Э. В. Севортян
Этимологический Словарь Тюркских языков
 (Общетюркские и межтюркские основы на гласные)
Институт языкознания, Академия Наук СССР
Наука, Москва 1974
© Издательство 'Наука', 1974

Links

E.V. Sevortyan, Etymological Dictionary of Türkic languages (Common Türkic and inter-Türkic vowel stems), http://altaica.ru/LIBRARY/ESTJA/estja1.pdf 44 Mb
E.V. Sevortyan, Etymological Dictionary of Türkic languages (Letter B) http://altaica.ru/LIBRARY/ESTJA/estja2b.pdf 29 Mb
E.V. Sevortyan, Etymological Dictionary of Türkic languages (Letter V, G, D) http://altaica.ru/LIBRARY/ESTJA/estja3.pdf 22 Mb
E.V. Sevortyan, Etymological Dictionary of Türkic languages (Letter Dj, J, Y) http://altaica.ru/LIBRARY/ESTJA/estja4zhj.pdf 19 Mb
E.V. Sevortyan, Etymological Dictionary of Türkic languages (Letter K, Q) http://altaica.ru/LIBRARY/ESTJA/estja5k.pdf 19 Mb
E.V. Sevortyan, Etymological Dictionary of Türkic languages (Letter Q) http://altaica.ru/LIBRARY/ESTJA/Estja6.pdf 2 Mb
E.V. Sevortyan, Etymological Dictionary of Türkic languages (Letter L, M, N, P, S) http://altaica.ru/LIBRARY/ESTJA/Estja7.pdf" 4 Mb

Posting Introduction

Из лексики разных языков давно известно, что обозначения многих жизненно первоочередных понятий, без которых человек не может обходиться уже на ранних ступенях своей социальной жизни, являются производными, образовавшимися от именных и глагольных основ, т.е. словами, которые могли возникнуть в языковом коллективе лишь в сравнительно позднхю эпоху его существования. Однако это обстоятельство не привлекало к себе особого внимания и не внесло заметных поправок в учение о словообразовании. Общее представление о производности многих из древнейших словарных единиц общеиндоевропейского лексического фонда осталось без существенных изменений. И если признание особой роли глагольного начала в истории словообразования, характерное для более ранней поры морфологических исследований в индоевропейском языкознании ¹²⁾ сменилось в первые десятилетия нашего времени выдвижением на передний план имени ¹³⁾, то в принципе ничего не изменилось, так как осталась неустраненной несовместимость глубокой древности многих реалий, обозначенных в словах, с относительной новизной морфологического строения таких слов.

Тюркское языкознание не составляет исключения в рассматриваемом вопросе, хотя состояние последнего в нем не тождественно положению в индоевропейском языкознании. В отличие от него в тюркологии лишь в первые десятилетия текущего столетия были сформулированы положения, касающиеся удельного веса глагола и имени в строе тюркских языков.

Классическое же тюркское языкознание, представленное школой В.В.Радлова, ограничивалось признанием исторического деления лексических основ тюркских языков на именные и глагольные без дальнейших уточнений, что сохранилось в общем и в последущее время и неоднократно формулировалось в теоретических работах.

В начале 1920-х гг. проф.  Жан Дени в своей “Grammaire de la langue turque" ¹⁴⁾ выдвинул положение, согласно которому господствующее положение имени составляет специфическую особенность тюркских языков. Этим были подытожены наблюдения в области тюркской грамматики, преимущественно морфологии, в значительной мере синтаксиса, накопившиеся прежде всего в русской тюркологии со второй половины 19 в. В этих наблюдениях был выявлен действительный факт главенствующей роли имени в историческом образовании глагольной парадигмы, следовательно, во всем граммагическом строе тюркских языков.

12) A.Pick. Vergieichendes Worterbuch der indogermanlschen Sprachen. Ein sprach-geechichtlicher Versucb. Abt. I.Göttingen, 1870, стр.934-935. “было время, когда язык, еще неспособный к образованию имен, состоял из глагольных корней, или праглаголов...” Много позднее о том же писал А.Мейе; “Форма с нулевой ступенью корня означала самое действие, выражаемое данным корнем...". Приведя примеры санскр. vak “слово” и лат. ибх “голос”, лат. 1йх “свет*, автор продолжает: "Здесь вскрывается самое существо индоевропейских корней, которые прежде всего обозначали действие" (А.Мейе. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков. М.-Л., 1938, стр.268.- Первое издание книги; Paris,1903).
13) В новейшее время эту мысль подробно развивал Э.Бенвенист; "Из всех предложенных теорий, касающихся глагола и глагольных окончаний, теория Хирта (см. Indogermaniache Forschungen, XVII, стр.36 и сл.), которая приводит к выводу об их именном происхождении, лучше всего согласуется с нашими предварительными замечаниями и с теми общими принципами, которые их обусловили” (Э.Бенвенист. Индоевропейское именное словообразование. М., 1955, стр.204).
14) J.Deny. Grammaire de la langue turque (Dialecte Osmanli). Paris, 1920, стр.13, примечание 2.
32

Положение Ж.Дени в дальнейшем было развито в исследовании К.Грёнбека “Der turkische Sprachbau" ¹⁵⁾, ставшем вскоре теоретической платформой западноевропейской тюркологии.

Однако ни грамматика проф. Ж.Дени, ни исследование К.Грёнбека не дали ответа на вопрос о древнейших отношениях между именем и глаголом, так как оба они имели в виду в первую очередь положение имени в предложении, в словосочетании, но не в системе частей речи.

На этот вопрос искал ответа другой тюрколог - проф. В.Банг. В соответствии с представлениями, распространенными в индоевропейском языкознании, В.Банг предложил в качестве объединяющей идею глагольного имени, в котором, по его мнению, совмещались глагольные и именные свойства. ¹⁶⁾

К понятию глагольного имени еще в середине прошлого века (19 в.) близко подошел Г.Курциус.но особенно глубоко и обстоятельно этот вопрос был разработан в русском языкознании в трудах А.А.Потебни. ¹⁷⁾

Не трудно, однако, видеть, что для решения вопроса о роли имени и глагола на древних ступенях словообразовательного процесса идея глагольного имени не может стать путеводной нитью, так как лексическую, да и грамматическую основу глагольного имени составляет все тот же глагол, а его именные свойства имеют не лексическое, а грамматическое содержание.

Между тем, некоторые факты из области тюркской лексики открывают иные возможности, иное направление, или путь для изучения и поисков решения рассматриваемого вопроса. В тюркском языкознании давно были замечены односложные омоформные основы, имеющие как именное, так и глагольное значения. Так напр., Л.М.Мелиоранский в своей магистерской диссертации отмечая, что “...в древности разделение корней на глагольные и именные не было так строго проведено в турецких языках, как теперь", что “...есть и теперь корни, имеющие двойное значение - глагольное и именное". ¹⁸⁾ Более полувека спустя, один из признанных теоретиков алтаистики проф. Г.Дж.Рамстедт также отмечал, что “имя может быть, так сказать, “конверсировано", т.е. применяться в роли глагола и не будучи снабжено каким-либо особым окончанием, как это часто имеет место, напр., в английском языке".¹⁹⁾

15) K.Grönbech. Der türkische Sprachbau. Köbenhavn, 1936.
16) W.Bang. Studies zur vergleichendea Grammatlk der Türksprachen. 2, Stück. Über das Verbum al- ’nehmen' als Hilfszeitwort. - SPAW, Jahrgang 1916, Harbband 2, 1916, p. 918.
17) А.А.Потебня писал: "Итак, первобытное имя-причастие могло равняться нынешнему причастию за вычетом из последнего между прочим категории времени и залога..; в языке, состоявшем по предположению кроме местоимений лишь из причастий и глаголов (т.е. verbtun ftnitum - Э.С.), оба эти члена предложения были дифференцированы гораздо менее, чем в нынешнем языке имя и глагол. Имя было, так сказать, гораздо предикативнее" (А.А. Потебня. Из записок по русской грамматике. I. Введение. II Составные члены предложения и их замены. Изд. 2-е испр. и доп. Харьков, 1888, стр.89).
18) Памятник в честь Куль-Тегина. - ЗBOPAO, XII, вып. 2-3. СПб., 1899, примечание 22.
19) Г.Рамстедт. Введение в алтайское языкознание. Морфология. М., 1957, стр. 179.
33

Еще раньше факты глагольно-именной омонимии отмечал В.Банг, ²⁰⁾ а позднее: К.Брокельман на материале памятников ²¹⁾ и другие авторы.

В результате наблюдений, которые проводились в разных языках и многократно повторяли друг друга, в тюркском языкознании накопилось некоторое количество глагольно-именных омоформ, большей частью односложных основ, к числу которых относятся приводимые в грамматических описаниях существительное köch (кöч) 'кочевка' и глагол köch- (кöч-) ’кочевать’, ’переселяться’, существительное toi (той) 'пир' и др. и глагол toi- (той-) ’насыщаться', существительное shish (шиш) 'опухоль' и глагол shish- (шиш-) 'пухнуть', tyn (тын) ’дыхание'* и tyn- (тын-) ’успокаиваться', ’отдыхать' и ряд других омоформ с аналогичным коррелятивным отношением, т.е. обозначение предмета/явления и параллельное обозначение в той же форме неразрывно связанного с ним процесса/действия.

Число подобных оморформ, приводимых в грамматических описаниях, обычно не превышает нескольких десятков. Да и в специальных исследованиях, где данному типу лексики отводится особое место, количество их доходит до 70 единиц, не больше. Однако при более внимательном сопоставлении слов, образующих гомогенные ряды, их число быстро возрастает и продолжает неуклонно расти по мере углубления морфологического анализа гомогенных слов.

Этимологический анализ общетюркских и межтюркских основ с затемненным морфемным составом показывает, что в большинстве случаев постоянным результатом этимологического исследования тюркской основы является омоформная пара, часто состоящая из односложной именной и глагольной основ. Среди них имеются и корни, фонетический облик которых в течение истории, вероятно, не претерпел существенных изменений. Почти регулярный характер этого явления выдвигает естественный вопрос: с чем мы имеем дело?

Накопившиеся к настоящему времени материал и наблюдения ведут к правомерному выводу о том,, что односложные глагольно-именные основы, в первую очередь корни, по-видимому, образуют подоснову большого числа неодносложных лексических основ, образуют подпочву, на которой лежит массив обще- или межтюркской лексики.

Лексический корень и понятие о нем в тюркологии существенно отличаются от того, что говорилось и говорится об этом в индоевропеистике. В продолжение всего XIX в. вопрос о лексическом корне оставался среди центральных проблем индоевропейского языкознания и к нему исследователи возвращались каждый раз вновь, как только в распоряжение науки поступали новые фактические данные об уже известных или вновь открытых индоевропейских языках.

Взгляд на лексический корень в индоевропейских языках, как известно, менялся несколько раз. Для теоретических представлений языкознания первой половины XIX в. с его признанием разных структурных типов языков (изолирующий, агглютинативный, флективный) как ступеней эволюции языков от низшего уровня к высшему было характерно понимание лексического корня как реального слова в истории индоевропейских языков. Такой взгляд на корень формулировался неоднократно в общем языкознании, он ясно изложен, в частности, у Макса Мюллера. ²³⁾

20) W.Bang. Vöm Köktürkischen zum Osmanischen. 2. Mitteilung. Uber einiğe schallnachahmende Verba... Zweiter Anhang. - APAW, phdl.-hist. K1., No 5, 1919, стр. 35
21) C.Brockelmann. Oettürkische Grammatik der ielamiechen Litteratursprachen Mittelasiena. Leiden, 1954, §147 d
22) Б.М.Юнусалиев. Кригизская лексикология (Kirgiz?), ч.1 (развитие корневых слов). Фрунзе, 1959, стр. 69-78.
23) “Теперь, если мы допустим, - писал он, - что каждый язык высшей формы (флективные) прошел через низшие формы, корневую и спайную, то, мне кажется, отсюда следует, что было время, когда простейшие элементы флективных языков, и именно корни, были настоящими словами и употреблялись как в языке, так и при процессах мысли, для всевозможных целей" (М.Миллер. Наука о языке (Новый ряд чтений Макса Моллера в Великобрит. Королевском ин-те в 1863 г.). Воронеж, 1868, стр.86).
“Принятие как общеиндоевропейских, так и специально греческих, славянских и, др. корней не заключает ни малейшего противоречия. В общих чертах те и другие совершенно сходни. Первые не в большей мере суть настоящие слова, чем вторые, так как ни те, ни другие не суть вовсе слова. Они - отвлечения, но добытые не из всего семейства слов..., а только из древнейшего члена семейства в отдельном языке, как напр., в греческом или во всем индоевропейском” (А.А.Потебня. Из записок по русской грамматике, I, стр.21).
34

Ко времени зарождения неофилологического (младограмматичесхого) направления он был сильно поколеблен и в дальнейшем оставлен. В индоевропейском языкознании укрепилось и приобрело почти всеобщее признание воззрение на лексический корень как на продукт сравнительно-исторического анализа, как на научную абстракцию. В русском языкознании среди первых работ, касавшихся рассматриваемого вопроса, этот взгляд получил свою наиболее полную формулировку у А.А.Потебни. ²⁴⁾ В наше время индоевропейское языкознание вновь возвращается к идее корня как исторического слова. ²⁵⁾

Второй важный вопрос, связанный с индоевропейским корнем, - его исконная глагольная или именная природа - был затронут выше (см. сноски 12, 13). В отличие oт индоевропейского языкознания в тюркологии не возникал вопрос об исторической реальности тюркского корня, его лексической функции, как единицы тюркского словаря. В тюркологии лекоический корень всегда рассматривался как слово наравне с остальными единицами словаря, но с определенными - в случае необходимости - поправками, касающимися морфемного состава односложной основы (типа bi-ch- (би-ч-) 'кроить', 'резать', yiu-k (йу-к) 'ноша', цор-п- 'бояться', ör-t (öр-т) 'степной пожар' и т.д.).

Так как морфемный состав многих односложных основ остается пока невыясненнym, термин “корень” не лишен условности. ²⁶⁾ Поэтому, строго говоря, в рассматриваемом здесь вопросе правомернее пользоваться термином “односложная лексическая основа". Значительная часть подобных односложных основ представляет собой вероятно корни и среди них глагольно-именные омоформные пары корней, составляющие центральный пункт настоящего раздела.

Уместно остановиться на некоторые вопросах семантики таких омоформных пар.

25) Э.Бенвенист, выдвинувший свою теорию индоевропейского именного корня, не ставит вопроса об его исторической реальности. Однако весь ход доказательств и рассуждений автора позволяет видеть в реконструируемых им ступенях развития лексемы от грамматически аморфного корня - когда он не имеет ни именного, ни глагольного характера - до именной и затем до глагольной основы проекцию реальных исторических процессов (Э.Бенвенист. Индоевропейское именное словообразование, стр, 201-204)
26) "Термины "корень”, "первообразное слово" и "непроизводное слово" имеют условное и временное значение. Несмотря на прозрачность тюркской морфологической системы, сравнительная грамматика алтайского языка не продвинулась еще настолько, чтобы всегда можно было знать наверняка, принадлежит ли данный элемент корню или он образует мертвую морфему (не ощущаемую более говорящим в качестве суффикса)" (J.Deny. Principea de grammaire turque. Paris, 1955, § 226).
О строении тюркских и тюрко-монгольских лексических корней подробные данные см. у В.Котвича (В.Котвич. Исследование по алтайским языкам. Пер. с польского. М., 1962, стр. 33-46).
35

Наиболее сущеотвенными и принципиальными представляются два момента:
I) отношения между именным и глагольным членами омоформной пары и
2) отношение омоформной пары к производит основам, образовавшимся от ее членов.
Между глагольным и именным членами омоформной пары существуют те же отношения, что и между глаголом любого аффиксального строения и производным от него именем.

Производное имя по отношению к производящей глагольной основе может иметь следующие типовые значения: название данного действия/процесса или его признака, название субъекта, объекта, орудия, результата, места и формы данного действия или признаков перечисленных категорий.

Точно такие же семантические отношения существуют между производящей основой глагола и образованный от него именем в индоевропейском словообразовании, что было замечено еще в прошлом веке ²⁷⁾ и затем неоднократно повторялось в научной литературе. Приведем несколько иллюстраций из материала тюркских языков.

[Unedited paragraph, light font]

В корневых омоформах оq- в лобнорском ио§ во всех остальных тюркских языках глагол означает “стрелять, а существительное - орудие действия “отрела”, более современное 'пуля; в омоформах ий в тувинском и ий- в ряде языков глагол означает “гнуть”, имя - “склон»; в омоформах kadh и kadh- (Kâsg. D.247) и**® означает “снежная бюря”, “буран, гибельный для человека*, глагол - “погибать от бурана” (в якутском - хай- “засыпать снегом* Пекарский    в омоформах йен и йен- имя означает “направление*, глагол - “направляться” (Yusuf ve Zeiiha, xxttr); в омоформах снк и сыц- имя означает в ряде языков “частый”, “густой”, глагол означает “сжимать»; омоформы хар и хар- в чувашском означают “сухой” и “засыхать”, “погибать»; ух и jx- в хакасском означают “слышать” и “ухо” и т.п.

В виду массовости описываемых фактов уже нельзя говорить о случайном совпадении именных и глагольных корней, как это считал К.Grönbech ²⁸⁾ и Г. Рамстедт ²⁹⁾, который наряду с этим признавал “конверсирование” имени в глагол (см. выше). Мы имеем дело не со случайными совпадениями, а, по всей вероятности, с системой словообразования, принадлежащей древнейшему состоянию тюркских языков. Об исторической продуктивности рассматриваемой системы свидетельствуют: первое - заимствования, второе - сосуществоване способа глагольно-именной омонимии с агглютинацией, иначе - аффиксацией, и третье - соотношение значений корневых омоформ и производных основ, образовавшихся от них.

I. В древних заимствованиях тюркских языков с определенной регулярностью наблюдается то же, что и в собственно тюркских глагольно-именных омоформах. Рядом с заимствованными именами (существительными или прилагательными) часто можно найти глагол в той же форме, хотя в языке-источнике глагола в этой форме нет. Так, рядом с аш “каша”, “еда”, заимствованным, видимо, из среднеперсидского, в некоторых памятниках юго-западных языков встречается глагол аш- “есть, давать есть”; наряду с арабским существительным ай(й)аш 'гуляка', “весельчак” (Баранов) в турецких диалектах Болгарии мы находим глагол айаш- “радоваться, веселиться“, отсутствующий в этой форме в арабском языке;

36

[Unedited paragraphs, light font]

рядом с арабским арбаб ’государственные советники” (»господа”, “главы” Баранов^ ^) в староузбекском (чагатайском) языке отмечен глагол арбад- “давать мудрые советы”, которого нет в арабском языке; наряду с заимствованным из пероидского языка агаз “начало” (оч/j^ = jl*T * ^ojUJ “начинать” Гаффаров 147), широко распространенным в литературных памятниках тюркского Средневековья, в комментариях к Корану в ХД-ХШ вв. встречается глагол азраз- “начинать” (Боровков ЛТ^); наряду с заимствованна из пероидского прилагательнш дильпур ’опечаленный”, “огорченный’ CJJj Гаффаров I344) в большом числе тюркских языков (турк., кар.т.у кир., ног., ккал., каз., тат., баш. и т.д.) распространен глагол делмур-~телмер—телмир- и т.д. со значением “тосковать”, “грустить*” “скучать” и т.д.; наряду с распространенным в тюркских памятниках xrv-xrx вв. персидским пара “кусок”, “часть”, “разорванный” (Гаффаров Ij2s) в “Сказании о пророках” Рабгузи (XIV в.) встречается глагол дара-»разрывать на части»; наряду с общеизвестным в тюркских языках прилагательнш азат “свободный”, заимствованным из персидского, в тех же средневековых памятниках можно найти глагол азат- “освобождать»; нАряду с широко распространенным арабским заимствованием ашык^ашук, и т.д. “влюбленный”, “любовник” в словаре Махмуда Кашгарского приводится глагол aşuk- “жаждать встречи, свидания с кем-л.» и т.д.

II. Еще больше примеров на параллельное существование словообразовательного способа корневой омонимии с агглютинативным словообразованием.

Под параллельным существованием или сосуществованием имеется в виду тот факт, что на последнем этапе своего функционирования глагольно-именная омонимия продолжала еще некоторое время давать словарную продукцию, но не в виде корней, а уже неодносложных основ, образованных способом аффиксации.

[Unedited paragraphs, light font]

Ср.: каты- “твердеть” (Ettuhfet.ıee) и каты “твердый” от основы—корня кат- “застывать”, “замерзать” в каз., кир., уз. и др.; jagH “враг” и    “враждовать” (Малов HMKg5); tary »зерно” и tary- “(за)сеять” (Zaj^czkowski Qutb-i72)î гаг. йакый- “приближаться” и йакын “близкий” в ряде язйков, образованный от глагольного корня йакг в том хе значении “приближаться”, в словаре Махмуда Кашгарского (KâSfe. d.751)j jVy aulak ►далекий”, “удаленный” и    aulalpıak “удаляться* (vâmbery ÖSpr.226^ uiag “ездовое животное” (любое) и jUNy uiaijma^ * ездить”, “садиться на лошадь”, “путешествовать” (v&nbery б8рг.22б);    ati^ ’известный”, “знаменитый” и jLL;1 atikmak “иметь известность”, “быть известным” (vAabery dspr.204); TYTYH- * дымить” в словаре Махмуда Кашгарского (KSSğ. D.gyş) и межтюркское tytyh “дш» от корневого глагола тут-, также означающего “дымить»; чув. хяйра * точило”, “бит-сок” [ср. jJ ka^yr “кремень”, “галька”, “кругляк” Houtama^., тув. хайыр “солончак” (в горах), як. хайыр “сплошной камень*, “булыжник»,.»скалы” Пекарский Ш3249З и хайра- “точить”, “тереть (что-л.) о поверхность точила* (ср.хак. хайыр- “точить”, “править”, “отбивать” - о косе); тяд” “всякая воткнутая в землю жердь, напр., коновязь” (и т.д.) и кыпчак. кзда- “вбивать”, “вколачивать” (Малов ЛЯ-дед); içkin “побег”, “росток” и içicin- “пересаживать молодые деревья* тур. диал. dd 2уы; тур. и др. утан- “стыдиться” и существительное утан в ряде языков, общий корень - ут “стыд” в турецком-и др.; тур. usan- “испытывать скуку” и usan *С1дгка” и т.д. ^

Образование глагольных значений рядом с именными значениями заимствованных слов и сосуществование корневого и агглютинативного способов словообразования принципиально отличаются от чисто корневого словообразования в его древнейшей фазе. Отличие состоит в том, что глагольно-именная омонимия в эпоху своего господства охватывала, по-видимому, весь прототюркский язык, тогда как в эпоху арабо-персидских заимствований система корневой омонимии была уже разрушена и ее угасающая продуктивность доживала свои дни в отдельных языках или диалектах. В целом же ее как системы уже не существовало.

37

III. Третьим доказательством исторической реальности корневой глагольно-именной омонимии можно считать тот факт, что семантика производных слов, образовавшихся от корневых омоформ, как правило, включает в состав своих значений или же просто повторяет основные значения омоформных корней.

[Unedited paragraphs, light font]

Несколько примеров. Существительное оцу ~ оку ~ оху и др. “чтение* в турецком, азербайджанском и т.д. и глагол оюг- ~ оку- ^ оху- и др. «читать* образованы от корневых омоформ 03 “крик” и 05- “читать” (Р 1^4); анкай- “зиять” в ряде языков образовано от корневых омоформ ag ’зияющий’ и ац- “зиять»; производное ора со значением “яма”, “ров* в ряде языков и памятников образовано от глагольного члена омоформной пары 0£ ~ ор-, в которых именной член также означает “яма”, “ров”, а глагол'02— “рыть” (яму и т.п.); ойуц со значениями “впадина”, “яма”, “выемка” образовано от глагольного члена омоформных корней ой~ ’выдалбливать’, ’рыть’, “копать” и ой “впадина*, “углубление”, “рытвина” и т.п.

Таким образом, разрушаясь, система корневой глагольно-именной омонимии передавала накопленные значения производным формам. Это - общая тенденция тюркского словаря, тенденция к сохранению жизненно важных значений в лексике, которая проявляется и в современном словообразовании.

Совпадение значений корня и его ближайшего производного открывает возможность пересмотра традиционного в монголистике воззрения на отношения между общими тюрко-монгольскими корнями-основами. Согласно этому широко известному взгляду, который неоднократно повторялся и иллюстрировался в трудах монголистов и алтаистов, ряд тюркских односложных корней восходит к двухсложным корням, сохранившимся в монгольском языке. Примеры общеизвестны.

Одвако в самих тюркских языках можно насчитать много десятков корней-основ, рядом с которыми существуют в том же или другом языке, часто в нескольких языках, те же корни-основы с добавочным гласным и без малейших изменений в значениях корней основ. Многие из таких основ с добавочным гласным явно восходят к односложным глагольным или именным корням. Возможно поэтому, что двухсложные монгольские основы, совпадающие с тюркскими односложнши корнями, следовало бы рассматривать в качестве производных, образовавшихся от односложных глагольно-именных омоформ.

К сожалению, в виду ограниченности сроков автору не удалось изучить материал алтайских языков под рассматриваемые углом зрения. Но первый же беглый просмотр одного из последних лексикографических пособий по монгольскому языку - монгольско-английского словаря Ф.Лессинга ³³⁾ сразу дал в руки ряд глагольно-именных омоформ, частью поздних по времени своего образования, к которым относятся:
38

[Unedited paragraphs, light font]

oil •водоворот»,и “пук волос” и oil- “кружиться”, “образовать водоворот” (Lessing^); *ty(n) / ет “черви”, “личинки” и ^ty-/ етех “развиваться”, “появляться” (о личинках)’ (Lessing^); ого “место”, “постель” и т.д. и oru- “входить”, “идти нарюто’, /приходить в состояние/положение' (таи же, 620); uvzi ’рожок/бутылочка дяя кормления' (кладенцев) и uYzl - ’кормить младенца из бутылочки* (там же,865); «■к? (утку) / унх *1уоок”, 'куоочек', “глоток* и в той же форме глагол со эначе-||вем 'закладывать в рот*, ’захватывать ртом*, 'накоплять*, 'собирать* (там же. 1313” 1007) и др.

Подобные примеры из монгольского говорят о том, что и в монгольской лексике могут быть лексические отношения, аналогичные указанным выше.

Довольно много глагольно-именных омоформ встречается в ламутском (эвенском) языке ³⁴⁾.

Как же следует рассматривать описанную корневую глагольно-именную омонимию, систему глагольно-именных корней в тюркских языках, как следует определять ее историчесхое положение? Можно было бы признать ее всего лишь тюркской разновидностью способа конверсии, в наиболее развитом виде в индоевропейских языках предоставленной в английском, но известной и в некоторых других европейских языках, правда, в неполном виде.

Согласно распространенному представлению конверсия (from the Frisian-Anglo-Saxon morphology) в английском языке начинает складываться в конце XIII в. и постепенно развивается, дойдя до своего современного состояний ³⁵⁾. Конверсия в английском - явление развивающееся, но не умирающее. В тюркских языках картина прямо противоположная. Наибольшее развитие и господство способа корневой глагольно-именной омонимии относится к глубокой древности. Не случайно поэтому, что большую часть корневых глагольно-именных омоформ удается вооотановить лишь путем сравнительного или этимологического анализа.

По направлению к нашему времени роль способа корневой омонимии убывает. Он сохраняет еще некоторую продуктивность в эпоху средневековья, а затем как способ словообразования постепенно разрушается и сходит на нет. Остатки этой последней фазы обнаруживаются в памятниках или в современных языках вместе с их диалектами.

Таким образом, описанная система действовала на такой ступени грамматического развития тюркских языков, когда еще только складывались элементы глагольной парадигмы, без которой современная конверсия невозможна.

Древняя глагольно-именная омонимия в тюркских языках не может рассматриваться как специфически тюркская черта. В более широких масштабах и более регулярно, глагольно-именная омонимия как живая, еще действующая система свойственна (besides English) ряду генеалогических общностей. В науке давно известна, по крайней мере еще со времен В. Гумбольдта ³⁶⁾, и неоднократно описывалась, правда, не очень обстоятельно, система глагольно-именной омонимии в австронезийских языках. В целом ряде грамматик или грамматических работ, напр. по индонезийскому языку, выходивших у нас и за рубежом, это явление отмечается как пока действующая система рядом с агглютинацией.

34) J.Benzing. Lamutische Grammatik mit Bibliograpiıie Sprachproben und Glosear. Wiesbaden, 1955, стр. 139-248.
35) H.H.Амосова. Этимологические основы словарного состава современного английского языка. М., 1959, стр.83; С.М.Костенко. Конверсия как способ образования глаголов от имен существительных в английском языке. Автореф. канд. дисс. М., 1955, стр 11. - Существуют мнения и о более раннем происхождении английской конверсии.
36) W.von Humboldt, Über die Kawi-Sprache auf der Ineel Java... Bd; 1-3.Berlin, 1836, 1838, 1839. - В середине прошлого века М.Мюллер писал:,"В полинезийских языках почти каждый глагол может употребляться как существительное или как прилагательное без всяких внешних изменений... (М.Миллер. Указ.соч., стр.84). Cм. также: G.von der Gabelentz. Die Sprachwissensehaft, ihre Auf gabe, Method en und bisherige Ergebnisse. Leipzig, 1891. — В современных работах особо подчеркивается мысль о необходимости более гибкого применения понятий глагола и имени к живым языкам, где подобное деление весьма условно (см. A.Martinet. Elements de linguistique generale. 24d. Paris, 1961, стр. 142).
39

О корневой глагольно-именной омонимии в тюркских языках правомерно сказать, что она как система словообразования принадлежит далекому прошлому тюркских языков; правильнее будет рассматривать ее не как конверсию, а как выражение лексикоморфологического синкретизма, свойственного более ранним ступеням структуры тюркских языков. Нельзя вместе с тем исключать и того, что древняя глагольно-именная омонимия в более поздние эпохи в отдельных тюркских языках (в турецких диалектах, староузбекском и др.) могла иметь тенденцию к перерастанию в конверсию, но последняя не получила в них развития.

Так как корневую глагольно-именную омонимию можно рассматривать в качестве подосновы тюркской лексики агглютинативного типа, то было бы правомерно отнести ее к фактам доагглютинативного словообразования, которому в таком случае должно было бы соответствовать иное, доагглютинативное состояние тюркских языков.

К сказанному можно добавить, что стратиграфию большой массы обще- и межтюркской лексики следовало бы начинать с пласта глагольно-именных корней, на котором располагаются последующие лексические пласты.

В изложенном выше содержится ответ на поставленный вначале вопрос о противоречии между социальной и биологической первоочередностью реалии и отражающего ее понятия (или представления), с одной стороны, и относительно поздним ее неодносложным словесным обозначением в лексике тюркских языков - с другой. Корневая глагольно-именная омонимия описанного типа снимает это противоречие, так как под слоем относительно поздно образованных слов, передающих понятия первой необходимости, вскрывается их глагольно-именная корневая подоснова.

Из сказанного о древней корневой глагольно-именной омонимии будет правомерным вывод о том, что в этимологическом анализе тюркских основ глагольно-именные корни должны быть постоянно в поле внимания.

Этимологический анализ

Основной задачей и основным результатом этимологического исследования является выяснение исходного морфо-семантического состава и строения исследуемой основы, ее древнейших форм и значений или ее языковой принадлежности (происхождения). Как то, так и другое сопряжено с определенными трудностями. Последние разнообразны, многие из них окказиональны, однако некоторые трудности носят постоянный характер, так.как они связаны с выполнением определенных принципиальных требований, к важнейшим из которых относятся:
1) выявление различительного признака, во которому образовалось название данной реалии;
2) выяснение внутренней формы, иначе семантического строения названия реалии;
3) выяснение корневой морфемы этимологизируемой основы, очень часто неясной.

Что касается предполагаемой аффиксальной морфемы в этимологизируемой основе, то для нее почти всегда можно найти соответствующий показатель в известных науке словообразовательных моделях.

Этимологические Словари

Yegorov V.G. Etymological Dictionary of Chuvash Language. Cheboksary, 1964.
Clauson S.G. Etymological Dictionary of Pre-Thirteenth-century Turkish. Oxford, 1972.
Sevortyan E.V. Etymological Dictionary of Türkic languages. Mosow, 1974 http://turkoloji.cu.edu.tr/ESKI TURK DILI/erhan_aydin_clauson_etimilojik_sozluk_yenisey_yazitlari.pdf (in Turkish).