккила (правил в 232 – 247/847 – 861 гг.) [Ibn al-Nadim II: 969], перевел эту книгу на арабский язык, и что он лично видел арабскую версию «Огуз-нама» в переводе Джибрийила ибн Бахтишу [Köprülü 1976: 25 – 26, 249 – 251; Dede Korkut I: 35 – 37].
19 Прозвание Ануширван в переводе с пехлевийского означает «Бессмертная душа» (Аnushak-ruban) [Browne 1997: 107, 135].
20 За время своего правления шаханшах Хурмазд IV Туркзада казнил 13 тысяч человек из числа иранской аристократии [Bel‘mi II: 248].
15

В правление Хурмазда IV были чеканены серебряные драхмы с четким изображением креста рядом с зороастрийскими символами. Причем, эти монеты выпускались не только в городах восточной части империи Сасанидов, таких как Абаршахр, Гурган, Мервруд и Рахвад (ар-Руххадж), но и в монетных дворах Стахра, Бишапура, Дарабгерда и Ардашир-Хварре – основных городов Персии, колыбели сасанидской государственности. Известны также драхмы Варахрана VI (Бахрам Чубина), отмеченные крестом, чеканенные в 591 г. в Абаршахре, Герате и Мерве [Колесников 2005: 114 – 115].

Итак, бракосочетание тюркской принцессы (хатун) с шаханшахом было взаимовыгодным политическим шагом. Сасаниды были заинтересованы в нем, чтобы иметь союзника против эфталитов, а тюрки – чтобы оказывать влияние на политику Сасанидов. Cуществует мнение, что именно к этому верховному тюркскому кагану, вступившему в родство с Сасанидами, восходит родословная династии Cаманидов [Togan 1972: 112], которая в отдельных источниках возводится также к Хусрав I Ануширвану [аз-Зирикли I: 290].

The marriage made Kagan a Shah's father-in-law, establishing his seniority in the family and in the politics. The son-in-law/father-in-law relationship was a customary tradition within the Türkic milieu, a complete opposite to the IE tradition, where women occupied subservient position, and respect for relative and absolute age meant little in social organization. The Türkic tradition of extreme exogamy and marital unions made Persian males (or a dynastic tribe/strata of the Persian society) instantaneous permanent marital partners in the marital union, also a tradition contrary to the Persian customs with their routine marriage to the blood relatives. The Türkic-Persian marital union can be observed in the sequence of four-generations' marriages.

Another tradition concerns the male grandchildren of the Kagan. His duty and right is to educate his grandson after he can be separated from his mother, at about 5 years of age. The Persian princes grow and get educated at the court of the Kagan. As a minimum they are bilingual and grow in the saddle. When it is time to take on the reigns, they are skilled in arms, tactics, customs, traditions inclusive of religion, statesmanship, and court etiquette. That is how the princes grow in religious tolerance and wisdom that feeds it.

В начале IХ в. был известен арабоязычный поэт Исхак ибн Хасан ал-Хуррами (ум. в 200/815-16 г.), уроженец Согда. В своих стихах он утверждал, что его отец Сасан, а Хусрав ибн Хурмазд (т.е. Хусрав II Парвиз) и Хакан его двоюродные братья [Browne 1997: 267]. По некоторым данным, Хусрав Абарвиз (Хусрав II Парвиз) также взял в жены дочь тюркского кагана Хатун (خاتون), от которой родился наследник сасанидского трона шаханшах Шируйе [ал-Джахиз: 100 – 101].

Таким образом, по-крайней мере 4 иранских шаханшаха (Хусрав I Ануширван, Хурмазд IV Туркзада, Хусрав II Парвиз и Шируйе) имели родственные отношения с тюркскими каганами. В истории Ирана были известны только две правительницы. Одна из них, Буранн (-дохт) (Storm-daughter, a Turkic-Persian compound), была дочерью Хусрав II Парвиза (590 – 627 гг.) от Марьям, дочери византийского императора Маврикия, и правила всего один год и 4 месяца (630 – 631 гг.). Вторая, Азарме (-дохт) (Bolting-daughter, or Mazed, Mixed-up-daughter, a Turkic-Persian compound), правила всего несколько месяцев [Bayani 1973: 50]. Возведение на престол и правление этих двух женщин противоречило традициям сасанидского Ирана и, скорее всего, было связано с государственными традициями тюрков, у которых женщины занимали высокое положение в обществе, а супруги каганов (хатун) принимали активное участие в делах управления государством [Камолиддин 2005: 16 – 24].

Although wives and concubines may be many, Hatun is only one. She presides during interregnums, till the next Kagan is raised. She is not raised (literally, on a wool carpet or a bag of wool), but occupies a regent position (Ilchibika - fem., Ilchibek, Kushtan - m.) by default. If the Hatun-emeritus is alive, she may be the regent. The main task of the regent is to organize and conduct Kurultai (lit. “be cured (family) ties”) and elect the next Kagan. The female regency was entirely non-Persian procedure.

По данным Наршахи, в Согде в свое время обосновался один из потомков Хусрав I Ануширвана по имени Шапур, который, повздорив со своим отцом, бежал от него в Бухару. Правитель Бухары бухар-худат хорошо его встретил и отвел ему во владение землю. Шапур провел там канал, который впоследствии стал называться Шапуркам (т.е. канал Шапура) и основал на его берегах несколько населенных пунктов, в том числе и селение Вардана, находившееся на границе с Туркестаном. Затем все эти владения передавались в наследство его потомкам вардан-худатам [Наршахий: 23, 34 – 35].

Имеются данные, что в правление Хусрав I Ануширвана определенное время21 имели место тесные связи Ирана с тюрками. Так, Ибн Хордадбех приводит предание, согласно которому, он построил города Баланджар (aka Varachan, from bulun “tributor” + jar “center, headquarters”, the Masgut capital after Persian conquest displaced Masguts/Massagets/Alans from Shirvan and Agvania) и Cамандар (Hunnic capital, both capitals precede the Khazar rise) на территории Хазарского каганата [Ibn Khordаdhbeh: 123]22. Жителями этих городов, вероятно, были тюрки- баланджары и хазары [Ромашов 2000: 219 – 338]. Бахрам Чубину также приписывается основание ряда городов в стране тюрков. Так, по преданию, он основал город Сарир аз-Захаб (“Золотой трон”), который был стольным городом тюркского кагана. Он находился в Хазарской степи к северу от Баб ал-Абваба (Дарбанд) и в эпоху позднего средневековья был известен под названием Сарай Бату (Sarai Batu - “Batu palace” was a name of the Batu court in the city Saksin) [Махмуд ибн Вали: 41]. В Х в. упоминается область ас-Сарир السریر) ), находившаяся в 4-х днях пути от Баб ал-Абваба (Дарбанд), жители которой были христианами (Sarir is the mountain location of Sary Oguz refugees). Согласно преданию, правитель этого города Филан-шах был христианином из потомков Бахрам Гура. Когда последний из шаханшахов Йездигерд III бежал от арабов к тюркам, он отдал свой золотой трон, казну и имущество одному из потомков Бахрам Гура, чтобы тот отправился в эту страну [Macoudī II: 41]. По другим данным, этот человек был потомком Бахрам Чубина [al-Istakhrī: 223; Григорьев, Фролова 2001: 260, 280].

В правление халифа ал-Васика (правил в 227 – 232/842 – 847 гг.) правитель ас-Сарира называется правителем аланов, носившим титул тархан [Демидчик 1977: 120]. Бахрам Чубину приписывается также основание города Сараваст (سروست) в стране тюрков [Mustawfī-i Qazwīnī: 121]. В стране кимаков упоминается селение Дих-и Чуб [Hudud al- ‘Аlam: 100]. Эти данные позволяют предполагать, что Бахрам Чубин после своего бегства из Ирана находился у тюрков достаточно длительное время, прежде чем был убит.

21 В период до ухудшения отношений, имевшего место после неудачного посольства тюрков во главе с согдийцем Маниахом ко двору Хусрав I Ануширвана.
22 По преданию, имя Баланджар носил один из сыновей Йафас ибн Нуха (библ. Иафет) [Ibn al-Fakīh: 289].
17

Однако это должно было произойти не позднее начала VII в., поскольку, когда пришедший к власти в 611 г. Джик (Зиг, Ших)-каган одержал в союзе с эфталитами большую победу над Сасанидами и утвердил свою власть во всей восточной части Ирана вплоть до самого Рея и Исфахана²³, Бахрам Чубин уже не упоминается. Хотя впоследствии тюрки отвели свои войска назад к Амударье, они продолжали играть важную роль в последующей истории Сасанидской империи²⁴. Так, по данным китайских источников, убийство Хусрав II Парвиза (Ko-su-ho) и возведение на престол его сына Шируйе (Se-li) было инсценировано Тун йабгу-каганом [Chavannes 1903: 171]. После этого сасанидские шаханшахи стали управляемыми тюркскими каганами [Togan 1981: 73 – 74]. В 629 г. после Шируйе и его сына Ардашира на сасанидский престол был возведен Хусрав Хархан (Хармаз), сын Арслана, сына Байунчура, который был одним из потомков Сасанидов, живших в стране тюрков [Ibnu’-Balkhī: 24, 109].

По преданию, Хусрав I Ануширван основал также город в Фергане, переселил в него людей из каждого (noble?) дома и назвал его Хархане (аз хар хане) [Ibn Khordаdhbeh: 30]. Это же предание зафиксировано в полной версии труда Ибн ал-Факиха²⁵ и в других, более поздних источниках [Махмуд ибн Вали: 64; Бакран: 51; ал-Бакуви: 96]. Согласно ал-Мас‘уди, город, который основал Хусрав I Ануширван в Фергане, назывался Куба (قبا) [Macoudī IV: 507; VIII: 701].

Устойчивость этого предания в народной традиции может объясняться и тем, что в правление Хусрав I Ануширвана действительно могла быть основана колония персов в Фергане и переселена туда какая-то часть иранского населения. Это предположение подтверждается сообщением ат-Табари, согласно которому, Хусрав I Ануширван, заключив союз с тюрками, совершил поход против эфталитов²⁶ и дошел до Ферганы, где оставил свою армию [at-Tabarī I: 899]. С Ферганой был связан и последний период жизни Бахрам Чубина после его бегства к тюркам [Гумилев 1960: 229 – 230].

23 В коллекции сасанидских печатей Форуги (Иран) имеются две печати, на которых среднеперсидскими и древнетюркскими руническими письменами зафиксировано имя этого кагана (Djik (Zik, Shikh)-Kagan), а также медаль с егоо изображением в профиль и среднеперсидской легендой с его именем. Предполагается, что печать была выпущена для администрации завоеванных территорий, а медаль – для увековечивания его победы [Harmatta, Litvinsky 1996: 369].
24 Началом этого, на наш взгляд, целенаправленного процесса следует считать правление Хусрав I Ануширвана, который женился на дочери тюркского кагана.
25 Его приводит Закарийа Казвини со ссылкой на Ибн ал-Факиха [Демидчик 1977: 122].
26 Это событие имело место в 554 г. н.э. [Тревер 1950: 129].
18

Последний сасанидский шаханшах Йездигерд III (правил в 632 – 651 гг.), бежавший от арабов к тюркам, имел местопребывание именно в Фергане [История халифов: 1б; at-Tabarī I: 2689, 2692]. В сочинении ат-Табари отмечается, что в 29/649-50 г. халиф ‘Усман (правил в 23 – 35/644 – 656 гг.) послал в Хорасан ‘Умар (‘Умайр) ибн ‘Усман ибн Са‘да, который переправился через Джайхун (Djeyhun, Jeyhun, Amu Darya) и прибыл в Фергану [at-Tabarī I: 2829]. Абу ‘Али ал- Бал‘ами в своем дополнении относит это событие к 31/651-52 г. Предполагается, что этот первый разведывательный поход арабов имел цель провести там поиски шаханшаха Йездигерда [Джалилова 1991: 7]. В начале VIII в. упоминаются персы (ал-‘аджам)²⁷, которые проживали в Фергане и стране тюрков [История халифов: 167а]. Именно из среды персидских переселенцев, по-видимому, был выходцем и потомок Сасанидов Хусрав Хархан (Хармаз), сын Арслана, сына Байунчура, который жил в стране тюрков, и в 8/629- 30 г. при помощи тюрков был возведен на сасанидский престол после Шируйе и его сына Ардашира [Ibnu’-Balkhī: 24, 109]. Отголосок этих событий сохранился и в народных преданиях, согласно которым, после того, как арабы завоевали Персию (‘Аджам), персы бежали от них и обосновались в Фергане [Шох Хаким: 17]. Один из потомков Йездигерда дихкан Камкар жил в окрестностях Мерва [Ибн ал-Асир VIII: 44]. Его потомком в 4- поколении был известный мусульманский факих, основатель ханафитского толка (мазхаб) Абу Ханифа Нум‘ан ибн Сабит ибн Марзубан ибн Камкар ибн Йаздиджирд ибн Шахрийар, известный как ал-Имам ал-А‘зам (ум. в 150/767 г.) [ал-Карши: 63].

Кутайба ибн Муслим при завоевании Мавераннахра воевал с сыном Йездигерда Ферузом [al-Masudī: 101]. Он захватил в плен его дочь Шахфаринд и отправил ее к ал-Хаджжадж ибн Йусуфу, а тот к халифу ал-Валиду, от которого она родила Йазида [at- Tabarī II: 1247]. С ней была шкатулка, в которой находилась книга на персидском языке [Ibn al-Fakīh: 209]. В китайских источниках упоминается внук Йездигерда Нерсе (Нихуаньши), который в 58/677-78 г. имел местопребывание при дворе китайского императора, а затем возглавил антиарабское восстание в Тохаристане [ат-Табари: 17, прим. 16]. В 110/728-29 г. сын Йездигерда Хусрав принимал участие в битве при Камардже на стороне кагана [at-Tabarī II: 1518].

27 У ат-Табари в этом месте: «один неараб (‘аджам) из жителей Хорасана сказал . . .» [at-Tabarī II: 1300].
19

В хронике 720 г. сообщается о прибытии в Японию во второй половине VII в. жителей Тохаристана, которые были знатного происхождения и носили иранские имена. Предполагается, что они были потомками Йездигерда III [Gikio 1979: 55 – 63]. К Йездигерду III возводил свою родословную основатель династии Газнaвидов Сабук-тегин, происходивший из среды карлуков г. Барсхан, расположенного в районе озера Исик-кул, недалеко от г. Атбаш, где, якобы, обосновался последний шаханшах после своего бегства от арабов к тюркам [Bosworth 1962: 220; 1963: 39 – 40].

Исходя из вышеизложенных данных, можно предполагать, что родиной тюркскогоо кагана, с которым вступили в родство Сасаниды, была именно Фергана.

Тюркский правитель Бухары Эл Арслан (Шир-и Кишвар, Савa-шах) был родственником сасанидского шаханшаха Хурмазда IV Туркзада по материнской линии шаханшаху Хурмазду IV для переговоров [Гумилев 1969: 132]. Из этих данных следует, что Шир-и Кишвар (Савa-шах) был племянником дочери Истaми (Istemi)-каганa, на которой женился сасанидский шаханшах Хусрав I Ануширван.

В Х в. в Нишапуре жил передатчик хадисов (Acts of the Prophet Mohammad) Абу Мансур Мухаммад ибн ‘Али ибн Ахмад ибн Дайзил ал-Джаллаб ал-Фариси ад-Дайзили (ум. в 345/956-57 г.), который относился с нисбой к своему предку по имени Дайзил. По словам Абу ‘Абд Аллаха ал- Хакима ал-Хафиза ан-Найсабури, из книги которого передает ас-Сам‘ани, его род имел очень древнее происхождение, но он всегда предпочитал уединение и сторонился людей. Ранее он жил в Багдаде, потом переселился в Нишапур [ас-Сам‘ани V: 399]. Вероятно, имя этого предка следует читать ديزبل- Дизабул (Dīzabul) вместо ديزيل- Дайзил (Dayzīl), поскольку такого имени нет ни у арабов, ни у персов. В таком случае можно предполагать, что он был одним из потомков первого верховного правителя Западного Тюркского каганата, который упоминается в византийских источниках под именем Дизавул. У тюрков было принято давать детям имена их дальних предков, особенно, если они были известными лицами. Имя этого кагана, отправившего в 568 г. посольство в Византию, реконструируется как Сир-йабгу (от Sil-zabul) [Зуев 2002: 189]. Один из потомков его, а именно наследный сын Тун йабгу-кагана, также носил имя Сир-йабгу.
20

В IХ в. в Багдаде жил некий Хакан (ум. в 234/848-49 г.), потомок доисламских правителей Ферганы [al-Jakubī: 258, 266; ас-Сули: 104]. Его сыновья и внуки, принявшие ислам, были высокопоставленными чиновниками, крупными военачальниками, наместниками, вазирами и самыми приближенными людьми ‘Аббасидских халифов²⁸. К его роду относились такие известные лица, как ал-Фатх ибн Хакан (ум. в 248/862-63 г.), Йахйа ибн Хакан (ум. в 240/854-55 г.), Баглавур ибн Хакан, Такин ибн Хакан, Абу-л- ‘Аббас Ахмад ибн Хакан ал-Фаргани и др. [ас-Сули: 63, 104, 117, 127; Ibn Miskawaih: 68, 69, 174, 420, 421, 424, 561; Ibn al-Nadīm I: 116; аl-Masudī: 362, 379]. Из Балха происходил хадисовед Мухаммад ибн Хакан ал-Барукани ал-Балхи [ас-Сам‘ани II: 176].

В IХ в. упоминаются также некие лица по имени Хакан ал-Хадим ат-Турки, Хакан ‘Атрудж [al- Jakubī: 258; al-Masudī: 190, 191], Хакан ибн Ахмад и Хакан ал-Афлахи [Ibn Miskawaih: 115, 225, 244], служившие при дворе халифов в Багдаде. Масрур ал-Фаргани был телохранителем и близким другом Харун ар-Рашида [ал-Исфахани: 419]. Ферганцем был и военачальник халифа ал-Муваффака Азку-такин ибн Аса-такин [Ибн ал-Факих 1968: 59]. К одному из владетелей (малик) Ферганы возводил свою родословную и передатчик хадисов ‘Абд Аллах ибн Мухаммад ибн Фаранкадик Хаджиб ибн Малик ибн Аркин ат-Турки ал- Фаргани 0262000(ум. в 306/918-19 г.) [Jacut IV: 931]. Тугдж ибн Джаф ибн Джаф ибн Йил-тaкин ибн Фауран ибн Фури ибн Хакан ал-Фаргани и его сын Абу Бакр Мухаммад ибн Тугдж ал- Фаргани [Ibn Miskawaih V: 508, 553, 577; Ибн Халликан I: 41 – 44], которые были основателями династии Ихшидидов, правивших в Х в. в Египте и Сирии [EI IV: 418; Босворт 1971: 76], считали себя потомками ферганских ихшидов [al-Masudī: 194, 371; EI III: 1060]. Можно предполагать, что они были потомками того самого кагана Эл-тегина, при дворе которого провел свои последние дни Бахрам Чубин²⁹. В родословной некоторых представителей династии Ихшидидов среди предков называется некий Бигджур ал-Ихшид [Ibn al-Nadīm I: 173, 174, 235; аз-Зирикли I: 165]. В 268/881-82 г. наместником ал-Басры был назначен некий Кайсар, потомок ихшида Ферганы Архуза [at-Tabarī III: 2016]. Согласно другим источникам, в эпоху арабских завоеваний ихшид Ферганы носил тюркское имя Сувар-такин [al-Khowarezmī: 119; Ibn al-Nadīm I: 280]. Его потомком, вероятно, был Васиф ибн Сувар-такин ал-Хадим ал-Биктамири, живший в Багдаде [Ibn Miskawaih: 48, 56, 64, 116, 119, 125, 162, 270].

28 Его потомки относились к нему с нисбой ал-Хакани [ас-Сам‘ани V: 22].
29 Кроме того, в источниках упоминаются еще несколько каганов того времени: Мануш-хакан, Файруз-хакан, Хайлуб-хакан и др. [Ibn Khordаdhbeh: 40 – 41].
21

В сочинении ат-Табари упоминаются доисламские владетели Ферганы ат-Тар или Алатар, Балаз и Джур [at-Tabarī II: 1440]. В средние века название Хакан носил большой канал, протекавший к югу от города Андижан [Бабур-наме: 121, 122], и одни из городских ворот Андижана [Бабур-наме: 77, 121].

Бахрам Чубин

После известной победы Бахрам Чубина над войсками эфталитов и тюрков в 588 г.³⁰ сасанидский шаханшах Хурмазд IV даровал ему Балх и весь Хорасан³¹. После убийства Чол-хакана³² его сын Эл-тегин³³укрепился в крепости Байканда³⁴. Бахрам Чубин осадил его и вынудил сдаться, в результате чего получил огромную добычу. Однако только часть ее он отправил Хурмазду, а все остальное присвоил. Это вызвало гнев шаханшаха, и последний сместил его с должности [Macoudī II: 213 – 214; ad-Dinаwаrī: 84 – 85]. По другим данным, после победы над тюрками Бахрам Чубин был направлен на Кавказ, где воевал против византийских войск.

30 В результате этой войны Тюркский каганат потерял своё могущество и распался на два каганата – Восточный и Западный [Harmatta, Litvinsky 1996: 368 – 369].
31 По данным пехлевийских источников, Спандийат, сын Виштаспа, построил в Бахле (Балх) сверкающую столицу Навазак и основал в ней чудотворный огонь Вахрама [Markwart 1931: 10].
32 Джул-хакан (جولخاقان) – этот хакан отождествляется с тюркским правителем Бухары Эл Арсланом, сыном Тарду-кагана (в 576 – 587 гг. – каган западных тюрков; 587 – 603 гг. – каган восточных тюрков) и внуком Истaми (Istemi)-кагана (правил в 562 – 576 гг.). У Наршахи он упоминается под именем Шир-и Кишвар [Frye 1954: 108, n. 28], в китайских источниках – Йанг-су деле (тегин), в арабских – Шаба или Шийаба [Ibn Khordаdhbeh: 40], а в персидских – Сава-шах или Саух [Гумилев 1967: 115, 132]. С ним отождествляется также Асилань-дагань (Арслан-тархан) китайских источников [Chavannes 1903: 149; Зуев 2002: 200].
33 Йил-такин (یلتكین) или Ил-тегин (ایلتكین), т.е. Эл-тегин. В китайских источниках он упоминается под именем Нили, а в персидских – Пармуда или Нармуд [Togan 1981: 72]. С ним связывается сооружение буддийского храма в Кашмире и проникновение буддизма в Бухару [Ставиский 1960: 115]. Имя Пармуда является иранской калькой тюркского имени Сава Буйурука [Гумилев 1967: 132].
34 Согласно Фирдоуси, эта крепость называлась Аваза (اوازه) [Фирдоуси 1952: 68].
22

В этой войне Бахрам Чубин потерпел поражение, после чего был смещен с занимаемой должности [Симокатта: 77 – 80]³⁵. Однако он отказался подчиниться Хурмазду IV и поднял в 590 г. против него восстание в Балхе [Harmatta, Litvinsky 1996: 368 – 369]. Заключив союз с тюрками, он взял под свое командование воинские подразделения тюркских добровольцев, и двинулся с объединенным войском в столицу Сасанидов г. Ктесифон36. Его поддержала также большая часть народа [Гусейнов 1960: 35]. Тем временем местная знать низложила Хурмазда IV и возвела на престол его сына Хусрав II Парвиза. Летом 590 г. Бахрам Чубин вступил со своими войсками в г. Ктесифон и провозгласил себя шаханшахом. До этого он короновался недалеко от Термеза.

Он объявил Сасанидов узурпаторами законной власти, которая по праву принадлежала парфянским Аршакидам, а себя – законным преемником их власти [Shahbazi 1989: 521]. Хусрав II Парвиз бежал из своей столицы в Византию к императору Маврикию. Узурпировав верховную власть Сасанидов, Бахрам Чубин правил один год и успел даже выпустить монеты со своим изображением³⁷. В 591 г. объединенные войска армян, грузин, византийцев и персов, оставшихся верными Хусраву II, нанесли поражение армии Бахрам Чубина при реке Балярат в Армении, и захватили в плен много тюрков, которые имели на лбу знак креста [Симокаттa: 131].

35 Однако об этом сражении Бахрам Чубина с византийцами известно только из данных византийских источников, а также из пехлевийских, которыми пользовался Фирдоуси. Другие арабские и персидские авторы средневековья ничего не знают о поражении Бахрам Чубина византийцами [Дьяконов 1961: 315, 413, прим. 195]. Предполагается, что здесь имеются в виду военные действия, которые персы вели на Кавказе против хазаров, поддержанных византийцами [Пигулевская 1946: 81), и воевал с ними не Бахрам Чубин, который еще находился в Хорасане и был занят войной с тюрками, а полководец Бахрам, сын Сийавуша [ad- Dinаwarī: 86; Ibnu’-Balkhī: 102; Гумилев 1960: 228 – 229].

The reference to the Khazars in the Arabic sources here and elsewhere is anachronic, since Bahram Chubin was killed in 591 while the Khazars appeared on the N. Caucasus scene 3 generations later, in 660s. The fight of the 580s in the S. Caucasus was between Agvania and Armenia on one side and Persians on the other side, with Hunnic troops fighting on behalf of the Agvanian Masguts and Armenians.

36 Количество тюрков в армии Бахрам Чубина было достаточно многочисленным, т.к. источники указывают, что вместе с ним «отправилось множество храбрых и воинственных народов Востока, а Хусрав II Парвиз лично убил трех тюркских витязей, находившихся на службе у Бахрам Чубина» [Гумилев 1960: 237 – 239]. Среди военнопленных оказалось множество тюрков, которых Хусрав II отправил импеpатору Маврикию в качестве победных даров [Симокатта: 130 – 131]. On the captives' forehead was incised a Christian cross that they “have received from their mothers” [Simokatta: 130–131].

On the captives' forehead was incised a Christian cross that they “have received from their mothers” [Simokatta: 130–131].

Cross was a Manichaean symbol when at the end of the 3rd c. Manichaeans sought shelter among tolerant Türkic people, where they gained many adherents. Cross was adopted as a Christian symbol later, at first sparingly and reluctantly sometime during the 4th century, it had to supplant the already traditional Christian symbology. The Khorasan Türks of the 6th c. were much more likely Manichaeans than Christians, first because Manichaeans brought over their symbol first, secondly because Nestorian Christian refugees fled and settled with the Jeti-su Türks and not the Khorasan Türks, and thirdly because Nestorians were not about to adopt the tenets and symbology of the Church that was merciless in persecuting them. In carrying symbology over, there is a place for the role of the Manichaean fathers switching sides to become prominent Early Christian apostolic fathers.

Тюркский военачальник в своем послании ал-Фатх ибн Хакану, подразумевая хорасанских тюрков отметил, что они «были сторонниками Чубина» [ал-Джахиз: 62].
37 Известны драхмы и динары с его изображением и надписью Varhran [Göbl 1971: 80; pl. 12, No. 203 – 204; Nöldeke 1879: 282].
23

После этого Бахрам был вынужден бежать на восток – в Фергану, к тюркам [Гумилев 1960: 229 – 230], и стал другом и советником тюркского кагана Пармуды (Эл-тегина) [Mustawfī-i Qazwīnī: 121]³⁸, женившись на его дочери.³⁹ Однако через некоторое время он был убит наемным убийцей, которого подослал Хусрав II Парвиз [Chavannes: 242 – 245; Гумилев 1967: 131 – 132; Усанова 1995: 29]. Существует мнение, что во всей этой истории речь идет не о верховном тюркском кагане, а об эфталитском правителе Балха, имевшем бактрийский титул šwa (правитель), и его сыне, имевшем титул pariowk (parmowk), потомками которого были и владетели храма Наубахар Бармакиды⁴⁰. В таком случае, Сава-шах и Чол-хакан, так же как и Пармуда и Эл-тегин, должны были быть разными лицами, воевавшими вместе против Сасанидов.

Эл-тегин упоминается также в армянском источнике VII в. [Гукасян 1971: 250]. Если учеть, что после поражения эфталитов и тюрков в 590 г. значительная часть Тохаристана была занята войсками Сасанидов, Бахрам Чубин мог бежать от преследования последних только за пределы этой страны, скорее всего, на север⁴¹, т.е. к « хакану Чина» Пармуде (т.е. Эл- тегину), который был родственником cасанидского шаханшаха Хурмазда IV Туркзада по материнской линии [Bel‘mī II: 248, 265; Firdousī VI: 656 – 657; Фирдоуси 1952: 291 – 294], так как его отец Шир-и Кишвар (Сава-шах) был племянником дочери Истaми (Istemi)-кагана, на которой женился cасанидский шаханшах Хусрав I Ануширван.

Новые родственные связи Бахрам Чубина, скорее всего, были в Фергане, где имели местопребывание его потомки, считавшие себя «благородной крови» [Камалиддинов 1996: 116 – 117] и претендовавшие на верховную власть в cасанидском Иране42. Некоторые дополнения к этим данным позволяют сделать нумизматические источники.

38 По данным ад-Динавари, тюркский каган оказал ему почести, построил для него и его людей город и дворец. Когда Бахрам Чубин в честном поединке убил брата кагана, который был его недоброжелателем, каган еще больше возвысил его [ad-Dīnаwarī: 98 – 102].
39 Он спас дочь кагана от хищного зверя (драконольва), напавшего на нее, когда она вышла на прогулку, после чего каган отдал ему свою дочь и свое владение (мулк) [Macoudī II: 223 – 224; Фирдоуси 1952: 302; Mustawfī-i Qazwīnī: 120 – 121].
40 Слово pariowk (parmowk), которое передается в армянских источниках в форме barmuka, а в арабских – barmuda, производится от буддийского титула pramukha [Harmatta, Litvinsky 1996: 371; Frye 1956: 122].
41 Согласно Фирдоуси, в случае, если Сава-шах не примет его под свое покровительство, Бахрам Чубин планировал отправиться на юг, в Индостан [Фирдоуси 1952: 295].
42 Следует отметить, что средневековые султаны Ширвана также считали себя потомками Бахрам Чубина [Навоий: 204].
24

Известны драхмы с аббревиатурой SML (Самарканд), чеканенные во второй год правления Хурмазда IV Туркзада (т.е. в 580 – 581 гг.) и с третьего по пятый годы правления Хусрав II Парвиза (т.е. в 592 – 594 гг.). На драхме Хурмазда IV, датируемой шестым годом его правления (т.е. 584 – 585 гг.), обозначено полное название области Чач (Čаč. Только при Хурмазде IV (в 581, 584, 586 – 588 гг.) чеканились драхмы на монетном дворе г. Хулм (XLM) к востоку от Балха [Колесников 2005: 114]. Эти данные позволяют предполагать, что военная экспансия армии Бахрам Чубина против тюрков была более обширной, чем предполагалось ранее, и охватывала не только области Балха и Бухары, но и более отдаленные области Тюркского каганата, в т.ч. Самарканд и Чач.

Таковы вкратце сведения о жизни и деятельности Бахрам Чубина, содержащиеся в византийских, армянских, пехлевийских, арабо-мусульманских и других источниках.

Считается, что второе имя Бахрам Чубина – «Чубин» или «Чубина»⁴³, означавшее в переводе со среднеперсидского «ворона» [Wolf 1953: 301]⁴⁴, было его прозвищем на придворном жаргоне времени шаханшаха Хурмазда IV Туркзада [Firdousī VI: 654 – 655]. В географическом трактате второй половины VIII в., переведенном на тибетский язык, среди тюркских племен и народов, населявших в то время Среднюю Азию, упоминается племя гар-рга-пур, проживавшее по соседству с племенами янь-ти (кушаны) и хе-бдал (эфталиты) [Гумилев 1967: 162; Абдурасул ўғли 1997: 72]. Судя по всему, здесь речь идет о народах, населявших Тохаристан, который находился в то время в пределах Западного Тюркского каганата. Существует мнение, что этноним гар-рга пур состоит из двух слов: тюркского гар-рга (ворона)⁴⁵ и персидского пур (сын)⁴⁶, первое из которых является калькой персидского слова чубин (ворона). Так тюрки называли оставшихся жить в Балхе потомков Бахрам Чубина [Гумилев 1967: 162].

43 Это имя упоминается в источниках в различных формах: Чобин, Чопин, Чупин, Джубин, Шубин и др. В некоторых поздних источниках встречается также форма «Чуба» [Азимов 1999: 26, 158, 160].
44 В современном персидском языке слово чубин (چوبین) означает «деревянный», а слово чубине (چوبینھ) имеет значение «журавль» [ПРC I: 480]; для «вороны» в персидском языке используется слово кулаг (كولاغ) или заган (زاغن) [РПС: 91].
45 В древнетюркском языке karga означало «ворон», «ворона» [ДТС: 426]. В современных тюркских языках употребляются формы kurgun (ворон) и karga (ворона) [РТС: 103].
46 По некоторым данным, слово пур имело ферганское происхождение, где китайский император, как «сын неба», назывался багпур или фагфур [Бартольд 1963б: 215].
25

В источниках античного времени среди народов, обитавших на востоке Кавказа, наряду с албанами и каспиями, упоминаются гаргары. На территории Азербайджана до сих пор сохранились гидроним Каркар и топоним Хархар [Алиев 1974: 178]. В одном из согдийских документов с горы Муг (нач. VIII в.) упоминается тюркский правитель по имени Чубин Чур Билга (чтение В.А.Лившица), который в течение 15 лет был правителем города Панча (Пенджикента) и горной области Кашт (или Бахт) [Смирнова 1963: 11]. Этот документ подтверждает факт распространения имени Чубин среди тюрков Средней Азии в эпоху раннего средневековья.

Kas is “Rockies, Cliffs” in Türkic, quite a suitable name (cf. Caucas “White Rockies”), but what is Bakht?

Ворон или ворона является центральным персонажем в мифологиях народов Сибири и индейцев Северной Америки, где он выступает как первопредок, культурный герой и могучий шаман [Мелитинский 1991: 245]. У древних тюрков Ворон был символом восходящего Солнца, которое наряду с утренним голубым Небом олицетворяло верховное божество Тангри. Изображение Красного Ворона в виде распростершего крылья орла помещено на тиаре древнетюркского правителя Кюль-тегина [Зуев 2002: 24, 226]. В киргизском эпосе с ним перекликается образ птицы Каракуш (Blackbird), приходящей на помощь людям. В иранском эпосе эта птица носит название Семург [Короглы 1983: 53]. В средние века среди тюрков было распространено имя Каракуш (Blackbird) [Ибн ал-Асир XI: 169]. На Av монет Караханидов наносили изображения голубя, петуха, птицы с птенцом, птицы с цветком [Кочнев 1993: 14]. По данным китайских источников, родовым тотемом древних тюркоязычных племен уши, т.е. усуней, называвшихся также хуннами, была ворона [Зуев 1960: 11 – 13]. В искусстве народов Средней Азии был широко распространен образ хищной птицы (орла, сыча и др.), воплощенной в золоте или бронзе, который связывался с символическим изображением солнца или инкарнацией фарна [Воробьева 1988: 41 – 42]. Образ орла был тесно связан с мифологией шаманизма народов Сибири, согласно которой добрые духи неба послали правителя орлов (двуглавого орла) на землю, чтобы он помог людям. Орел спустился на землю и соединился с женщиной, спящей под деревом. В результате этого союза родился первый шаман. Под началом орла рождается духовное начало человека, для которого орел является птицей Солнца. Тема орла и кочевника была популярной в кушанском искусстве. Аршакидский орел также относился к этому пантеону, хотя и обращается в несколько иной традиции [Мустанмиди 1972: 81, 83]. В средние века среди тюрков Средней Азии были распространены имена, связанные с птицами, такие как Аккуш (Белая птица), Каракуш (Черная птица), Алакуш (Пестрая птица), Бозкуш (Серая птица), Тункуш (Ночная птица), Лачин (Сокол), Сункур (Сокол), Сонкурча (Маленький сокол), Ак-Сункур (Белый сокол), Кара-Сункур (Черный сокол), Туган (Хищная птицa) и др. [Таржумон: 60 – 62].
26

В мифологических представлениях народов Ближнего Востока, Северной Африки, Европы и Индии ворон является демоническим персонажем, и олицетворяет несчастье и дурное предзнаменовение [Мелитинский 1991: 245]. В cасанидском Иране образ ворона чаще всего использовался для обозначения враждебных чужеземцев⁴⁷. Следует полагать, что имя, обозначающее ворону, могло быть дано такому человеку как Бахрам Чубин⁴⁸ только в той среде, в представлениях которой эта птица рассматривалась в качестве положительного героя⁴⁹. После того, как Асад ибн ‘Абд Аллах восстановил в 107/725-26 г. город Балх, жители города, большинство которого составляли эфталиты и тюрки [al-Idrīsī IV: 483; Gibb 1923: 8 – 9], прозвали его аз-Заг (الزاغ), т.е. «Вороной» [История халифов: 210б]. Изображение вороны можно встретить на cасанидских печатях [Frye 1971: pl. 46, fig. 139; pl. 47, fig. 143], которые, так же как и некоторые другие [Frye 1971: pl. 39, fig. 77, 78, 78a; pl. 47, fig. 79, 81; pl. 52, fig. 198, 199], принадлежали лицам явно не иранского происхождения.

Можно также предполагать, что прозвище Бахрам Чубина могло отражать его родовую принадлежность к вышеупомянутому племени кар-рга (карга). Имеются данные, что один из предков Бахрам Чубина носил имя Чубин ибн Милад. Он был из рода Ануш⁵⁰, известного как ар-Рам [Macoudī II: 213].

47 В одном рассказе вождь арабского племени жаловался Хусрав I Ануширвану на то, что «его землю захватили вороны». Последний спросил его: «Какие вороны – из Абиссинии или из Индии?», на что араб ответил: «Абиссинские» [Browne 1997: 179].
48 Образ Бахрам Чубина остался в памяти людей как народный герой и еще в сасанидское время о нем был сложен исторический роман «Бахрам Чобен-намак» («Книга о Бахрам Чубине») на пехлевийском языке, легший впоследствии в основу преданий о Бахрам Чубине, зафиксированных в трудах средневековых арабских и персидских авторов [Browne 1997: 108; Дьяконов 1961: 20, 316].
49 Такой известный герой, как Бахрам Чубин, о подвигах которого слагались народные легенды, не мог быть назван этим именем в среде, в которой ворон олицетворял демоническое существо, предвещавшее несчастье и дурное предзнамановение. Об истории преобразования образа Бахрам Чубина в фигуру героя народного эпоса см.: Czegdely 1958: 21 – 43.
50 По преданию, имя Ануш носил один из первых людей на земле, сын Шиса (Seth) и внук Адама [ad-Dīnаwarī: 3]. Хусрав I Ануширван был прозван Аnushak-Ruban, что в переводе с пeхлевийского означает «Бессмертная Душа». Его сын от жены-христианки был назван Ануша-зад, т.е. потомок Ануша [Browne 1997: 107, 135, 181, 168]. Это же имя носил родоначальник династии Хваразмшахов Ануш-тегин Гарча’и (Anush-Prince Kara-chai “Black River”) (ок. 470 – 490/1077 – 1097 гг.) [Буниятов 1986: 223].
27

Следовательно, имя «Чубин» могло быть родовым именем Бахрам Чубина, которое являлось персидской калькой его тюркского оригинала «Карга». Этот же Чубин ибн Милад, который был предком Бахрам Чубина в 19-поколении, в других источниках упоминается под именем Каркин [Усанова 1995: 27], Каргин ибн Милад [Гардизи: 62] или Гаргин ибн Милад [Mustawfī-i Qazwīnī I: 94, 120]. В «Шах-нама» Фирдоуси Гаргин, сын Милада, упоминается среди витязей и военачальников древнего иранского шаха Кай-Кавуса [Фирдоуси I: 353, 355, 390, 399, 403, 413, 419, 442, 448, 450], и характеризуется как воинственный, отважный, испытанный в битвах, не знающий страха и гордый герой [Фирдоуси III: 29, 82, 114, 117, 198, 214, 360, 436], хотя и совершает предательство, выдав своего соратника Афрасийабу [Бертельс 1960: 225 – 226]. Его отец, Милад, также был одним из иранских героев и богатырей, и главой страны во время похода иранского шаха Кай-Кавуса из Балха в Мазандаран [Фирдоуси I: 360; III: 114, 117, 404]. В области Хамадана упоминается селение Милад-джирд (میلادجرد) [Mustawfīof Qazwīn: 72]. В пехлевийских надписях на сасанидских печатях упоминается город Гаргарайан в Месопотамии [Gyselen 2002: 153].

Cреди предков мифического кагана тюрков Афрасийаба в его родословной упоминается Каркин, который был сыном Йафас ибн Нуха (Yapheth son of Noah) [ал-Карши: 101]. В другой родословной того же Афрасийаба вместо имени Каркин приводится имя Турк в качестве сына Йафас ибн Нуха [ал-Карши: 63]. Среди средневековых кочевых туркмено-огузских племен упоминается племя (эль) по названию каркын [Кононов 1958: 68, 72]. Имя Каркын (Qarqīn) носил один из легендарных предков тюрков-огузов, который, согласно их родословной, являлся четвертым сыном Йулдуз-хана, третьего сына Огуз-хана [Рашид ад-дин 1946 I: (1): 88 – 89; Рашид ад-дин 1987: 65 – 66], а также другой огузский правитель Каркын Конак-Алп [Кононов 1958: 78]. Согласно преданию, имя Каркын означало «утоляющий голод народа» или «хлебосольный», а его онгоном, т.е. священной птицей⁵¹, был ястреб или водяной (речной) беркут (су баркути)⁵².

51 Согласно шаманской мифологии тюрко-монгольских народов, онгон олицетворял духов умерших предков тотемного (волк, медведь, конь и др.) и антропоморфного происхождения [Мифы II: 255 – 256]. Многие родовые имена народов Сибири и индейцев Америки восходят к тотемам (волк, медведь, орел, змея и др.) [Никонов 1970: 17].
28

Согласно персидским толковым словарям, имя Чубинак (چوبینک) также означает «водяная птица» (мург-и аби) или «речная птица» (мург-и дарйаи)[Ризо 1955: 150]. Представляется, что такое совпадение значений этих имен (Каркын и Чубинак) не случайнo, и вполне возможно, что второе из них является калькой первого.

Этот онгон можно сравнить с образом Буркут-Баба, в котором переплелись черты древних земледельческих и шаманских божеств. Согласно мифологическим представлениям тюркских народов, Буркут-Баба был «хозяином» дождя и погонял облака плетью, отчего происходят гром и молния, предшествующие дождю [Мифы I: 195]. Этой птицей, связанной с водой или дождем и являвшейся онгоном тюркского племени, мог быть и журавль, который обитает в болотах и водоемах, граничащих с земледельческими районами [Брэм 1992 II: 205]. В устной традиции слово чубине (چوبینھ) имеет именно значение «журавль» [ПРС I: 480]. Среди туркменов еще недавно было в обычае приносить в засушливые годы в жертву козленка покровителю дождя Буркут-ата, который отождествлялся ими с образом «хозяина дождя» – деда Коркута⁵³.

It appears that ancient agricultural deities are not shamanistic by definition, not because there is any difference, but for some other reason. “Agricultural” is an economic term, “shamanistic” is religious term, “agricultural” vs. “shamanistic” is cabbage vs. religion.

Название тюркского рода или племени по имени карга сохранилось также в исторической и современной топонимии Средней Азии. Так, в средние века в Хорасане упоминается населенный пункт Каргалы-Илик [Кононов 1958: 77]. Среди тюркских родов, вошедших в состав узбеков, каракалпаков, киргизов, башкиров и других тюркских народов, упоминаются роды каргын [Султанов 1977: 167] , каргар [Алиев 1975: 178], карга [Кармышева 1976: 97, 213, 216] и гаргалы, названия которых сохранились в топонимии Ферганской долины, Хорезма, долин Зарафшана и Кашкадарьи⁵⁴, а также в Азербайджане, Поволжье (Itil), Южной Сибири, Монголии и других местах обитания тюркоязычных народов [Каратаев 2003: 99 – 100].

52 Согласно Рашид ад-Дину, онгоном всех четырех сыновей Йулдуз-хана была птица тавшанджил, т.е. ястреб [Рашид ад-дин 1987: 66], а согласно Абу-л-Гази – белый сокол, сарыч, ворон и беркут [Кононов 1958: 53].
53 Гробница Буркут-ата находилась на восточной окраине Ашхабада и служила в прошлом местом поклонения [Жирмунский 1962: 169 – 170].
54 Карга – кишлаки в Каганском тумане Бухарского вилаята и в Узбекистанском тумане Ферганского вилaята;
Кок-Карга и Каргали – кишлаки в Нарпайском тумане Самаркандского вилаята,
Ола-Карга – кишлак в Яккабагском тумане Кашкадарьинского вилаята,
Каргалар – кишлаки в Гурланском и Хазараспском туманах Хорезмкого вилаята,
Карга-тепа – кишлак в Хатирчинском тумане Самаркандского вилаята,
Карга-овул – кишлак в Булунгурском тумане Самаркандского вилаята и др. [Кораев 1978: 168; Охунов 1994: 70 – 71].
29

Исходя из вышеизложенных данных, нам представляется, что предки Бахрам Чубина имели родственное отношение к одному из тюркских по происхождению племен Средней Азии, онгоном которого была птица – ворона, речной беркут или журавль⁵⁵. Это племя могло входить в древности в круг племенного объединения парфян, а затем наряду с хионитами, кидаритами, эфталитами и тюрками, находилось на службе у ранних Сасанидов и у более поздних представителей этой династии.

Родословная Cаман-худата

У Бахрам Чубина было 3 сына: Наушард, Михран и Шапур. Cаман-худат был его потомком по линии его старшего сына, Наушарда⁵⁶. Согласно родословной Cаман-худата, приведенной в источниках, он был потомком Бахрам Чубина в четвертом или пятом поколении.

55 Со временем онгон того или иного племени мог изменяться, что иногда было связано с изменением политической ситуации (вхождение в новую конфедерацию, смена власти и т.п.). Кроме того, древнетюркское слово karga – «ворон» или «ворона» [ДТС: 426] могло употребляться в более широком значении и означать некоторые другие птицы черной окраски [Clauson 1972: 653].
56 Известно также, что у него был брат Мардансина, сестра Гордийа и еще одна сестра, имя которой неизвестно [EIran III: 520].
30

Однако имена его предков в различных источниках приводятся по-разному:
(The Arabic transcriptions may not be accurate)
Cаман ибн Джуба (Джабба) (خثا ) ибн Нийар ибн Наушард ибн Тамгас ибн Бахрам Чубин [ас- Сам‘ани VII: 12];
Cаман-худа ибн Джуба (Джаба, Джута, Хута) ибн Тамгас ибн Нушард ибн Бахрам Чубин [Jacut III: 13; Dictionnaire: 297];
Cаман ибн Джимасйан (نايثميج ) ибн Наушард ибн Самтаган ибн Бахрам ал-Малик [ан-Насафи 6284: 64а];
Cаман-худат ибн Джасиман (ناميثج ) ибн Тагмат ибн Нуширд ибн Бахрам Чубин [al-Bīrunī: 39; Бируни 1957: 52];
Cаман-худа ибн Джисман (نامثيج ) ибн Тагмас ибн Наушарз ибн Бахрам Шубин⁵⁷ [Ibn Haukal: 472];
Cаман ибн Хамитан (ناتيمح ) ибн Науш ибн Тамгасп ибн Шаул⁵⁸ ибн Бахрам Чубин [Гардизи: 62];
Cаман ибн Джусман (نامثج ) ибн Тамгас ибн Наушард ибн Бахрам Чубин [Ибн ал-Асир VII: 110];
Cаман-худат ибн Джусман (نامثج ) ибн Тагмас ибн Наусард ибн Бахрам Чубин [Mustawfī-i Qazwīnī: 379];
Cаман-худат ибн Хамита (اتيمح ) ибн Нуш ибн Та‘масф ибн Шадал ибн Бахрам Шубин [ал- Карши: 98];
Cаман ибн Худат (ادخج ) ибн Таган ибн Бахрам ибн Бахрам Чубин [Усанова 1995: 26];
Cаман ибн Сасан (عاعاْ) ибн Бахрам Чубин [Tabaristanensis I: 11];
Cаман ибн Джотман ибн Тогмас ибн Ношрад ибн Бахрам Чубин [EIran III: 520]⁵⁹.

Некоторые из этих имен в родословной Саман-худата, в частности Тамгас (طمغاث) с вариантами Тамгасп, Тагмас, Тамгарс, Тамгат и Самтаган отождествляется с именем Тамгач (طمغاج) (lit. “seal holder”) тюркского происхождения [Togan 1964: 61]. Из других имен предков Cаман-худата, приведенных в его родословной, Шаул (شاول), Таган (طغان) и Джабба (جبا) могут быть сопоставлены с именами или титулами Сул (Саул), Туган и Джабгу, широко распространенными среди древних и средневековых тюрков. Остальные имена в родословной Саман-худата могут быть этимологизированы на основе иранских языков. Однако известно, что имя человека не всегда связано с его этническим происхождением, гораздо чаще, с его религиозной или культурной принадлежностью [Никонов 1974: 88 – 90]. Например, имена арабов-христиан совершенно отличаются от имен арабов-мусульман. Арабо-мусульманские имена, в свою очередь, широко распространены во всех мусульманских странах. Среди древних тюрков, как известно, были распространены многие из мировых религий.

57 В другом месте – Джубин (جوبین) [Ibn Haukal: 468].
58 Для этого имени допускается также чтение Шадил (شادل) [Мухтаров 1999: 285].
59 В поздних источниках встречается также несколько иная генеалогия: Бахрам Чуба – Саман – Сийавуш – Хаман – Асад и т.д. [Азимов 1999: 26, 158, 160]. Здесь, по-видимому, имеет место ошибка переписчика или составителя, который в генеалогии поменял местами имена Саман (سامان) и Хаман (هامان), и пропустил между ними два колена.
31

До арабского завоевания среди тюркоязычного населения Средней Азии и Хорасана, исповедовавшего зороастризм, были широко распространены иранские имена и титулы [at-Tabarī I: 167 – 168; Никитин 1986: 82 – 88; Симс-Вильямс 1997: 8 – 9], а позднее среди тюрков, исповедовавших буддизм (уйгуры, алтайцы, тувинцы и др.), иудаизм (хазары, караимы) и христианство (армяно-кипчаки, гагаузы, кипчаки-половцы, тюрки-несториане и др.), кроме собственно тюркских, часто встречались имена буддийского, иудейского [Михайлов 1999: 78 – 79] и сирийско-христианского происхождения [Никитин 1984: 124 – 125; Баскаков 1981: 21 – 26; Джумагулов 1971]. Кроме того, многие тюркские правители, военачальники и другие исторические лица упоминаются в источниках зачастую с именами или прозваниями, которыми их нарекали арабы и персы (например, Афрасийаб, Шир-и Кишвар, Пармуда, Абу Музахим, Феруз-хакан и др.). Кроме того, у тюрков был обычай давать имена по месту рождения на чужбине. Например, султан Синджар (Санджар) получил свое имя от названия города Синджар в аш-Шаме, где он родился [ас-Сам‘ани VII: 159]. Следовательно, нельзя говорить о принадлежности того или иного лица к ираноязычной этнической среде на том лишь основании, что он был носителем имени иранского происхождения. Имена киммерийских вождей были иранскими. Однако это еще не говорит об их ираноязычности, так же как и всего киммерийского народа. Известно, что правители митанийцев, хурритов по языку, также носили индоиранские имена [Членова 1971: 331].

The judgment of Russian and ethnocentric European linguists can't be taken too seriously because of the bias in attribution and refusal to consider alternatives. Among most notorious characters are V. Abaev and M.Vasmer, who would step over obvious to prove their thesis.

Имя Нушард или Наушард (вар. Нуш или Науш⁶⁰) в родословной Cаман-худата происходит от имени мифического персонажа Ануш ибн Шис ибн Адамa [al-Ja‘ubī I: 6]. Его можно сопоставить с именем родоначальника династии Х в. аразмшахов-Ануштегинидов (Prince Anush, Tr. tegin “prince”) Нуш (Ануш)-тегина Гарча’и, происходившего из огузского рода бекдили [Тошов 2004: 15], одного из сельджукских военачальников Нуш-тегина [Ибн аз-Зубайр: 86], а также с названием города Нушджан (Наушджан), расположенного в районе озера Исик-кул, недалеко от Атбаша в стране токуз-огузов [Ibn al-Fakīh: 328; Ibn Khordаdhbeh: 30; Kodаma: 209]. В IX в. среди тюркских правителей Средней Азии упоминается хакан по имени Мануш (Ануш)-хакан [Ibn Khordаdhbeh: 40]. Имя Нуш носил также один из правителей Караханидов [Кочнев 1993: 10]. На Rv монет Отрара (низовья Сырдарьи) с изображением льва есть руническая надпись-монограмма, которая читается как nwš [Смирнова 1981: 56].

60 Cлово нуш (науш) может быть иранским заимствованием в тюркском языке и означает «напиток», «вино» [Носиров 1994: 70].
32

На городище Еркурган в долине Кашкадарьи найден оттиск печати, нанесенный на внутреннюю сторону чаши V – VI вв., содержащий согдийскую надпись, которая читается как Ануш (‘nwš) и представляет собой часть собственного имени [Исамиддинов 1978: 216; Исхаков 1983: 43]. Среди согдийских ихшидов упоминаетcя некий Мастич, владетель из рода Унаш (m’stč ‘wnš MLK), правивший в начале VIII в. [Ахунбабаев 1986: 85]. Имя Унаш (‘wnš), зафиксированное также в надписи на росписях дворцового зала на городище Афрасиаб, было родовым именем династии самаркандских ихшидов [Лившиц 1973: 25 – 25], которые были тюркского происхождения [Камолиддин 2003: 63 – 68]. Возможно, имя Унаш является одним из вариантов имени Ануш.

Имя Бахрам также было распространено среди тюрков, в частности, это имя носили отдельные представители династии Газнавидов, Сельджукидов и Караханидов [Босворт 1971: 162, 237; Кочнев 2000: 252]. Исходя из вышеизложенных данных, можно с достаточным основанием предполагать, что высший предок Cаманидов Cаман-худат, так же как и Бахрам Чубин, имел тюркское происхождение. Во всяком случае, на данном этапе исследований мы должны придерживаться положения, что происхождение Cаманидов неизвестно [Frye 1993: 136], и для решения этого вопроса еще предстоит привлечение более широкого круга источников [Тредвел 1999: 88 – 89].

По данным ал-Истахри, Cаманиды были персами (ал-фурс) и в странах ислама не было других правителей, имевших столь глубокие корни в владении (ал-мулк), которое они передавали в наследство еще со времен неарабов (ал-‘аджам) [al- Istakhrī: 293]. В описании области ал-Фарс ал-Истахри пишет, что Саманиды были персидскими правителями, которые правили за пределами ал-Фарса. Они были потомками Бахрама, а Бахрам был из знатных людей Ардашир Хурра и жил в ар-Раййе [al- Istakhrī: 143]. Из этих данных, вроде бы, следует, что Саманиды были по происхождению персами. Однако незначительные, но очень важные дополнения в тексте Ибн Хаукала позволяют более точно понять смысл слов ал-Истахри. По его данным, Саманиды по происхождению были из знатных персов (ал-фурс) потому (!), что они были потомками Бахрам Чубин ибн Бахрам Джашнаса [Ibn Haukal: 472].
33

Из этих данных следует, что в исламской традиции Х в. Саманидов считали «персами» только потому, что они были потомками Бахрам Чубина, который был известен средневековым историкам как «персидский» полководец.⁶¹ Кроме того, эти данные не подтверждаются другими средневековыми источниками.

The peculiar perspective of the Islamic sources is illustrated by the grotesque descriptions of the Arab conquest of the Caucasus, where the backward projection of the anachronic Khazars blotted out the real participants of the confrontation, the Huns, the Savirs, the Masguts, the Kayis, the Bulgars, and other Caucasian people. A literal reading and interpretation of the Islamic sources clouded minds of the generations of historians who were mechanically citing and reciting the faulty storyline.

В сообщении ал-Истахри и Ибн Хаукала может быть ценным указание на то, что в странах ислама не было других правителей, имевших столь глубокие корни в владении (ал-мулк) как Саманиды, которые передавали власть по наследству еще со времен неарабов (ал-‘аджам), т.е. с доисламских времен. В этом сообщении, возможно, имеются в виду правители из династии Аршакидов, к которым возводил свою родословную Бахрам Чубин [Гардизи: 62]⁶². Однако в тексте речь идет о непрерывности наследования верховной власти со времен неарабов. На наш взгляд, доисламские предки Саманидов, передавашие верховную власть по наследству, не могли быть правителями ал-Фарса. Во-первых, Бахрам Чубин, который считался предком Саманидов, был не верховным правителем, а полководцем Сасанидов и узурпатором их власти на непродолжительное время. Во-вторых, доисламские предки Саманидов – потомки Бахрам Чубина имели местопребывание не в ал-Фарсе, а в Фергане, Балхе, Бухаре и Чаче. Следовательно, «правителями, передававшими власть по наследству со времен неарабов», скорее всего, были верховные тюркские каганы, с которыми вступил в родство Бахрам Чубин, и именно их потомки были предками Саманидов.

Мнение о тюркском происхождении Cаманидов уже высказывалось многими исследователями, например, в конце ХI - Х в. А.Г.Туманским [Туманский 1896: ХIV]. Саййид Хасан Такизаде считал, что имя одного из предков Cаман-худата, упоминаемое в источниках (Тамгас, Тамгасп, Тамгарс и др.), возможно, тюркского происхождения и отражает тюркское имя Тамгач/Табгач [Togan 1972: 112]. Р.Фрай также предполагал, что Cаманиды могли быть тюркского происхождения, поскольку Балх, откуда они родом, был населен в подавляющем большинстве тюрками [Frye 1993: 136]. По мнению А.З. Валиди Тогана, предки Cаман-худата принадлежали не просто к династии карлукских джабгу Тохаристана, а были потомками одного из верховных тюркских каганов Кукем-хана⁶³, управлявшими огузcкой ветвью тюрков от его имени [Togan 1981: 112]. Основатели династии тюркских йабгу, правивших в Тохаристане с перерывами около 200 лет, происходили именно от тюрков Ашина, стоявших во главе Первого Тюркского каганата.

61 Подробнее об этом см. далее.
62 В родословной Саман-худата насчитывали 36 поколений легендарных предков Бахрам Чубина.
63 Имя этого кагана у Рашид ад-Дина – Кукем Йавкуй, у Абу-л-Гази – Кукем Бакуй, у Ибн ал-Балхи – Каким Хакан, у ат-Табари – Сир-йабгу, которые отождествляются с Истaми (Istemi)-йабгу Дизавулом. Его дочь была женой сасанидского шаханшаха Хусрав I Ануширвана и матерью шаханшаха Хурмазда IV [at-Tabarī I: 899; Ibnu’- Balkhī: 24, 94, 98; Рашид ад-дин 1987: 94; Кононов 1958: 69].
34

По мнению исследователей Йахйа ал-Хашшаб и ‘Али ас-Саби, Cаманиды были в родственных отношениях с Газнавидами и, так же как и они, имели чисто тюркское происхождение, а до появления Cаманидов на исторической арене об их роде в Иране ничего не было известно [ас-Саби 1965: 129]. Такого же мнения придерживались М.Ш.Гюналтай [Günaltay 1938: 76 – 77], Н.Тоган [Togan 1964: 61 – 64] и Р.М.Шукюрова [Рашид ад-дин 1987: 115, прим. 241]. E.Браун приводит стихи арабских поэтов, высмеивавших удельных правителей Мавераннахра и Хорасана, т.е. Cаманидов, обвиняя их в незаконном присваивании знатное доисламское происхождение⁶⁴. А.Meц считал, что Cаманиды не имели никакого отношения ни к персам, ни к Сасанидам и выдавали себя за них, чтобы выглядеть законными правителями подчиненных им областей Ирана [Мец 1966: 27]. Э.Даниел также выражает сомнение в достоверности генеалогии Cаман-худата и считает, что она была придумана, чтобы защитить себя от посягательств на свою власть [Daniel 1988: 371]. Политика иранизации, проводившаяся Cаманидами, могла также быть связана с тем, чтобы противостоять центробежным устремлениям мятежных правителей областей (в Чаганийане, Тохаристане, Хорасане, Хорезме и др.) и претензиям своих тюркских военачальников [Meisami 2002: 368].

Когда именно Cаманиды начали выдвигать свои генеалогические претензии неизвестно. Сообщение о происхождении Cаманидов от Бахрам Чубина впервые появилось в сочинении Абу Исхак Ибрахим ибн Мухаммада ал-Фариси ал-Истахри, который около 318 – 321/930 – 933 гг. обработал географическое сочинение Абу Зайда ал-Балхи, написанное около 309/921-22 г. в Балхе, т.е. сразу после того, как владения Саффаридов были присоединены к владениям Исма‘ил ибн Ахмада⁶⁵.

64 В своих стихах арабские поэты писали: «Они (т.е. неарабы) уже забыли как разбивали камни в каменоломнях ал-Халани, и как носили грузы в юбках своих платьев. Теперь, когда они стали богатыми, то стали нагло кричать: «Мы – знатные люди, сыновья дихканов». Если кто-нибуть усомнится в этом и спросит самого наглого и вульгарного из них, то он с высокомерием ответит: «Я – сын Бахрам Чубина» и добавит: «Хусрав оставил мне богатства и сделал меня своим наследником», «Кто осмелится выступить против меня?» [Browne 1997: 265 – 267].
35

В более ранних источниках, например, в истории ат-Табари, доведенной до событий 303/915-16 г., такая связь не зафиксирована⁶⁶. Вполне вероятно, что этот же ал-Истахри, который сам был персом, приписал Cаманидам персидское происхождение, поскольку он является единственным автором, который называет Cаманидов «персами» (ал- фурс) [al-Istakhrī: 143, 292]⁶⁷.

Aрабский географ Ибн Хаукал, встретившийся с ал-Истахри, упрекал его в неточности передачи информации, после чего по его же просьбе сам взялся за переработку труда Абу Зайда Балхи. Действительно, при сравнении трудов этих двух авторов можно убедиться в том, что в некоторых местах данные ал-Истахри противоречат данным Ибн Хаукала, а значит и данным Абу Зайда ал-Балхи, поскольку Ибн Хаукал, держа в руках оба труда – ал-Балхи и ал-Истахри, имел возможность их сравнить. Так, говоря о городе Уш (Ош), ал- Истахри пишет, что его крепость примыкает к горе, на которой имеется «наблюдательный сторожевой пункт против тюрков» [al-Istakhrī: 333]. В тексте Ибн Хаукала есть небольшое, но существенное различие, в корне меняющее смысл и значение этого сообщения. Он пишет, что крепость Уш (Ош) примыкает к горе, на которой имеется «наблюдательный пункт тюрков, с которого они охраняют свой скот и пасущиеся стада» [Ibn Haukal: 513]. Такой же смысл содержится и в тексте ал-Идриси [al-Idrīsī IV: 508].

Претензии на наследование власти доисламских владетелей выдвигались и другими удельными правителями. Впервые такие претензии были выдвинуты еще Умаййадами. Один из последних умаййадских халифов, Йазид III ибн ал-Валид (правил в 126/743-44 г.), рожденный от дочери шаханшаха Шируйе, говорил: «Я – потомок персидского императора, моими предками были Марван, а также император Византии⁶⁸ и тюркский каган»⁶⁹ [ал-Джахиз: 101; Bosworth 1973: 53]. Когда он хотел похвастать своей храбростью и военным искусством, вспоминал только кагана [ал-Джахиз: 101].

Тахириды, хотя и были потомками доисламской иранской знати, были сильно арабизированы и пытались возводить свою родословную к арабскому племени хуза‘а, клиентом (маула) которого был их предок Тахир ибн ал-Хусайн.

65 Первая оккупация Хорасана Саманидами имела место в 298/911-12 г., а вторая – в 300/912-13 г. [Босворт 1971: 148].
66 Об этом см. также: al-Bīrūnī: 45 – 46; Mirorsky 1956: 176 – 179; Meisami 2000: 357.
67 Ибн Хаукал называет их только потомками Бахрам Чубина [Ibn Haukal: 468].
68 Шируйе был женат на Марьям, дочери императора Византии Маврикия.
69 Шируйе был потомком Хусрав I Ануширвана от его брака с дочерью Истaми (Istemi)-кагана.
36

Ранние Cаманиды переняли многие стороны Тахиридов и, подражая им, старались представить себя потомками доисламской иранской знати и последовательными приверженцами суннитского толка [Bosworth 1973: 54, 56]. В Х в. иранские Cаффариды возводили свою родословную к сасанидскому шаханшаху Хусрав II Парвизу, а Буиды – к Бахрам V Гуру [Та’рих-и Систан: 203], aмир ‘Адуд ад-Даула даже посетил развалины Персеполя, столицы Ахеменидов, и хранил у себя найденный там предмет с пехлевийской надписью. К Бахрам V Гуру возводили свою родословную и правители Хутталана [Bosworth 1973: 57, 59].

Cаманидский правитель Хорасана Абу Мансур Мухаммад ибн ‘Абд ар-Раззак ат-Туси возводил свою родословную к Хусрав II Парвизу. Основатель династии Газнавидов Сабук- тегин, происходивший из среды карлуков города Барсхан, расположенного в районе озера Исик-кул, возводил свою родословную к роду последнего сасанидского шаханшаха Йeздигeрда III, якобы обосновавшемуся в этом городе после бегства от арабов к тюркам [Bosworth 1962: 220; 1963: 39 – 40]. Эти претензии были связаны с проиранской политикой ранних Газнавидов, которую они проводили в период своей борьбы против тюркских Караханидов [Bosworth 1968: 40].

В письме, пришедшем к нему (Sabuk-Tegin, from the context) в 418/1027-28 г. от владетеля хитайев (aka Khitai, Khitan, Khitan-Liao, Kara-Khitan, an Uygur state), он называется «Правитель Хорасана, Махмуд Кара-хан» [Marvazī: 7; Bosworth 1962: 220]. Караханидские хаканы, происходившие из того же племени карлуков, как известно, в противоположность Cаманидам и их преемникам Газнавидам, возводили свою родословную к мифическому кагану тюрков Афрасийабу, который также был одним из главных персонажей «Шах- нама» – легендарной истории Ирана и Турана. Сельджукиды, так же как и Караханиды, в отличие от Газнавидов, были выходцами из свободных тюрков. Поэтому они считали себя царской крови, и возводили свою родословную к Афрасийабу [Bosworth 1973: 61 – 62].

Все эти претензии на родственные связи с доисламскими владетелями в действительности были обусловлены стремлением правителей обосновать законность своего правления на тех территориях, которыми они владели. Поэтому Буиды, Cаманиды и Газнавиды, владевшие землями Хорасана и Ирана, выдавали себя за потомков Сасанидов, а Караханиды, владевшие землями Туркестана, – за потомков Афрасийаба.
37

На самом деле Газнавиды и Караханиды происходили из одного и того же племени карлуков, которые поделили между собой владения другой тюркской династии огузского происхождения, какими являлись Cаманиды. По этой же причине Cаманиды, а затем и другие тюркские династии покровительствовали развитию новоперсидского языка и литературы, начавшемуся при дворе иранских Саффаридов⁷⁰, и открыли путь персидскому языку дари (داري), который сформировался на основе придворного языка Сасанидов и впоследствии выполнял роль lingua franca для всей восточной части иранского мира [Frye 1975: 99].

Когда Cаманиды в 298/910-11 г. нанесли поражение Саффаридам и овладели Хорасаном, их авторитет вскоре стал непопулярным среди местного населения, и внутренняя оппозиция выступала против оккупационных войск, кульминацией было восстание местных патриотических сил, имевших в своей главе 10-летнего члена семьи Саффаридов, правнука ‘Амр ибн ал-Лайса. В результате этого восстания в 299/911-12 г. саманидский правитель был низложен и молодой Саффарид был провозглашен амиром Хорасана. Фактически власть захватил один из военных лидеров, Мухаммад ибн Хурмуз, который порвал все связи как с Саффаридами, так и с Cаманидами, и в качестве сюзерена признавал только багдадского халифа⁷¹.

The same may be a case with the Bulgars' dynastic clan Dulo, claimed in the Nominalia of the Bulgar Khans. The line from Bülümar to Ernik may be either unrelated or related only indirectly to the post-Ernik and pre-Kurbat rulers. The Nominalia does list intervening dynasties Vokil/Ukil/Ugain for the latter times. The name Dulo is conjectured to mean Tele, one of the tribal alliances within the Eastern Hunnic confederation. The Huns that fled to the Altai-Dzungaria were headed by dynastic Luanti, but from the Upper Itil - Aral basin came out dynastic Dulo.

Персоязычный поэт ХIV в. в своем стихотворении для сравнения жестокости одного из современных ему правителей приводит характерные определения некоторых (pseudo-) правителей, которыми те остались в памяти народов за совершенные злодеяния. Например, гордыня фараона, насилие Шаддада, высокомерие Нимрода, кровожадность Заххака, смута Пирана, коварство Гарсиваза, гнев Кавуса, скандальность Туса, убийства Навуходоносора, разврат и безнравственность племени Лота, многобожие и беспутство сородичей Худа, злодейства племен Ада и Самуда и т.п. Наряду с другими он упоминает и «обман Cамана» [Барнабади: 150].

Это сообщение позволяет предполагать, что предок Cаманидов остался в народной памяти как человек, прославившийся лживостью, которую он использовал в течение всей своей политической деятельности. Известно, что в середине VIII в., когда Cаман-худат впервые появился на политической арене Арабского халифата, произошло крупное восстание жителей Мавераннахра [Беленицкий 1973: 155], после чего Абу Муслим уничтожил местную знать Согда и Бухары [at-Tabarī I II: 79 – 80], большинство которых составляли местные влалетели и дихканы Мавераннахра.

70 Известны имена нескольких персоязычных поэтов, служивших при дворе Рафи‘ ибн ал-Лайса [Та’рих-и Систан: 211].
71 Он выпустил дирхaм, на котором упоминаются только его имя и имя халифа ал-Муктадира. Выпуск этой монеты был знаком его неповиновения Саманидам [Bosworth, Rispling 1993: 215 – 217].
38

Этим был положен конец попыткам местных правителей привлечь Китай в борьбу против арабских завоевателей [Карев 2000: 209 – 210] и обеспечено признание победы арабов над китайскими войсками при р. Талас [Большаков 1980: 132 – 136]. Этим же временем датируется ликвидация монетного чекана всех местных династий (единственного атрибута их номинальной власти) и окончательная победа ислама и арабского языка в Мавераннахре [Карев 2000: 205 – 218]. Абу Муслим прославился своей кровожадностью, и считался одним из четырех мусульманских полководцев, каждый из которых истребил более одного миллиона людей [ас-Саолибий: 72]. Исходя из вышеизложенных данных, можно предполагать, что Cаман-худат воспользовался политической обстановкой в Мавераннахре, сложившейся к середине VIII в., когда большинство местных династий Согда и Бухары были ликвидированы, а их имущество конфисковано, и объявил себя потомком доисламских правителей Мавераннахра⁷². Возможно, он, приняв ислам, участвовал в подавлении этого восстания, так же как поздее его внуки Нух, Ахмад, Йахйа и Илйас, сыновья Асада, принимали участие в подавлении восстания под руководством Рафи‘ ибн ал-Лайса.

Cаман-худат

Для успешного решения вопроса об истинном происхождении Cаман-худата необходима правильная этимология его имени. Имя Cаман-худата связывается с названием селения Cаман (سامان), которое он основал в области Балха или Термеза. Относительно этимологии этого имени или названия бытуют различные мнения. В предании о происхождении Cаманидов слову саман придается значение «благоустройство» [Семенов 1955: 4]. В переводе с персидского слово саман (سامان) означает «порядок», «налаженность», «благосостояние», «богатство» [ПРС II: 13]. В пeхлевийском языке sаmаn означает «граница», «регион» [Anthologie: 424; Dencard: 160, 164; Dadastan i Denig: 244, 281]. Упоминается также собственное имя Sаm(аn) [Dencard: 24, 160; Dadastan i Denig: 107] или люди Саманa (Thamanaois), жители местности Harahvatiš [Herzfeld 1947 II: 708].

72 Родословная Саманидов, возводившаяся к Бахрам Чубину, появилась в источниках, начиная с середины Х в., после захвата Саманидами владений Саффаридов.
39

По некоторым данным, иранская династия Буидов также происходила от некоего Cамана (سامان), который был потомком Бахрам V Гура из династии Сасанидов [Бируни 1957: 51]. Однако эти доводы являются не достаточно убедительными, не соответствуют закономерностям топонимообразования и требуют дополнительных аргументаций.

Происхождение имени Cаман связывают также с чигилским словом saman, что означает «солома» [Кошгaрий I: 392; Кašarli: 348]. По археологическим данным, на территории Бактрии-Тохаристана, особенно в области Термеза и Балха, солома широко употреблялась в строительстве, начиная с древнейших времен [Массон 1971: 9; Аскаров 1977: 116 – 117]. Ее использовали также как корм скоту, как топливо и пр., причем главными поставщиками самана в города Центральной Азии были именно тюрки-кочевники. Не исключено, что род Cамана промышлял саманом, доставлял или занимался его сбытом [Хидоятов 2004: 23]. Среди тюрков Средней Азии до недавних времен было распространено прозвание Cаманчи⁷³. Такое прозвание имел один из беков Балха эпохи Темуридов Тангри Берди Cаманчи [Бабур-наме: 57б, 175б]. В Пархарском районе Кулябской области находится кишлак Cаманчи [Камалиддинов 1996: 188].

Однако, на наш взгляд, этимология имени Cаман в значении sаmаn – «солома», скорее всего, также не соответствует действительности. В средневековых тюркских словарях слово sаmаnī (ساماني) имеет также значение «просящий подаяние», «нищий» [Ibnü-Mühenna: 104].

Происхождение имени Cаман пытались также связывать со словом šman (шаман) [Günaltay 1938: 77, 78]. Хотя шаманизм являлся одной из составных частей духовной культуры древних тюрков, само слово шаман в тюркской среде было инородным. Cлово šmn (šman) зафиксировано в согдийских текстах в значении «священник», «шаман» [Gharib 1995: 224]. В тюркских языках для понятия шаман использовали слово qam – «шаман» [ДТС: 413; King’ Dictionary: 306], xam [Боровков 1963: 346] или kam [Ibnü- Mühenna: 36; Радлов II: 476, 491], а также аdanliγ – «делающий заклинание» [Радлов I: 463]. Происхождение слова qam/γam/sam/šam (an), встречающегося в составе многих топонимов, связывается также с древним тюркским этнонимом [Haciyeva 2008: 126 – 127]. Среди урало-алтайских народов Центральной Азии, Урала и Сибири встречается этноним cаман/шаман/самай/самар, происхождение которого связывается с южными регионами, откуда он был занесен в их среду в глубокой древности алтайской языковой общности [Василевич 1965: 139 – 145].

73 От этого слова, например, образована фамилия известного киргизского фольклориста Т. Саманчина (1909 – 1979). В Турции и сегодня можно встретить фамилию Саманчи-оглу.
40

Алтайские бурханисты сообщают о «людях в белых одеждах», приезжавших на Алтай и призывавших людей верить в единого бога [Зуев 2002: 186]. Следовательно, истоки этого слова следует искать на юге – в Средней Азии, Иране или Индии.

В толковании персоязычного поэта XI в. слово шаман обозначало «идолопоклонников Хиндустана» (بتپرست ھندستان ) [Джумаев 2002: 70 – 71]. Согласно ал-Хваразми, шаманисты были служителями идолов (اصنام ) [al-Khowarezmī: 175]. В средневековых персидских толковых словарях слово šaman объясняется как «идолопоклонник» (بتپرست ) [Баевский 1984: 221]. Беруни называет в Средней Азии религиозную общину аш-шаманиййа (الشمنیة), последователи которой были идолопоклонниками, но испытывали сильную ненависть к брахманам [Бируни 1963: 66 – 67]. Жители Хорасана называли буддистов шаманийин (شمنیین) или шаманан (شمنان) (перс., мн. ч. от шаман) [al-Bīrūnī: 206; Бируни 1957: 204]. Ибн ан-Надим называет буддистов ас-саманиййа (السمنیة) [Ibn an-Nadīm: 345; Flügel 1862: 76, 105, 385]. В средние века в Индии упоминается город Саман (سامان ) [Гийасаддин: 186].

В индийской мифологии šmana означает «правитель», одно из имен Йимы, а в буддийской традиции šamana означает «тот, кто прилагает усилия», что является вторым звеном в буддийской иерархии. От этого же слова, возможно, происходит и слово шаман [Louis 1977 VIII: 41, 344]. Этот термин происходит из пракритского (санскрит) слова šmana (šamana) и означает последователей буддизма [Golden 1998: 231; Шипова 1976: 410]. В древности и средние века существовали тесные культурные взаимосвязи между тюрками и индусами, контактной зоной которых была Северная Индия. Эти связи нашли свое отражение в их мифологии и верованиях, в частности, в шаманизме и буддизме [Рашид ад-дин 1987: 18 – 19].

В зороастрийской религиозной литературе имя Sаmаn упоминается наряду с именами таких демонов и лиц, как Акаташ (Akataš, Акоман (Akoman), Арастай (Arastаy), Варан (Waran), Нанхаис (Nanhais), Сабук (Sabuk), Тауреч (Taureč), Хион (Hyon) и Зареч (Zareč) [Anthologie: 395, 414, 430; Dencard: 24, 160; Dadastan i Denig: 107]. В глазах зороастрийцев «демонами» могли выступать буддийские боги и священники, а в составе имен некоторых из них можно видеть тюркские слова и этнонимы: авар, куман, тай, таш, тур и хион.
41

Пехлевийское Sаmаn (Sаhmаn) производится от санскритского слова, означающего «оказывающий внимание, заботу» [Dehkhoda VIII: 11769].

В этой связи представляют интерес данные о предках Cаман-худата, которые были потомками Бахрам Чубина от его брака с дочерью тюркского кагана, имевшего местопребывание в Бухаре. Известно, что в VI в. Бухарский оазис был владением сына верховного тюркского правителя Тарду-кагана по имени Йанг Соух-тегин (Эл Арслан, Шир-и Кишвар, Сава-шах), который был родственником сасанидского шаханшаха Хурмазда IV Туркзада по материнской линии [Bel‘mī II: 248; 265; Firdousī VI: 656 – 657; Бичурин I: 279]. Он правил там 20 лет с резиденцией в г. Байканде и построил шахристан (араб. мадина) Бухары, а также несколько селений в Бухарском оазисе, такие как Мамастин, Сакматин, Самтин и Фараб [Наршахий: 17].

В средние века в области Насафа упоминается селение Наукад Сава (نوقدساوه) [aн-Насафи 6284: 59V; al-Sam‘аni: 571R], название которого может быть связано с именем Сава (نوقد ساوه). Тюркский правитель Бухары Эл Арслан (Шир-и Кишвар) в арабских источниках называется Шаба (شابة) [Ibn Khordаdhbeh: 40], а в персидских – Сава-шахом (ساوهشاه) [Firdousī VI: 656 – 658; Гумилев 1967: 115, 132]. Сава или Шава (šаwa) является бактрийским титулом, означавшим «владетель» [Frye 1956: 122; Harmatta, Litvinsky 1996: 371]. Из этих данных следует, что Шир-и Кишвар основал селения не только в области Бухары, но и в области Нахшаба (араб. Насаф) в Южном Согде.

К юго-востоку от Фарабра, на возвышенности Кыз-кыр сохранились остатки сторожевой башни, известной как Динг Арслан-хана. По археологическим данным, это самое древнее из сохранившихся сооружений в округе Фарабра [Массон 1966: 167]. Если учесть, что Фарабр был основан Эл Арсланом (Шир-и Кишвар) [Наршахий: 17], то можно предположить, что эта башня могла быть построена в конце VI – начале VII вв. правившим здесь его сыном Эл-тегином (Пармуда) [Камалиддинов 1996: 85].

Его сын Эл-тегин (Пармуда, Нили-хан)⁷⁴, правивший в Байканде до 603 г. [Гумилев 1967: 132], также основал несколько селений, такие как Искиджкат, Шарг, Фарахша и Рамтин (Рамитан). Он был женат на китайской принцессе, которая привезла с собой из Китая храм идолов и его установили в Рамтине (Рамитан) [Наршахий: 17].

74 Имя Ил (Йил, Эл) может быть вариантом имени Илиг (Элиг), которое носил один из первых тюркских каганов [Rybatzki 2000: 207].
42

Рамтин (Рамитан) древнее Бухары, и ранeе в нем имели местопребывание владетели, а после строительства Бухары они перешли туда. В некоторых книгах Рамтин (Рамитан) называется также «Бухарой» [Наршахий: 23].

Из этих сообщений следует, что Эл-тегин (Пармуда) был приверженцем буддизма⁷⁵ и имеено с ним связывается проникновение буддизма в Бухару [Ставиский 1960: 115]. Второе имя Эл-тегина – Пармуда производится от буддийского титула pramukha [Harmatta, Litvinsky 1996: 371]. В 588 г. Эл-тегин был назначен правителем Тохаристана и Гандхары, только что включенных в состав Тюркского каганата [Chavannes 1903: 157]. Китайский путешественник У-кун между 759 – 764 гг. видел в Кашмире и Гандхаре среди буддийских святынь несколько храмов, основанных в VI – VII вв. тюркскими правителями и членами их семей – эти сооружения стояли уже столетие. В Кашмире имелся «храм хатун», основанный при тюрках, и храм Ve-li-te-le, т.е. Vе-li-tegin или Эл-тегин, который был сыном верховного правителя тюрков. В Гандхаре был храм Tegin-cha, который основала хатун, «супруга правителя тюрков» [Сhavannes 1903: 198, 242 – 245; Литвинский, Зеймаль 1971: 120]. Еще в XI в. в северной и восточной частях Кашмира жили тюрки, исповедовавшие буддизм [Бируни 1963: 202 – 203]. Предполагается, что Эл-тегин был основателем храма Наубахар в Балхе [Harmatta, Litvinsky 1996: 371]. Почитателем буддизма был также Тун йабгу-каган, который около 630 г. дружелюбно встретил Сюань Цзана и слушал его проповедь [Beal 1990: 42 – 44]. Его сын Сир йабгу-каган (Сы-йеху кэхань), по данным Сюань Цзана, в 632 или 633 г. пытался захватить буддийский монастырь Наубахар в Балхе, но ему во сне явилась богиня Vaišavana deva, хранительница этого храма, и он раскаялся перед монахами в своем поступке [Ekrem 2003: 149].

Согласно ал-Хваразми, ал- бухар (البھار al-buhаr) означает «дом идолов» индийцев [al- Khowаrezmī: 34]. По данным Джувайни, слово бухар (بخار buxаr) «на языке мугов» означало «собрание науки» (مجمعالعلوم), а «на языке идолопоклонников», уйгурских и китайских, употреблялось для обозначения их храмов, где помещались идолы [Бартольд 1963: 214.]. Махмуд ал-Кашгари отмечает, что Бухара названа так потому, что в ней находился храм идолопоклонников [Кошгарий III: 164].

75 Иначе трудно было бы объяснить женитьбу зороастрийца из Бухары на представительнице другой веры из Китая. «Китайская принцесса» на самом деле, возможно, была не из собственно Китая, а из Восточного Туркестана, в отношении которого мусульманские авторы также употребляли термин ас-Син (الصین).
43

Эл-тегин (Пармуда, Нили-хан), который был женат на китайской принцессе, построил буддийский храм в Рамитане, где находилась его летняя резиденция. Известно, что около 590 г. китайская принцесса Сян-шы из дома Чжоу, готовившая антиправительственный заговор против императора из династии Суй, чтобы заручиться поддержкой тюрков, заключила союз с правителем Бухары Нили-ханом [Бичурин I: 240; Гумилев 1967: 136]. Именно к этому времени, по-видимому, и относится заключение брачного договора, приезд китайской принцессы в Бухару и строительство буддийского храма в Рамитане.

Китайская принцесса Сян-шы родила ему сына по имени Дамань (Таман). Вскоре после этого Нили-хан умер, и она вышла замуж за его младшего брата Поши-деле (тегин). Около 600 г. Поши-деле вместе с Сян-шы уехал к китайскому Двору и был оставлен там в качестве заложника. Сян-шы так и не вернулась в Бухару и осталась в Китае до конца своих дней. После смерти Нили-хана на престол был возведен его сын от Сян-шы Дамань (Таман) с титулом Нигю Чуло-хан. В 614 г. Чуло-хан женился на китайской принцессе Синь-и, и находился на военной службе у китайского императора. В 618 г. он погиб на войне с восточными тюрками [Бичурин I: 279 – 283].

Название «Бухара» могло превоначально прилагаться именно к этому храму в Рамитане, а затем быть перенесенным на всю область и на ее новую столицу. Согласно источникам, Бахрам Чубин после своего бегства из Ирана женился именно на дочери Эл- тегина (Пармуда). В результате этого брака образовалось семейство, потомком которого и был Cаман-худат. В VI – VII вв. в Бухарском оазисе имели хождение медные монеты китайского образца с 4-угольной тамгой, которая воспроизводит древнекитайский знак 4-х дорог, и надписью βγy γ’γ’ pny – «владыки кагана деньга» [Смирнова 1981: 59]. Возможно, эти монеты были выпущены тюркским правителем Бухары Эл Арсланом (Сава-шах, Шир-и Кишвар) или его сыном Эл-тегином (Пармуда, Нили).

Буддизм в Бухаре, вероятно, не имел широкого распространения [Мкртычев 2002: 179 – 185]. Китайский паломник Сюань Цзан, около 630 г. проехавший через владение Pu-ho (Бухара), не отметил наличия здесь каких-либо буддийских святынь или последователей буддизма [Beal 1990: 45]. Считается, что большая часть населения раннесредневекового Согда исповедовала так называемый «маздеизм», т.е. разновидность зороастризма. Но здесь существовали и другие религиозные общины, в том числе и буддийские, так как буддизм был широко распространен почти во всех областях, окружавших Согд (Мерв, Фергана, Семиречье, Тохаристан и др.), начиная с кушанского времени [Лунина, Усманова 1990: 65 – 67].
44

Согдийские письма из буддийского храма Дуньхуан в Восточном Туркестане свидетельствуют о том, что в IV в. н.э. согдийцы исповедовали буддизм и манихеизм [Benveniste 1946; Henning: 601; Lapierre 1998: 4]. В согдийских надписях (III – VIII вв.) Ладака, расположенном на пути в Тибет, зафиксировано одно имя, которое переводится как «слуга Будды» и является согдийской калькой индийского имени Buddhadasa [Симс- Вильямс 1995: 61 – 67]. По данным китайских источников VII в., жители Кана (т.е. Самарканда) поклонялись Будде и приносили жертву небу. В конце VII в. пользовался известностью буддийский паломник Сангхаварма, уроженец Кана [Литвинский, Зеймаль 1971: 123]. Китайский паломник Сюань Цзан около 630 г. отметил наличие в Самарканде (Sa-mo-kien) двух буддийских храмов в состоянии запустения [Beal 1990: 45]. В согдийском документе В-7, датирующимся началом VIII в., упоминается буддийский монах, которому была пожертвована сумма в 1,5 драхмы [СДГМ II: 165 – 167]. Один из городских кварталов средневекового Самарканда назывался Уштабдиза (اشتابدیزه) [ан-Насафи: 118; ан-Насафи 6284: 23R; ас-Сам‘ани I: 265}, в названии которого можно видеть санскритское слово stuppa (ступа) [Камолиддин 2003: 123 – 124]. В области Самарканда упоминается рустак Санджарфаган или Санджарфагн (سنجرفغن) [al-Istakhrī: 320; Ibn Haukal: 496, 498; al-Moqaddasī: 266, 279], в названии которого (санджар) можно видеть санскритское слово sangharama (буддийский храм). Предполагается, что самаркандский намазгах (араб. ал-мусалла), т.е. загородная мечеть для праздничных молитв, расположенная в местности к западу от Афрасиаба, была построена на месте буддийского храма (бехар), по имени которого назывались западные ворота Самарканда – Наубахарские (بابالنوبھار), находившиеся в южном конце западной городской стены [Вяткин 1926: 12, 18]. По некоторым данным, соборная мечеть Самарканда домонгольского времени, расположенная к западу от цитадели, также была построена на месте капища идолопоклонников [Кандия: 150].

Название области Уструшана (استروشنھ) или Сутрушана (ستروشنھ), возможно, происходит от санскритского слова Suturšn, обозначающего одного из буддийских божеств [Грицина 2000: 38]. В одной рукописи буддийского содержания, написанной уйгурским письмом, упоминается город Sutrasan, название которого образовано от санскритского слова sudaršna [ДТС: 515].
45

На монетах Уструшаны часто встречается изображение слона, буддийского символа мудрости, а имя одного из правителей – Сатачари (Stcry) восходит к санскритскому Садачарья, что означает «учитель» [Смирнова 1971: 59 – 64]. В долине р. Санзар (Джизакская обл.) было открыто культовое сооружение I – III вв. н.э. В нем были крупные бронзовые статуи Будды, вокруг которых стояли бронзовые фигуры сидящих львов [Альбаум 1955: 57 – 60; Литвинский 1975: 191 – 198]. О существовании здесь буддийского храма, функционировавшего в V – VII вв., говорится в надписи, сделанной 15 лет спустя после его разрушения [Lapierre 1998: 9]. При раскопках цитадели Афрасиаба была найдена бронзовая статуэтка ботхисатвы, которая представляла собой часть бронзового алтаря китайского производства эпохи Вэй. В раннесредневековых слоях Пенджикента была обнаружена терракотовая форма для оттиска образков с сидящей фигурой Будды [Мкртычев 2002: 180 – 181]. В Пенджикенте был найден венчик хума с процарапанной на нем после обжига согдийской надписью sutra – «сутра» (чтение В.А.Лившица); вероятно, этот хум служил местом для хранения буддийских рукописей [Беленицкий, Маршак, Распопова 1986: 320 – 321] Изображние Будды имеется также в живописи Пенджикента первой четверти VIII в. В одном из помещений объекта XXV над аркой двери была помещена небольшая фигура Будды с жестом абхйямудра [Маршак, Распопова 1988: 142 – 143]. Когда Кутайба ибн Муслим завоевал Байканд, он нашел в одном из его храмов серебряного идола, который был оценен в 4 тысячи дирхамов [Frye 1954: 45; Наршахий: 45]. На месте мечети Мах (ماخ) в Бухаре еще в Х в. два раза в году торговали идолами⁷⁶ [Frye 1954: 21; Наршахий: 26]. В вакфном документе потомков Исма‘ила ас-Самани упоминается канал Джуй-и Бут (جويبت), т.е. Канал Идола, протекавший в окрестности Бухары [Чехович 1950: 261]. На городище Сарык-тепа в Яккабагском тумане (Кашкадарьинский вилаят) найдены одна глиняная и одна терракотовая плитки с изображением Будды [Лунина 1989: 57 – 60; Лунина, Усманова 1990: 65 – 67]. Тюркский каган, возглавлявший коалицию жителей Согда, Чача и Ферганы в своем обращении к арабам сообщил, что они поклоняются идолу [at-Tabarī II: 1537]. В ХII в. в Насафе упоминается целое семейство с нисбой ар-Рахиби (الراھبي), образованной от арабского слова рахиб (راھب), что означает «монах» [ас-Сам‘ани VI: 59].

76 Конечно, эти идолы не обязательно должны были быть объектом поклонения буддистов, так как в Средней Азии идолопоклонничество было также одним из атрибутов манихеизма.
46

Все эти данные имеют очень важное значение для определения истинного происхождения Cаманидов. Из них следует, что Cаман-худат, возможно, был не зороастрийцем, как сообщают источники [Гардизи: 62]⁷⁷, а буддистом, что согласуется с тем, что в доисламское время в Балхе, из которого происходил Cаман-худат, доминировал буддизм [Barthold 1945: 48].

Балх

Накануне арабского завоевания Балх был крупным городским центром и столицей Тохаристана, значительную часть населения которого составляли тюрки [Frye, Sayili 1945: 313; Frye 1993: 136]. Город Балх называется «столицей страны тюрков» (دارمملكةالاتراك), в которой пребывал их правитель [al-IdrīsīIV: 483]. Арабы всегда смотрели на Балх, древнюю религиозную столицу Кушанской империи и местонахождение буддийского храма и монастыря Наубахар, как на «столицу тюрков», с которыми они впервые вступили в контакт еще до смерти халифа ‘Умара, в 21/641-42 г., когда они преследовали шаханшаха Йездигерда III после битвы при Нихаванде [Gibb 1923: 8 – 9, 15]. В IХ – Х вв. в области Балха проживали тюрки из племени халадж и гузз [Frye, Sayili 1945: 313]. На поселении Джига-тепа в области Балха найдены 32 буллы с оттисками печатей, датирующихся III – началом IV вв. н.э. и принадлежавших высшим должностным лицам сасанидского государства, таким как маг, военачальник, матрпат (советник правителя) и ведающий денежным хозяйством дворца. На печатях изображены портреты владельцев, животные и символические знаки, а также родовые тамги и надписи пехлевийским, бактрийским, кхарошти и согдийским письмом. У некоторых лиц, изображенных на этих печатях, черты, прически и украшения, характерные для тюрков. Например, большие миндалевидные глаза с припухшими веками, крупный прямой нос, пухлые губы, волосы, туго завитые локонами и спускающиеся сзади до плеч, туго скрученные косы, небольшие усы и острая бородка, а также одна серьга в правом ухе в виде подвески из трех шариков.

77 Это сообщение согласуется с данными о происхождении Саман-худата от потомков сасанидского полководца Бахрам Чубина, который, будучи подданным империи Сасанидов, где зороастризм являлся государственной религией, скорее всего, также исповедовал эту религию.
47

Из головных уборов выделяется шлем с полями, на которых три заостренных выступа. Такие шапки характерны для тюркских племен. Родовые тамги, изображенные на некоторых буллах, имеют прямые аналогии с тамгами древних тюрков. Согдийские надписи, нанесенные на некоторые оттиски, указывают на связь с Согдом [Кругликова 1984: 141 – 151]. На одной из булл изображена львица, кормящая двух детенышей – излюбленный сюжет огузской мифологии, согласно которой Огуз-хан был вскормлен львицей [Короглы 1976: 98]. Схожий сюжет есть и в мифологии алтайских тюрков, согласно которой, их родоначальник по имени Ашина был вскормлен волчицей.

Эфталитские и тюркские правители Балха чеканили свои монеты по образцу cасанидских, на которых был зафиксирован их династийный титул yabγu (йабгу) – yabgu bahlikano, т.е. « йабгу Балха» или « йабгу Бактрийский» [Göbl 1967: 141, 182; Walker 1941: 14; Никитин 1986: 82, 87]. В пехлевийских источниках VII в. правитель Балха называется Йаббу-каган [Markwart 1931: 10]. На медальоне, выпущенном правителем Тохаристана и Гандхары Тарду-шадом в 625 г., Тун йабгу-каган называется jeb MLK’’n MLK’, т.е. йеб шаханшах или « йабгу Владетель владетелей» [Harmatta, Litvinsky 1996: 370]. В эпоху арабских завоеваний в Балхе имел местопребывание правитель по имени Низак-Тархан [Арабский аноним: 1б]. Еще в прошлом веке регион Балха считался центром афганского Туркестана, что нашло свое отражение и в современной картографии, в которой районы Балха и Тохаристана обозначаются названием Туркестан [Gray 1977: 8].

В Балхе впервые было признано учение Заратуштры (Зороастра), основоположника зороастризма, и с этим городом был связан начальный период его деятельности [Бартольд 1971: 469; Пьянков 1968: 55 – 68]. Согласно пехлевийским источникам, Спандийат, сын Виштаспа, построил в Бахле (Балх) сверкающую столицу Навазак и основал там чудотворный огонь Вахрама [Markwart 1931: 10]. Абу Райхан Беруни также пишет, что Исфандийар, сын Гуштаспа, распространил учение Зороастра на Восток и на Запад и во всех странах от Китая до Рима он воздвигал храмы огня [Бируни 1963: 66 – 67]. Таким образом, жители Балха, как и всей Бактрии-Тохаристана, первоначально поклонялись огню, что подтверждается и археологическими данными. На городище Джаркутан (сер. II тыс. до н.э.), расположенном в 60 км к северо-западу от Термеза, раскопан протозороастрийский храм огня, посвященный культу Солнца. Алтари для возжигания огня были найдены и в некоторых других синхронных памятниках древней Бактрии [Аскаров, Ширинов 1993: 128 – 132].
48

Однако после распада державы Ахеменидов город был более тесно связан с Индией и при Кушанах стал одним из главных очагов буддизма, оказывая культурное влияние и на восточные области государства Сасанидов⁷⁸. По последним данным, буддизм был распространен не только в восточной, но и западной части государства Сасанидов, куда буддийские миссионеры проникали как через Хорасан, так и морским путем [Compareti 2007]. В Авесте трижды упоминается слово Buiti, в котором можно видеть индийское Buddha, а Балху дается эпитет «Drafsa» («C поднятыми знаменами»), что связывается с буддизмом, так как в балхском Наубахаре было множество огромных знамен [Литвинский 1975: 191]. В пехлевийских источниках Будда упоминается в форме But [Bailey 1930: 279].

Вероятно, в эпоху раннего средневековья в Балхе наблюдалось слияние двух различных культур – буддийской и зороастрийской⁷⁹. Здесь одинаково почитались и Будда, и Ахура-Мазда [Бартольд 1971: 470]. На изображениях кушано-сасанидских монет Тохаристана (IV в.) представлены как буддийские боги Шива и Митра, так и Ахура Мазда [Луконин 1967: 26]. Несмотря на политику преследования инаковерующих, в частности буддизма и брахманизма, проводившуюся Сасанидами, некоторые памятники сасанидского времени фиксируют почитание Будды в восточных областях Ирана в IV в. н.э. [Луконин 1969: 43]. В области Балха, недалеко от Баглана, раскопан храм (Сурх-Котал), основанный кушанским правителем Канишкой (I – II в. н.э.), с которым связывается распространение буддизма в Бактрии-Тохаристане. В храме Канишки раскопан алтарь, который свидетельствует о том, что здесь поклонялись огню [Schlumberger 1977: 13]. Алтари были найдены и в буддийских культовых сооружениях, из чего следует, что культ огня мог быть приспособлен кушанами и для буддийского ритуала [Ставиский 1977: 196]. В буддийском культовом центре Кара-тепа (I – II вв. н.э.) в Термезе найдены сюжетные росписи с изображениями «Огненного Будды» (Будда-Зороастр), т.е. Будды в обрамлении языков пламени, которые позже получили широкое распространение в Тохаристане и Центральной Азии [Ставиский 1983: 82; 1987: 105].

78 Так, в Сеистане были открыты развалины буддийского монастыря кушанского времени [Бартольд 1971: 432; Бартольд 1971: 44], а в Мерве – двух буддийских ступ и гигантской статуи Будды, постороенных в II – III вв. и функционировавших до VI – VII вв. н.э. [Кошеленко 1984: 137 – 140].
79 В бактрийском документе из Тохаристана, датирующемся 525 г. бактрийской эры (757 г.), упоминаются рядом vihara (буддийский монастырь) и зороастрийский храм, а также термины «кладбище» (дахма) и сжигать (индийский обряд), что свидетельствует о разнообразии верований и религиозной практики в этом регионе перед приходом ислама [Симс-Вильямс 1997: 9].
49

На монетах кушанских правителей Канишки и Хувишки встречается изображение мужского божества с 4 руками по имени Фарро, что означает «огонь» [Тревер 1958: 142]. Изображения алтарей имеются и в буддийских росписях Восточного Туркестана. Возжигание огня при определенных церемониях было характерно для многих религий, поэтому появление алтарей в буддийских росписях неудивительно [Шкода 1985: 87].

Поэтому в средневековых источниках приводятся весьма противоречивые сведения о характере культа в храме Наубахар. Согласно одним источникам, храм был посвящен культу огня [Бируни 1963: 66 – 67; ал-Балхи: 20, 37; Le Strange 1905: 421], согласно другим – он был буддийским монастырем [Ibn al-Fakīh: 323 – 324], а третьим – резиденцией сасанидских шаханшахов [Hudud al-‘Аlam: 108].

На наш взгляд, храм Наубахар на разных этапах истории был местом поклонения различных религиозных общин [Бартольд 1971: 469 – 472; Камалиддинов 1996: 303 – 307], в том числе и последователей зороастризма или маздеизма. Однако ни зороастризм, ни маздеизм никогда не были признаны в Балхе государственной религией. Здесь в эпоху раннего средневековья и до него всегда господствовал буддизм [Бартольд 1971: 469; Ставиский 1977: 179], что доказывается свидетельством китайского паломника Сюань Цзана (630 г.), который называет главный храм Балха «новой сангхарамой» (Nava sangharama), отмечает в нем наличие статуи Будды и богини P’-sha-men (Vaišavana deva) [Beal 1990: 49; Ekrem 2003: 149 – 150]⁸⁰. Эти данные подтверждаются арабскими авторами, которые отмечают, что храм был предназначен для поклонения идолам (عبادةالاوثان) и наличие в нем высоко поднятых знамен [Ibn al-Fakīh: 322, 323]⁸¹, и сведениями других источников [Hudud al-‘Аlam: 108], а также археологическими исследованиями [Mizuno 1968: 93 – 96, 109 – 112; Mizuno 1962]. В труде ал-Фахри, посвященном различным религиям, упоминаются идолопоклонники (عبدةالاصنام), которые поклонялись истуканам (اوثان), быкам и коровам, а также лунопоклонники (عبدةالقمر), признававшие Луну одним из величайших ангелов, устроителем всего дольнего мира.

80 В персидский язык это слово перешло в форме санджар или санджаристан, а другое санскритское слово vihara, означающее «буддийский монастырь», в форме бахар или бехар [Бартольд 1971г: 214].
81 Согласно Авесте, Балх имел эпитет «Drafsa» («C поднятыми знаменами»), что было связано с буддизмом, так как в балхском Наубахаре было множество огромных знамен [Литвинский 1975: 191].
50

Они представляли Луну в качестве супруги Солнца и поклонялись идолу наподобии тельца [ал-Фахри: 42 – 43].

По некоторым данным, в храм Наубахар приходили поклоняться и тюрки, и персы [Хофиз-и Таниш II: 137]. Внутри храма стояли идолы, привезенные сюда из Индии, Синда и различных областей Тохаристана. Каждой весной на 6-день празднования науруза в Балх приезжали многочисленные паломники из всего Тохаристана, а также из Туркестана, Индии, Ирана и Шама (شام), т.е. Сирии. Праздничные обряды в окрестностях храма Наубахар продолжались 7 дней [Ахмедов 1982: 17].

В храме Наубахар господствовали не только буддийские каноны. Во-первых, сюда ежегодно приходили паломники кроме Индии, Синда, Тохаристана и Туркестана, где был распространен буддизм, из Ирана и Шама, т.е. Сирии (или Византии), где очагов буддизма никогда не было. Во-вторых, праздничные обряды в храме проводились весной во время науруза – священного праздника зороастрийцев. С другой стороны, паломники из Ирана и Византии не могли быть зороастрийцами, так как внутри храма были поставлены идолы, привезенные из Индии, Синда и различных областей Тохаристана, что противоречит канонам зороастризма и христианства.

В этой связи интересны данные некоторых источников, согласно которым, удельные владетели (мулук ат-тава’иф) Балха, не были зороастрийцами, а исповедовали религию сабиев и почитали Солнце, Луну, огонь и семь звезд [al-Ja‘ubī I: 179], а храм Наубахар был посвящен культу Луны [Macoudī V: 6 – 7]. Известно, что в арабских источниках сабиями называли, главным образом, ханифов и харранских язычников [Бартольд 1966: 469 – 486], а также последователей манихеизма. Вероучение сабиев было основано на древней религии халдеев, поклонявшихся небесным светилам [Hamzae Isfahanensis: 4 – 5; al-Khowаrezmī: 175]. Особый интерес представляет сообщение историка религий аш-Шахристани, который пишет, что «до Виштаспа правители Балха придерживались религии сабиев. Они поклонялись звездам и особенно почитали оба светила» [al-Shahrastаnī: 431].

Согласно Беруни, халдеями называли Кеянидов, которые пришли в Ирак из Балха. Кеяниды почитали оба светила, а также все звезды и элементы, и считали их священными до того времени, пока не появился Заратуштра по прошествии 30 лет царствования Виштаспы [Бируни 1957: 103, 201]. Из этих данных следует, что еще до возникновения зороастризма в Балхе поклонялись небесным светилам. В последующие эпохи этот древнейший культ приспосабливался к новым религиям – зороастризму, буддизму и манихеизму.
51

По данным китайских источников, манихеи поклонялись 7 светилам – Солнцу, Луне и пяти планетам, которые, согласно их вероучению, предводительствуют 7 днями недели [Беленицкий 1954: 51]. Названия 7 дней недели согдийского календаря были посвящены авестийским божествам, ставшим позже именами небесных светил – солнца, луны, планет и «лунных станций» [СДГМ I: 46]. Следует отметить, что и в храме Наубахар празднования продолжались в течение 7 дней.

Согласно ал-Мас‘уди, храмы сабиев были различной формы, в чем они видели символы и тайну, которые они скрывали. К ним относятся храм Миропорядка, храм Необходимости и храм Души – это здания, круглые по форме. Храм Сатурна – шестиугольный, храм Юпитера – треугольный, храм Марса – прямоугольный, храм Солнца – квадратный, храм Венеры – в форме треугольника внутри квадрата, храм Меркурия – в форме треугольника внутри удлиненного прямоугольника, храм Луны – восьмиугольный [Беленицкий 1954: 65]. В VIII в. в столице Ферганы был дом Кавусан, построенный правителем Кавусом. Это было удивительное сооружение, посвященное Солнцу (Меркурию). Его разрушил халиф ал-Му‘тасим (правил в 833 – 842 гг.) [Macoudi IV: 51]. В Бухаре в доисламское время был храм огня Мах (ماخ), т.е. Луны [Наршахий: 26 – 27]. Колонны, на которые опирался дворец правителя на площади Регистан в Бухаре, были расставлены в форме созвездия Большой Медведицы [Наршахий: 29]. Ранние сабии были солнцепоклонниками (عبدةالشمس) и 5 раз в день возносили молитвы Солнцу в виде двурукого идола как одушевленному небесному ангелу, обладавшему человеческими атрибутами, излучавшему свет [ал-Фахри: 42].

В эпоху раннего средневековья в храме Наубахар поклонялись не столько Будде, сколько богу Луны (Аj Tängri) или богу Солнца и Луны (Kün Aj Tängri), т.е. верховному божеству манихеев – Мани или Мани-Будде [Восточный Туркестан: 526; Зуев 2002: 194, 197], воплощавшем в себе Будду, Зороастра и Иисуса Христоса, верховных апостолов трех мировых религий – буддизма, зороастризма и христианства. Поэтому сюда приезжали на поклонение представители манихейских общин, разбросанных в разных странах от Византии до Китая.

Манихейское вероучение, зародившееся в III в. н.э. в Вавилоне, вскоре стало популярным в Иране, из-за чего было подвергнуто жестокому гонению со стороны ортодоксального зороастризма. Эти гонения привели к массовому переселению последователей Мани в страны к северу и северо-востоку от Ирана.
52

В VI – VIII вв. манихеизм был широко распространен в Тохаристане, Согде, Семиречье и Восточном Туркестане. Основными центрами манихеев были Балх, Бухара, Самарканд, Тараз и Турфан. Манихеизм исповедовали не только оседлые и городские жители, но и большинство кочевых тюркских племен. Он был государственной религией Тюркского, Уйгурского, Карлукского, Кыргызского и Кимакского каганатов [Кызласов 2004: 12 – 16]. Согласно Беруни, в странах ислама не было почти ни одного региона, где бы не было манихеев. Но их община, членов которой называли сабиями, открыто существовала только в Самарканде. За пределами ислама веру Мани и его учение исповедовало большинство восточных тюрков, обитатели Китая, Тибета и части Индии [Бируни 1957: 211 – 213]. По данным Махмуда ал-Кашгари, манихеями были чигили и все тюрки-кочевники от реки Джайхун до Чина [Кошгарий I: 374], т.е. от Амударьи до Великой китайской стены. Такое широкое распространение манихеизма среди тюрков объясняется тем, что это вероучение хорошо уживалось с шаманскими ритуалами [Зуев 2002: 182]. В «Шах-нама» Фирдоуси Мани называется «пророком, пришедшим в Иран из земли Чина», т.е. из Туркестана. Известно, что Мани в молодости много лет путешествовал по странам Средней Азии и Индии, где он изучал различные религии. Именно на Востоке сформировалась его религиозная система, вобравшая в себя наиболее существенное из всех других религий [Всеобщая история: 153].

Сильная манихейская община несколько столетий (III – VIII вв.) существовала и в Балхе или вблизи от него. В VI в. здесь был написан один из магических парфяно-манихейских текстов, отражающих тесные контакты манихеев и буддистов [Ставиский 1977: 178; Литвинский 1971: 115]. Из источников известно, что роль манихеев в VII – VIII вв. в Тохаристане, в частности в Чаганийане, была довольно значительной. Буддизм и манихеизм в Средней и Центральной Азии сосуществовали на протяжении длительного времени, и влияние буддизма на восточную ветвь этой религии было настолько сильным, что Мани в манихейских текстах именовался Буддой или богом Луны (Aj Tängri) Мани-Буддой [Восточный Туркестан: 526; Зуев 2002: 194]. По данным Ибн ан-Надима, первый, кто помимо саманийцев (ас- саманиййа), т.е. буддистов, переселился из Тохаристана в Мавaра’aн-нахр, относился к манихеям [Flügel 1862: 76, 105, 385].
53

Восстановление многих буддийских храмов кушанского времени в Тохаристане и строительство новых в VI – VII вв. связывается с деятельностью тюрков [Камалиддинов 1996: 195 – 196, 204 – 205]. К таким относятся буддийский монастырь Аджина-тепа, построенный в середине VII в. в 40 км к северу от городища Кафир-кала в Вахшской долине [Литвинский, Зеймаль 1971], буддийский комплекс Уштур-Мулло у городища Тепа-и Шах [Зеймаль 1987: 73 – 74] и буддийский храм на городище Кала-и Кафирниган в Кубадийане [Литвинский 1981: 131 – 133]. По данным китайского путешественника Хуэй Чао, около 726 г. половину населения Хутталана составляли тюрки. Правитель также был тюрком. Правитель, знать и простой народ Хутталана почитали учение Будды хинаянитского толка. Там было много буддийских монастырей и монахов [Бернштам 1952: 190; Литвинский, Соловьев 1985: 120]. С тюрками связывается основание и функционирование буддийского храма (VI – VIII вв.) на городище Кува (Куба) в Фергане.

В главном зале этого храма раскопана большая статуя Будды, с тюркскими чертами лица [Булатова-Левина 1961: 241 – 245]. На одной из наиболее ранних, так называемых «тюрко-согдийских» монет Ферганы, изображено бесстрастное лицо божества или жреца характерное буддийской иконографии [Смирнова 1981: 24].

Многие данные указывают на то, что Балх был родиной Бахрам Чубина. С этим городом был связан предок Бахрам Чубина Милад (میلاد), который был одним из иранских витязей и богатырей [Фирдоуси I: 360; III: 114, 117, 404]. В тибетском документе VIII в. упоминаются потомки Бахрам Чубина, которые проживали в Балхе [Гумилев 1967: 162]. В средние века с именем Бахрам Чубина были связаны некоторые населенные пункты, расположенные в области Балха. Так, в XII в. области Балха упоминается селение Джубинабад (جوبیناباد), т.е. Чубинабад [ас-Сам‘ани III: 348], а в области Гузганан на пути из Андхуда в Фарйаб упоминается промежуточная станция Джубин (جوبین), т.е. Чубин [al- Mоqaddasī: 347]. Можно предполагать, что эти селения, или одно из них, были родовым имением Бахрам Чубина.

В источниках нет точных данных относительно религиозной принадлежности Бахрам Чубина. Можно предполагать, что высший предок Cаман-худата, Бахрам Чубин, был буддистом. Иначе трудно было бы объяснить его женитьбу на дочери тюркского кагана Эл-тегина (Пармуда), который, как известно, был ярым буддистом и основателем нескольких буддийских монастырей. По крайней мере, некоторые данные указывают на то, что Бахрам Чубин не был сторонником ортодоксального зороастризма, хотя и относился к высшему военному сословию сасанидской империи.
54

Во второй год своего правления, т.е. в 591 г., Варахран VI (т.е. Бахрам Чубин) чеканил в Абаршахре, Герате и Мерве серебряные драхмы с четким изображением креста рядом с зороастрийскими символами [Колесников 2005: 114 – 115]. Эти данные могут указывать на то, что Бахрам Чубин относился с симпатией к христианам, что противоречило канонам ортодоксального зороастризма. Однако, нам представляется, что на этих монетах изображен, скорее всего, не христианский, а манихейский крест [Зуев 2002: 208, рис. 2]. Эти данные позволяют предполагать, что Бахрам Чубин исповедовал манихеизм, сочетавшего в себе элементы буддизма, зороастризма и христианства.

В этой связи представляют интерес родственные связи Бахрам Чубина с тюркским каганом, имевшим местопребывание в Бухаре [ad-Dīnаwarī: 98 – 102; Macoudī II: 223 – 224; Гумилев 1960: 229 – 230]. Известно, что в конце своей жизни Бахрам Чубин вступил в родственные отношения с тюркским каганом Пармудой (Эл-тегин, Нили-хан), сыном тюркского правителя Бухары Эл Арслана (Сава-шах, Шир-и Кишвар) и внуком Тарду- кагана (Кара Чурин Турк) [Bel‘mi II: 248; 265; Firdousi VI: 656 – 657; Бичурин I: 279]. Считается, что Эл-тегин (Пармуда) был приверженцем буддизма, основателем нескольких буддийских монастырей в Тохаристане и Гандхаре [Сhavannes 1903: 198, 242 – 245; Литвинский, Зеймаль 1971: 120], и именно с ним связывается проникновение буддизма в Бухару [Ставиский 1960: 115]. Второе имя Эл-тегина – Пармуда производится от буддийского титула pramukha [Harmatta, Litvinsky 1996: 371]. Однако второе имя его отца Эл Арслана – Сава-шах (Шава, Шаба) [ad-Dinаwarī: 98 – 102; Macoudi II: 223 – 224; Firdousī VI: 656 – 657] указывает на то, что он был манихеем. Предполагается, что имя Сава (Шава, Шаба) является бактрийским титулом šаwa – «правитель» [Frye 1956: 122; Harmatta, Litvinsky 1996: 371]. Согласно другому мнению, это имя происходит от среднеперсидского слова syava – «черный» или согдийского š’w – «черный») [Зуев 2002: 195]. Среди тюрков- манихеев Семиречья было распространено предание о тюркском правителе по имени Шу (شو) (от согд. š’w – «черный» [Кошгарий III: 419; I: 117]. В тюркском манихеизме звание qara – «черный» означало духовную должность, обладатель которой ведал воспитанием и обучением в манихейской школе [Зуев 2002: 201]. Второе имя Сава-шаха – Шир-и Кишвар (Лев страны) [Наршахий: 16, 17] или Эл-Арслан (Лев народа) [Гумилев 1967: 464] также указывает на то, что он был манихеем.
55

Образ льва (перс. шир, тюрк. арслан) и его символы занимали особое место в тюркском манихеизме, тогда как в зороастризме и буддизме они почти не используются [Зуев 2002: 188, 192 – 193, 203]. На монетах тюркских правителей присырдарьинских районов, от Отрара до Чача, часто встречается изображение льва, являвшегося символом божества – покровителя города или народа, т.е. объектом религиозного почитания. В эпоху раннего средневековья образ льва широко использовался в разных аспектах на большой территории от Бухары до Семиречья и Восточного Туркестана [Смирнова 1981: 51, 52, 56 – 58]. Второе имя Тарду-кагана, который был отцом Эл Арслана (Сава-шах, Шир-и Кишвар) и дедом Эл-тегина (Пармуда), было Кара Чурин Турк [Наршахий: 16]. Имя-титул Кара Чур (Qara-čor) также широко известно из манихейских текстов Восточного Туркестана [Зуев 2002: 200 – 201].

В нумизматической коллекции Национальной библиотеки в Париже хранится медальон, выпущенный около 625 г. в Кундузе Тарду-шадом, сыном верховного тюркского правителя Тун йабгу-кагана и основателем династии тюркских йабгу Тохаристана и Гандхары по случаю окончательной победы над эфталитами и присоединения их владений к Тюркскому каганату. Иконография медальона, так же как и некоторых монет тюркских йабгу Тохаристана, обнаруживает, с одной стороны, подражание драхмам шаханшаха Хурмазда IV, а с другой, – индийской религиозной традиции [Harmatta 1982: 168]. На Av этого медальона также изображен портрет правителя вправо, справа и слева от которого имеются пехлевийские надписи jeb MLK’’n MLK’, т.е. « йеб Владетель владетелей», и GDH ‘zwt – «Победа, увеличение (территории)». Предполагается, что на этом медальоне изображен Тун йабгу-каган. На Rv медальона Тун йабгу-кагана изображены алтарь и два жреца, а также бог Шива с волосами в виде пламени [Harmatta, Litvinsky 1996: 370]. Нам представляется, что такое сочетание символов зороастризма и буддизма могло иметь место только в рамках манихейской идеологии. Следовательно, как Тун йабгу-каган, так и его сын Тарду-шад, скорее всего, исповедовали манихеизм.

Тун йабгу-каган был почитателем буддизма, о чем свидетельствует тот факт, что около 630 г. он дружелюбно встретил Сюань Цзана и слушал его проповедь [Beal 1990: 42 – 44]. В тибетских документах есть сообщение, что Тун йабгу-каган посещал Тибет (694, 699, 700 гг.) и был женат на дочери правителя Тибета [Dotson: 2009]. В то же время Сюань Цзан также отмечает, что тюрки поклонялись огню, поэтому у них не было принято использовать деревянные ложа, так как дерево содержит элемент огня [Тугушева 1991: 6].
56

В 591 г. объединенные войска армян, грузин, византийцев и персов, нанесшие поражение армии Бахрам Чубина, захватили в плен много тюрков, которые имели на лбу знак креста [Симокатта: 131]. Нам представляется, что это был не христианский, а манихейский крест. Такое разнообразие верований тюрков эпохи Тюркского каганата, на наш взгляд, указывает на то, что они были именно манихеями.

Все эти данные указывают на то, что верховные правители Западного Тюркского каганата были манихеями. Если учесть, что Бахрам Чубин происходил из Балха и женился на дочери Эл-тегина (Пармуды, Нили), то можно предполагать, что и он, скорее всего, был манихеем. Следовательно, их потомки, в том числе и Cаман-худат, также были манихеями.

Доисламские культы в Средней Азии (not cited)

323
ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Комплексное исследование средневековых письменных источников в совокупности с данными археологии, нумизматики, этнографии и других смежных исторических наук позволяет сделать следующие выводы.

Есть достаточные основания предполагать, что Бахрам Чубин был выходцем из среды тюрков-огузов Тохаристана (Балха), находившихся на службе у Сасанидов и подвергшихся поверхностной иранизации.

Саман-худат был потомком Бахрам Чубина в четвертом или пятом поколении от его брака с дочерью верховного тюркского кагана Эл-тегина (Пармуда), имевшего местопребывание в Бухаре. Эл-тегин был также основателем династии тюркских йабгу Тохаристана. Родиной предков Саман-худата была Фергана, с которой связан последний период жизни Бахрам Чубина. Местом рождения Саман-худата был Чач, где его отец Джабба-хан некоторое время был правителем.

The title Supreme Türkic Kagan alludes to the devaluation of the title Kagan, which followed a devaluation of the title Tarhan (Shanyu), initially a title meaning “Supreme Khan”. With time, numerous positions gained a title Kagan, like the Lesser Kagan, Greater Kagan, and the like, necessitating introduction of a title denoting an absolute superiority.

В то же время Саман-худат по материнской линии через посредство (the Türkic Kaganate viceroy) Эл-тегина (Пармуда) и (his son the Türkic Kagan) Эл Арслана (Шир-и Кишвар) был связан родственными узами с представителями династии Сасанидов – Хусрав I Ануширваном и его сыном Хурмаздом IV Туркзада, вступившими в родство с тюрками.

The maternal dynastic side in the Türkic Kaganate was the tribe Ashide, which statutorily was the owner of the Türkic Kaganate. The paternal dynastic side in the Türkic Kaganate was the tribe Ashina, which statutorily was supplying candidates for the post of presiding Türkic Kagan in accordance with the traditional Lateral Succession order. The sons of the Ashide mothers (Bahram Chubin's offsprings) statutorily belonged to the father's line, tribe Karga clan Anush. That at best could be a princely line of a second echelon, eligible for dynastic succession only on a local tribal level.

До принятия ислама Саман-худат, так же как его предок Джабба-хан и тюркские каганы, исповедовал манихеизм. Он носил тюркское имя Аркук и буддийско-манихейское имя Саман. По тюркскому обычаю, он заплетал волосы в длинную косу, за что был прозван Какулдаром. Так же как и его отец Джабба-хан, он носил титул йабгу (джабгу), который был династийным титулом тюркских правителей Тохаристана.

The Türkic brand of Manichaeism still remained Tengriism, as was the Türkic brand of Buddhism, because Buddhism, and later Manichaeism, syncretized with Tengriism. By the time of the Manichaeism's diffusion, Tengriism was solidly syncretized with Buddhism. The newcoming Manichaean etiology fused with Tengriism seamlessly, because Manichaeism was a syncretic product of Buddhism.

The title Yabgu (Prime Minister and Judge) is consistent with affiliation with the maternal dynastic side, on a confederation (tribal unoun) or federation (Kaganate) level depending on stautory ranking.

Появление Саман-худата на политической арене Арабского халифата было связано с культурно-политическим движением аш-шу‘убиййа, зародившимся в Хорасане в первой половине VIII в., т.е. накануне политической пропаганды в пользу ‘Аббасидов, основную движущую силу которой наряду с персами составляли хорасанские тюрки-огузы. Его можно поставить в один ряд с такими известными деятелями того времени, как доисламский правитель Джурджана (Gurgan, Hyrcania) Сул-тегин и крупный ученый-энциклопедист ‘Абд \323\ Аллах ибн ал-Мубарак ал-Марвази, которые также были выходцами из среды тюрков- огузов Хорасана и служили арабским завоевателям.
323

Потомки Саман-худата продолжили линию своего предка и, тесно сотрудничая с арабскими завоевателями, принимали активное участие в подавлении восстаний местного населения против арабов, а затем в административном управлении. Придя к власти при содействии ‘Аббасидов и будучи их ставленниками, Саманиды были активными проводниками их политики в Средней Азии. Они стали ревностными борцами за веру и вели непрерывные «священные» войны против так называемых «неверных» тюрков, т.е. тех тюрков, которые считались врагами ислама. Ранние Саманиды были глубоко религиозны и имели тесные отношения с духовенством. Поскольку ислам внедрялся в среду тюрков в большинстве случаев через посредство персидского языка, в религиозной жизни местного тюркского населения Средней Азии стала возрастать роль новоперсидского языка (фарси) на основе арабской графики.

The author asserts that as late as 810s, in Balkh and Khorasan, the areas advertiized as core Persian lands, Persian was a foregn language. That is consistent with the appellation Tajik for Islamic proselytizers, who in the Türkic lands were primarily Persian converts promoting the Arab religion, which gained a sobriquet after the name of the Arab tribe Tazzik. The name of the Arab tribe then became a Türkic sobriquet for Islam and its converts, and by extension for the Persian-speakers at large.

Саманиды не случайно выбрали Бухару в качестве своей столицы, потому что именно здесь имели местопребывание их предки Эл Арслан (Шир-и Кишвар) и Эл-тегин (Пармуда) перед тем, как стать верховным тюркским каганом. Историко-лингвистический анализ данных исторической топонимии Бухарского оазиса показывает, что тюркские названия – одни из древнейших на этой территории, что в свою очередь, свидетельствует о том, что тюрки проживали здесь с глубокой древности, составляя часть местного оседлого населения. Название Бухары происходит от тюркского слова buxar (buqar), что означает «буддийский храм» (Buddhist term, loanword). Возникновение этого названия было связано с постройкой в VI в. буддийско-манихейского храма, основателем которого был тюркский правитель этого города Эл-тегин (Пармуда), сын Эл Арслана (Шир-и Кишвара).

В эпоху раннего средневековья население Бухарского оазиса составляли оседлые тюрки и тюркизированные согдийцы. Тюрки обладали не только политической и административной властью, но и составляли значительную часть городского населения Согда. Поэтому уже в эпоху раннего средневековья население городов было двуязычным. Согдийцы не только генетически, но и по своей культуре были очень близки к местным тюркам, с которыми они вступали в смешанные браки. Арабское завоевание, несомненно, оказало влияние на этническую ситуацию в Средней Азии и привело к некоторому сокращению местного населения в результате массового истребления и вынужденного \324\ переселения части согдийцев и тюрков за пределы Арабского халифата и заселения на их место вновь прибывших переселенцев и колонизаторов арабского и персидского происхождения. Однако данные некоторых источников свидетельствуют о том, что после арабско-персидского нашествия не все тюрки покинули свои земли и ушли на восток, как предполагалось ранее, а наоборот, приняв ислам, они умножились как в количестве, так и по своему влиянию в обществе. В IХ – Х вв. основную часть городского и оседло- земледельческого населения Средней Азии, так же как и раньше, составляли тюрки, а также тюркизированные согдийцы, хорезмийцы и бактрийцы.
324

После присоединения к своим владениям Хорасана и большей части Ирана Саманиды, чтобы быть подлинными отцами для подчиненных областей Средней Азии и Ирана, стремились показать свое иранское происхождение, и во что бы то ни стало, хотели выглядеть персами, возводя свой род к эпохе Сасанидов. Поэтому они создали все условия для процветания мусульманской культуры на новоперсидском языке.

Вместе с тем, Саманиды не забывали о своем тюркском происхождении, что прослеживается на всем протяжении правления этой династии. Почти все их окружение в столичной Бухаре, т.е. служившие им крупные сановники, политические деятели и военачальники, были тюрками. Большинство удельных правителей, назначаемых Саманидами в подчиненные им области, также составляли тюрки. Многие из Саманидов вступали с ними в родственные отношения. Саманиды разрешили тюркам-огузам переселиться в окрестности Бухары, рассчитывая на их поддержку в трудную для себя минуту. Поэтому последними людьми, оказавшими помощь Саманидам после утраты ими власти в Бухаре, были именно тюрки-огузы, считавшие их своими правителями.

Система управления Саманидов была построена по образцу ‘Аббасидской, которая в свою очередь строилась на основе государственных традиций Сасанидов. Система управления Саманидов представляла собой четкую и совершенную систему, заключавшую в себе самые передовые достижения того времени в области государственности. Однако, поскольку сам термин «государственность» является понятием юридическим, то и определение его должно быть основанным на правовых нормах. С точки зрения законодательства, система управления Саманидов, так же как и само их правление, не может рассматриваться в качестве независимого государства. Следовательно, правление Саманидов в Средней Азии следует рассматривать не как независимое суверенное \325\ государство, а как правление династии местных правителей, назначенных Багдадом в качестве наместников и проводивших относительно самостоятельную внутреннюю политику, пользуясь определенными полномочиями, которыми их наделили ‘Аббасидские халифы. Формально ‘Аббасидский халифат прекратил свое существование лишь с монгольским завоеванием и представлял собой конфедерацию мусульманских стран, объединенных под номинальной властью багдадских халифов, хотя после 334/945-46 г. реальная власть в Багдаде была сначала в руках Буидов, а с 448/1056-57 г. – Сельджукидов.
325

B эпоху Арабского халифата тюрки принимали активное участие в культурной жизни мусульманского общества. Эпоха мусульманского возрождения характеризуется слиянием различных культурных традиций, в первую очередь, арабов и персов. Не менее важная роль в этом процессе принадлежала и тюркским народам. Расцвет мусульманской науки и культуры проходил под знаком активизации «тюркского внедрения» не только в Средней Азии, но и во всем Переднем и Среднем Востоке. Это во многом объясняет последующее сложение тюрко-персидского синтеза, а также побуждает обратить внимание на роль тюрков в развитии исламской науки и культуры.

Тюркские народы еще до принятия ислама находились под культурным влиянием своих ближайших соседей, иранцев, и при их содействии принимали зороастризм и манихеизм. Особенно сильное культурное влияние на тюрков оказывали согдийцы, с которыми у них были тесные этнокультурные связи, что принято называть тюрко- согдийским симбиозом. В результате этих естественных процессов взаимовлияния и взаимосближения этих двух народов согдийцы полностью ассимилировались в среде оседлых тюрков Средней Азии и Восточного Туркестана.

У истоков литературы на новоперсидском языке (фарси) стояли, отнюдь не персы и не согдийцы, а арабы и тюрки, составлявшие часть населения сасанидского Ирана. Развитие персидской литературы и культуры, начавшееся при дворе иранских Саффаридов, было продолжено при дворах тюркских правителей – Саманидов, Караханидов, Газнавидов, Сельджукидов и Хваразмшахов, которые покровительствовали лучшим представителям персидской поэзии. Новоперсидская литература оказала большое влияние на культуру тюркских народов, что нашло свое отражение в их литературе.
326

Тюркские правители не стремились внедрять тюркский язык в жизнь подвластных им стран. Они не использовали его даже в качестве придворного языка, что могло бы в дальнейшем повысить его роль в качестве языка администрации. Наоборот, они использовали при своих дворах арабский, а еще больше персидский языки. Тюрки первыми стали использовать новоперсидский язык (фарси) в канцелярии наряду с арабским.

Тюркский язык тогда еще не был приспособлен к арабской графике, хотя отдельные тюркские слова использовались в качестве сравнительного материала в трудах некоторых арабоязычных авторов конца VIII – начала IХ в.. Имеются также данные, позволяющие предполагать, что первый труд на тюркском языке в арабской графике был составлен не в ХI в., как считалось ранее, а в первой половине IХ в.

Будучи последователями тюркского направления движения аш-шу‘убиййа, Саманиды, руководствуясь негласным правилом разделения сфер деятельности в ‘Аббасидском халифате, создали все условия для процветания мусульманской культуры на новоперсидском языке.

Высший предок Саманидов, Саман-худат, так же как и его предки, были выходцами из среды оседлых тюрков Средней Азии, имевших древние традиции земледельческой и городской культуры. Потомки древнего и средневекового оседло-земледельческого и городского тюркоязычного населения Средней были известны в начале ХХ в. под названием «сарт» (Türkic “trader, merchant”) и отличались как от кочевых тюркоязычных народов, так и от оседлых ираноязычных народов Средней Азии [Kamoliddin 2004: 63 – 64]. После административно- территориального деления, осуществленного большевиками в 1924 г., они составили основу современного узбекского народа [Камолиддин 2004a: 34 – 41]. Следовательно, исходя из вышеизложенных данных, мы с полным основанием можем считать, что правление династии Саманидов в Средней Азии должно рассматриваться как неотъемлемая часть истории государственности узбекского народа.
327