Возможно, В.А. Терентьев был первым, сказав «А король-то голый!». Однако перечень таких открытий тянется по крайней мере до средневековья. Малюсенькая статья В.А. Терентьева - одна из немногих, она осторожно и узко рассмотрела несколько древнетюркских заимствований в языках Европы. В робкой выборке перечислены только 6 слов из тысяч. Использование недоказанных и недоказуемых устаревших методов фонетических корреляций между неизвестным языком и массой дочерних версий осторожно выявило крупицы древнетюркского лексикона в европейской среде. В то время, немедленно после распада БСССР, публикация была новаторской, но уже не бесстрашной. Особенно необходимо было упомянуть предыдущие результаты современных исследователей и сводку ссылок. В остальном, следование концепции фантастического «Пра-языка» приводит к ошибочным выводам. Они вызваны невысказанными ошибочными представлениями о существовании сформированных «Пра-языков». Домыслы о фонетических переходах между фантастическими «Пра-языками» и их реальными потомками совершенно бесполезны, так как все местные говоры всегда имели и имеют сегодня ареальные вариации. Предположение о существовании кодифицированных языков в дописьменные времена -  это наивное заблуждение. Для тех времен, дистанция взаимопонимания в 200 км предлагается как разумно допустимая оценка. Даже в исторический период влияние тюркского языка на многие языки было многослойным, ср. влияние разделенных тысячелетием Огурского Хуннского и Огузского Кипчакского, или Греческого с Латинским, Вульгарного Латинского с Германскими, и их с Французским, и его с Немецким, и его с Английским. Нет оснований подозревать, что более ранние влияния были менее знчительными. Достоверный анализ должен включать исследование системных и стохастических вариаций внутри тюркского семейства, различия между его членами, и конкретные географические перемещения во времени и пространстве независимо определенными археологическими и биологическими дисциплинами. Анализ не может быть сконфужен случайными орфографиями вокализации отличающимися графически для идентичной фонетики, ср. Английскoе body и средне-Английскoе bodi «тело», которые отличаются графически но передают ту же фонетику; то же с Латинским ch с h и x, Немецкое j (boj, iodine) и Английскoе y (boy, iodine) и т. д.; графема y (boy), в дополнение к полусогласному, также передает гласный i (sit, iliac /i-lee-ak), внося дальнейшую путаницу.

Постинг вынужденно не совсем педантен в аббревиатурах, вызванным отсутствием авторского перечня сокращений. Завершающее приложение приводит в хронологическом порядке библиографию относящуюся к Тюркологической стороне статьи.

Номера страниц показаны в конце страницы синим. Заметки и пояснения постинга, добавленные к тексту автора, даны в (синим курсивом) в скобках и в синих рамках. Необычные формы показаны в доступной форме в скобках (синим курсивом); в Русскоязычной версии эта проблема совершенно незначительна.

Имеющаяся литература по древнейшим гуннским, аварским, древнебулгарским заимствованиям в языках Европы довольно обширна. Началось, очевидно, с этимологии праславянскоро слова *bукъ “бык”. На сегодня существуют четыре варианта этимологии названия этого животного:
1) от глагола бычать (“recently produce”, недавно произвести) [1. С. 57; 2. С. 258; 3. С. 147-148];
2) из тюрк. *buka [4; 5. С. 537 и след.; 6. С. 493];
3) из пракельт. bukko [7. С. 87-88];
4) новейшая теория из ит. *bos [8. С. 63]. Автором последней работы прослеживается логическое фонетическое соответствие o ~ у: ит. *раstо:rios ~ слав. *pastyr, *bo:s ~ *bукъ, объясняемое отсутствием у древних славян фонемы о: и переходом ит. о: > u >у. Ф. Е. Корш предполагает заимствование рус. вол и коза.

Г. И. Рамстедт выступил со статьей о тюркском происхождении слав. *tъrgъ, фин. Turku и других слов из тюрк. torgu ~ torku “шёлк”, а заодно и об алтайском происхождении рус. сокол [9. С. 99-103]. В пику ему М. Рясянен вывел слав. *tъrgъ и другие из тюрк. turku ~ turgu “стоянка”, что более убедительно [10. С. 193-194].

Следующим шагом в этой области стала гипотеза о происхождение нем. Bier, англ. beer и слов в том же значении «пиво» из других языков от тюрк. boza < *bora с развитием в герм. > *bujra > *biura и т.д. [11. С. 240-242]. Примерно к тому же времени относится статья М. Рясянена [12. С. 190-201], в которой приводится целый пучок заимствований из раннетюркского в языки Европы; защищены две диссертации [13; 14].

Написаны работы об аварских (монгольских) заимствованиях в языках Европы. Не обошлось без курьезов. Так, в статье Дж. Хубшмида [15. С. 189-199] за тюркское выдается монгольское заимствование нем. Köcher и старофр. сшуге “колчан”. В уже упоминавшейся работе М. Ря- сянена [12. С. 200] указывается на прамонгбльское происхождение пра-слав. *xomotъ “хомут”, что повторяется и у Я. Чекановского [16. С. 402”405]. В книге К. Г. Менгеса [17] приводятся примеры двух мон- голизмов из «Слова о полку Игореве»: телѣга [17. С. 137-145] и хорюгъвь [17. С. 157-166].

*  *  *

Для начала рассмотрим две уже известные, но с новыми комментариями этимологии. Вначале приведем пратюркскую реконструкцию и \70\ данные по тюркским языкам-потомкам, затем – соответствующие славянские в том же порядке.

1. Тюрк *buka: древнетюрк., древнеуйгур., среднетюрк. и др. buka “бык”, сарыг-уйгур. puka, pyka “производитель бык”, коман., балк., тур. boɣa, чагат., уйгур. buɣa, алт. и др. puɣa, башк. böɣa [8. С. 87].

Слав *bykъ: болг. бик “(некастрированный) бык”, макед. бик “бык”, серб.-хорв. бик “бык”, словен. Ык “бык”, чеш., словац. Ьук “бык”, верхне- луж. byk “(племенной) бык”, нижнелуж. byk “бык”, пол. byk “бык-производитель”, “самец крупных парнокопытных”, словинц. bïk “бык, вол”, древнерус., рус.-церков.-слав. быкъ рус. бык укр. бик “бык (молодой, кастрированный)”, “олень”, “насекомое Ьисатиз сегуиз “ жук-олень”, белорус, бык “бык” [3. С. 147”148].

Отпадение конечного -а связано с мужским родом этого объекта. В славянском из существительных мужского рода к склонению на -а относились только существительные, обозначающие людей.

Переход тюрк. u > слав. у может быть связан с тем, что в славянском в момент заимствования процесс u > у еще не осуществился, или же с тем, что в славянском u было в тот период очень открытым, о чем свидетельствуют германские заимствования в славянские: герм. ö > слав. u.

2. Тюрк *bükäl: тур. bükelik, büjälik, büvälik “синяя или зеленая муха”, каз. bügölük, büŋölük, bügöjök “слепень”, тат. bügälčän, башк. bügäläk, якут. bügüläx “оса”, bügüjäx “овод”; ? чуваш, pəvan “овод” [18. С. 91].

Слав *bъчела, *Ььсе1а: старослав. бъчела бьчела болг. пчела ма- кедон. пчела серб.-хорв. чёла, пчела словен. Ьсё1а, Ьесё1а, сЬё1а, се- Ьё1а, чеш., словац. усе1а, верхнелуж. рсо1а,\усо1а, нижнелуж. со!а, по- лаб. се1а, пол. рзгсгоЫ, слов. рзсив1а, древнерус. бъчела бьчела бчела рус. пчела укр. бджола белорус, пчала “пчела” [3. С. 104”105,].

Из литературы известны две этимологии данного славянского слога:
1) из индоевропейского; ср.: лат. fucus “трутень” или лит. bite, “пчела” и т. д. и
2) от глагола бычать с той же аргументацией, что и для быка (3. С. 105; 19. С. 416]. Предлагаемая нами этимология представляется более разумной, хотя саму идею связи с тюркским уже пытался отвергнуть М. Фасмер [19. С. 416], ошибочно ссылаясь на 3. Гомбоца [20. С. 53, 54].

Колебание *ъ ~ *ь в праславянском вполне согласуется с первоначальным качеством гласного в тюркском: ü “ среднее между u и i, т. е. между тем, что давало слав. *ъ и *ь. Что касается пчелы то не совсем понятно, каким был второй согласный в тюркском: глухим или звонким. М. Рясянен склонен считать его звонким.

Оба слова обозначают реалии мирной жизни “ в отличие от moka и заимствований в германские языки, которые будут рассмотрены ниже.

*  *  *

Приведем два предполагаемых заимствования в германские языки и два в славянские. Предлагаемые этимологии небесспорны, и автор сам мог бы возразить против них, о чем он и пишет, однако без этих этимологий приведенные слова вообще не имеют объяснений или имеют еще менее надежные.

Славянские слова даются с реконструкцией, прагерманской реконструкции не приводится, поскольку прагерманский язык к этому времени уже распался.

3. Тюрк *boδ: древнеуйгур. bod “тело”, среднетюрк. boδ “туловище, талия, комплекция”, карагас. bot “сам”, койбал. boz, bos, шор., саг., кач., \71\ койбал. pos, сарыг-уйгур. poz “тело”, чагат. и др. boj  “тело, телосложение, комплекция, рост”, “главная часть, величина, глубина”, алт. и др. poj, тат. buy, чуваш, porššə “величина” [18. С. 77].
71

Герм.: англ. body “тело”, древнеангл. bodig, среднеангл. bodi, древне-верхненем. potah, средневерхненем. botech “тело” [21. С. 54]. Следует отметить, что в германских языках в этом слове еще могло быть общегерманское δ.

Приведенная этимология имеет тот недостаток, что в тюркском слово представлено реально без суффикса. Очень возможно, что в германских языках оно прошло семантическую стадию: «труп», «объект физической расправы».

4. Тюрк *kyr “девочка, девушка”. Очевидно, более правильная реконструкция “ не приведенная выше традиционная, а *gyr, судя по тув. кыс (а не **хыс). Различие между пратюркскими *к и *g обычно восстанавливается на основании сравнения тувинско-карагасского и огузского: тув.-карагас. к ~ огуз. g < тюрк. *g, тув.-карагас. х ~ огуз. к < тюрк. к. Однако огузский материал в данном случае не может быть привлечен для сравнения, так как в огузском *g и *к перед гласным непереднего ряда нейтрализовались [22]. Туркм. kyz, якут. kus “девочка”, древнетюрк., древнеуйгур., среднетюрк. и др. kyz “девочка, девушка, дочь”, чагат., уйгур., таранч. qiz, «Kutadɣu bilig», алт. и др. kys; чуваш, xər то же [18. С. 269].

Герм: англ. girl “девочка, девушка”, древнеангл. gyrel, среднеангл. gerle, girle, gyrle “ребенок безотносительно к полу”, праангл. *gur-wil [23]. Фриз. gör “девочка”, померан. gоеr “ребенок”, древненижненем.  gor “ребенок”, швейц. gurre, gurli “девка”, норвеж. gorre, швед. диалект. garrä, gurre “маленький ребенок” [21. С. 213]. Согласно У. Скиту корень – неизвестного происхождения. Ср. фр. garce “шлюха”, которое вообще не имеет этимологии.

Фонема у, неизвестная германским языкам, была заменена на u. Эта этимология была бы очень хороша, если бы не выплывающее иногда по германским диалектам и во французском корневое а и часто встречающееся в германских языках значение «ребенок безотносительно к полу» [24. С. 960-963]. (Мотивировка заимствования та, что гунны брали европейских девушек в заложницы (concubines?)).

В обоих последних случаях в пратюркском, по традиции, восстанавливается долгий гласный, а в германских словах он краток. Возможно, прав И. И. Пейрос, предполагая, что в пратюркском различались не долготы, а фонации [25. С. 79-81].

5. Тюрк *koŋur “жук”: древнеуйгур. koŋuz, среднетюрк. koŋuz (Броккельман kuŋuz), МА [26] kuŋuz, чагат., уйгур., каз. koŋuz, таранч. tomuz, телеут. koŋyz то же, тат. kuŋyz “жук”, “майский жук”, кар. Т. коmuz “жук, червь”, ойрот. koŋos, туба, телеут. köz, ойрот. koŋos, чуваш, xəmər, ? якут. xomur-duoz, xoŋurduoz “дровосек, скрипун”, cerambyx [18. С. 281].

Слав.*komarь/*komarь: церков.-слав. комаръ, комарь, болг. комар “комар”, диалект. комар – темно-коричневый жук, появляющийся в сенокос, “овод”, “комар”, кумър – то же, “комар”, макед. комар “комар”, серб.-церков.-слав. комарь-мъшьца (“mosquito-mouse”, or “mosquito-muscle”), серб.-хорв. komar “комар, Culex pipiens L.”, Кöмар – фамилия, словен. komar, род. п. -rja – то же, чеш. komar “комар”, словац. komar – то же, верхнелуж. комор “комар, мошка”, нижнелуж. стар, komar, “комар, Culex L.”, старопол. komar, komor “комар”, пол. komar, стар. komor, диалект. kumor, chomor “комар, Culex”, kamor, древнерус. комаръ “ “комар”, рус. комар, диалект, комар \72\ “муравей”, комарь “комар”, “муравей”, кумарь “комар”, укр. комарь “комар”, диалект. комар “муравей”, белорус, камар “комар” [27. С. 169-171].
72

Существует несколько этимологий этого слова, которые вполне вероятны:
1) звукоподражательное, родственное лит. камане “шмель”, камине “дикая пчела”, древнепрус. camus “шмель”, слав. čьmelь, нем. Hummel “шмель”, средневерхненем. hummen “жужжать”;
2) от глагола ščemiti (Sl., Pol. “pinch”);
3) от слова *komъ “ком, рой, множество”;
4) родственное хетт. kammaraš “дым?”, “облако”, “пчелиный рой”.
Данное сравнение можно считать пятым.

Некоторые трудности вызывают соответствия гласных. Интересно колебание праславянском, что может указывать на мягкость r в тюркском, еще сохранявшуюся в то время. Интервокальное m в славянском может свидетельствовать о том, что ŋ| в булгарском тогда уже дало m.

6. Тюрк muŋ, buŋ: древнетюрк. buŋ, muŋ “несчастье”, чагат. buŋ “предел, ограничение”, среднетюрк. muŋ “усилие, нужда”, Ибн-Муханна muŋ, buŋ “нехватка”, древнеуйгур. muŋ, myŋ, buŋ “нужда, горе”, куманд. myŋ , уйгур., таранч. и др. muŋ “усилие, страдание, забота, горе, скорбь”, тат. məŋ “мука, страдание”, якут. muŋ “предел, граница”, тур. bön “дурак, ограниченный, глупый” [18. С. 344].

Слав. moka: рус. мука, укр. мука, старослав. мука, болг. мъка, серб.-хорв. мука, словен. mоka, чеш., словац. muka, пол. meka. Связь, устанавливаемая М. Фасмером с мука лит. mankyti “жать, давить, мучить” и другими, сомнительна [19. С. 6, 7; 28]. В славянском это слово приняло суффикс -ка, так как абстрактные существительные тяготеют к женскому или среднему роду.

Мука может объясняться как ностратическое слово. К тому же суффикс в славянском слове должен был быть не *-ка, а *-ъка, т. е. было бы **munъka, на что нам указала Ж. Ж. Варбот. Кроме того, заимствование абстрактных слов через голову конкретных весьма сомнительно.

Остается добавить, что muŋ ~ buŋчасто встречающийся в древнетюркских памятниках, –  это чуть ли не политический термин: elt buŋ iok [ki]rtäči sen buŋsiz  boltači sen “в племенном союзе [тюрков] нет печали” [29]; бгир ебдй кбДаш зеп еЫра [к1] Наш зеп Ьит^г ЬоКасТ з[еп] “Сам ты будешь жить счастливо, будешь жить в своих домах, будешь [жить] беспечально”[30]; бШкап |н о1ипр агр1з Вгкш 1заг пар Ьириу ро “Пока [ты, тюркский народ] пребываешь в Отюкенской земле и посылаешь [торговые] обозы [в соседние страны], у тебя нет никакого горя” [29].

*  *  *

То, что гунны “ народ восточного происхождения, сомнений не вызывает. Подавляющее большинство авторов находит преемственной связь между гуннами и хунну (сюнну, Hsiung) китайских летописей [31; 32; 33, С. 222-243]. Тем не менее в вопросе об этнолингвистической, принадлежности гуннов-хунну единство отсутствует. Одни авторы (которых большинство) отождествляют их с тюрками [31. С. 118; 32. С. 48], другие относятся к этой теории скептически [34] или отрицательно [35. С. 63-104]. Пуллиблэнк [36. С. 206-265], например, считает хунну енисейцами на основании анализа записанных китайскими иероглифами слов хунну. Но в то же время записанный китайцами стишок на языке \73\ хунну вполне читается по-тюркски [37. С. 3”11].
73

Во всяком случае, если хунну и не тюрки, то можно предполагать их тюркизацию при прохождении через территории, населенные этими народами.

В заключение мы искренне благодарим Е. А. Хелимского, указавшего на этимологию слова пчела, С. А. Старостина, который помогал нам при разборе гуннских слов в китайской записи (правда, результат этого труда не нашел отражения в данной статье), И. Г. Добродомова, давшего много ценных советов при написании статьи и указавшего на имеющуюся литературу.

ПРИМЕЧАНИЯ